Испорченный праздник

Испорченный праздник

– В один прекрасный день у меня просто не выдержали нервы, – говорит осужденный Г. – И когда мне попал в руки нож – это судьба…

Оставив лежащего в коридоре тестя, он зашел в комнату и сказал: «По-моему, я его убил».

Осужденный Г.

– В колонию я попал за убийство, которое совершил полгода назад. Следствие прошло быстро, потому что я был полностью в признании. Я знаю людей, которые по три года находятся под следствием, поскольку не соглашаются с обвинениями. А я сразу согласился. Осудили меня на девять лет лишения свободы. Когда освобожусь, мне будет сорок семь лет.

– Откуда вы родом?

– Из Красноярского края. Правда, родился я в Амурской области. Но мне был один год, когда мать привезла меня в Красноярский край. В общем, в Красноярске я и вырос.

– Где вы работали?

– В УВД. Ездил сопровождающим в поездах – в составе наряда милиции. Пресекали беспорядки, пьянки.

– Какие-то интересные случаи по работе запомнились?

– Да не было ничего запоминающегося.

– Оружие применяли?

– Мы ездили безоружными.

– В каком звании вы были?

– Я рядовой.

– Сколько вы прослужили в милиции?

– Два года.

– До работы в милиции чем занимались?

– Я десять лет на заводе отработал. Наступила перестройка, и нашу бригаду сократили. Мы оказались в административных отпусках. Вот, значит, работы нет, а мне предложили друзья, которые отработали в милиции по многу лет, пойти в милицию. Работа оказалась интересной – ездить, сопровождать… Мне понравилось. А в колонию я попал по бытовой статье. Тесть у меня… с последней женой, со второй, с первой я развелся… он сильно пил, часто очень, ну и жить не давал. В течение пяти лет я все это терпел, устал бороться с ним. Ну… как объяснить, что произошло. Это дело случая. У меня все это произошло совершенно случайно. Была очередная пьянка. Он на меня кинулся в драку. И случайно – просто чисто случайно – мне попал нож в руку. И я им ударил. Я его ударил восемнадцать раз. Я не помню, как вообще-то все это было. Куда я его бил… я просто не помню. В себя я пришел в тот момент, когда он уже упал.

– А жена была дома?

– И его жена, и моя жена – его дочь – обе дома были.

– Они пытались вас разнимать?

– Нет, все это произошло так быстро… Мать спала, а моя жена была в другой комнате.

– Она слышала крики?

– Вот именно, что он не кричал. Она только слышала шум. Но поскольку эти постоянные ссоры и ругань продолжались в течение пяти лет… то есть он как напьется, и начинается: не так ходишь, как говорится, не так летаешь… Придирался практически ко всему. И это в течение пяти лет, и почти каждый день. В квартире, в которой живешь. Пропадает желание вообще идти домой. Но приходится, так как – семья. Конечно, надо было вовремя уйти, пытался… Были варианты снять квартиру, но моя жена боялась оставить мать с ним.

– Дети у вас были?

– Да, был ребенок, двенадцати лет. У меня от первой жены еще ребенок. Мой родной сын. У второй-то был мне неродным.

– В народе говорят: все мы сильны задним умом. Как вы уже сейчас, спустя полгода, расцениваете то, что произошло тогда с вами?

– Ну, я все помню. Я сам же вызвал милицию, дождался, признался. Ничего не скрывал. И нож был на месте. Я сразу написал явку с повинной. И меня увезли в ИВС, там я пробыл десять дней. На одиннадцатый день увезли в СИЗО. Похоже, это судьба. Потому что я по-всякому пытался уйти от этого. Раньше я и милицию вызывал домой. До такой степени уже доходило, что к нам домой милиция просто не приезжала. Почему? Да потому, что очень часто вызывал. А что толку? Его заберут, он утром приходит, еще больше гонора, мол, штраф надо платить, давайте мне деньги, пойду уплачу. А вместо этого опять напивался, опять скандалил. То есть еще хуже получалось. Он жену свою пытался бить, даже не то что пытался, он в трезвом-то виде периодически ее бил… Ну, такой человек. На суде его жена, его сын и его дочь – моя жена – все они были на моей стороне. Претензий ко мне не имели и говорили только в мою пользу. Жена ездила ко мне в СИЗО, передачи привозила. И сейчас пишет письма. Моя теща тоже сама мне привозила передачи. И вообще, у меня была надежда, что на суде мне дадут не так много.

– Какие обстоятельства вы считали для себя смягчающими?

– Ну, не знаю, если смотреть по Уголовному кодексу, то у меня все обстоятельства были смягчающими. У меня получился нервный срыв. Все это накапливалось, накапливалось, и в один прекрасный день просто сорвался. Когда мне попал в руки нож – а он ко мне именно попал – это судьба… Вот у меня – действительно судьба! Я был в комнате, слышу, он на кухне кричит. Я уже привык к этому, и внимания не обращал. Потом он начал ломать мебель – кухонный стол. У меня уже нервы не выдержали, я захожу на кухню и говорю ему: «Ты бы хоть на праздник не портил нам настроение». А было как раз 1 Мая. И я продолжаю ему говорить, мол, зачем ты кухонный стол разломал. Попытался с ним нормально поговорить. Но это бесполезно… Я уже раньше сколько раз пробовал говорить с ним – бесполезно! И я пошел. У нас, как выйти из кухни, был небольшой коридорчик. В этом коридорчике стояла тумбочка, а над тумбочкой – зеркало. Он меня догоняет в коридоре и кидается в драку. И прижимает именно к этой тумбочке. А на ней лежал самодельный ножичек, который обычно носил с собой ребенок – он играл им во дворе с другими подростками в ножички. И вот я уперся рукой в эту тумбочку, и как раз – на нож! Как будто специально… И у меня сразу же, не знаю даже, как это назвать, перемкнуло что-то. В общем, я не помню, как все произошло. Я только начал приходить в себя в тот момент, когда он уже упал. Я тогда пошел в комнату и сказал: «По-моему, я его убил». Реакция родственников была бурной… Шок! И он родной им человек, и я вроде бы родной. Но все равно реакция была, в основном, не в его пользу. Да и вообще дело было совсем в другом, в том, что они теперь оставались одни. Себя же я не оправдываю. Да, виноват. Да, не сдержался. Я когда находился в СИЗО, то убедился, что процентов девяносто сидят за дело. Но есть и такие, кто сидит ни за что. А таких всего десять процентов. Я вам расскажу такую историю. Перед самой отправкой в колонию я познакомился в красноярском СИЗО с молодым парнем. Он окончил школу милиции, получил звание. Работал дознавателем. Его подставили. То есть он кому-то помешал, занимал должность, которая кому-то потребовалась. Там вообще не было состава преступления. А ему приписали взятку. Он задержал человека с пистолетом в руках, потом отпустил его. Уголовное дело не заводилось, потому что был отказной материал. Что происходит дальше? Этот человек приходит и предлагает ему взятку. Он доложил своему начальству, мол, что ему предлагают взятку. Начальство никаких действий не предприняло. И вот в один прекрасный день заходит в кабинет человек, кладет деньги на стол и быстро уходит из кабинета. Следом уже заходят, как их там правильно называть, по надзору за милицией. Ну вот, факт налицо: деньги на столе. Единственный плюс – не было отпечатков пальцев.

– Давайте поговорим о тех девяноста процентах, которые попадают за решетку за дело.

– Ну я ведь сидел в СИЗО в камере для бывших сотрудников. Так что говорить могу только о сотрудниках правоохранительных органов. Люди разные, как и среди гражданского населения. Но сотрудник милиции, который идет на преступление, хуже в том, что он использует форму, использует власть.

– Используя форму, он, возможно, надеется, что благодаря этому уйдет от ответственности?

– Нет, об ответственности он не думает.

– Попадали в вашу камеру какие-то высшие чины?

– Нет. В основном, рядовые. Были и офицеры, но значительно меньше.

– В отношениях рядовых и офицеров присутствовала какая-то субординация?

– Нет, в тюрьме все одинаковы.

– Может быть, кто-нибудь пытался поставить себя выше других?

– Да там не поставишь…

– Почему?

– Просто отвернутся от него, и кто его будет слушать – никто. Хотя можно и совсем не общаться. Специально никто ни к кому не лезет. Все думают об одном: как отсидеть срок.

– На вашей работе как расценили происшедшее? Что написали в характеристике?

– А я не работал в последнее время в милиции. Я не с погон в тюрьму попал. Уволился из милиции – сам ушел. На тот момент у меня было, можно сказать, частное предпринимательство. Но я не успел его зарегистрировать. В общем, в уголовном деле я фигурировал как безработный.

– В чем заключалось ваше частное предпринимательство?

– Я кормил людей. Делал дома пирожки и развозил по офисам, возле которых нет столовых. Приходилось много ездить, искать клиентов, договариваться, принимать заказы – дело хлопотное. Но окупалось с хорошей прибылью. Я прожил с этой семьей пять лет. Я ушел от первой семьи и оставил им все. То есть оставил все сыну – у меня сын уже взрослый, ему сейчас девятнадцать лет. Квартиру, дачу оставил. Собрал сумку и ушел. Первая жена не хотела со мной разводиться. Она развелась, уже когда меня посадили в СИЗО. Что я потерял, когда меня посадили? В материальном плане – свое предприятие. Которого я добивался. Которое я налаживал. Удар для меня большой. Я потерял все, что создавал своими руками. К чему стремился. О чем мечтал. Хотя я всегда был уверен в себе, и я всегда знал, что в тюрьму я никогда не попаду. Я был в этом убежден, потому что был законопослушным гражданином. На суде удивлялись: «Как же так, у тебя даже никогда не было приводов в милицию». Никто не верил, что я мог такое совершить. С моей стороны это все произошло неумышленно. Хотя считается умышленным убийством. Я его убил… Убил!.. На суде подтвердилось, что он пил часто, скандалил. Пять лет я терпел… и моральное унижение – как только грязью меня не поливали. Но я терпел, потому что любил эту женщину, хотел с ней жить, жить семьей… И уходил я, просто не выдерживал. Может быть, и в этот раз тоже надо было к кому-то уйти в гости – к кому-нибудь из друзей. Я бы ушел, но не успел.

– Иногда убийцам снятся их жертвы…

– Самое удивительное, мне он ни разу не снился. Хотя у меня были… сомнения. Просто я не имел права лишать жизни человека. Вот это меня угнетает. И всю жизнь будет угнетать. Я не раз думал об этом. На свободу я выйду только через девять лет!.. И в таком возрасте… Тут есть о чем подумать. Я выйду, и буду никому не нужен. Женщина, с которой я жил, она девять лет меня ждать не будет. Ребенок вырастет, у него появится своя семья. Я ему дал какую-то базу, остального в жизни он будет добиваться сам. И когда я выйду на свободу, приду к нему, он скажет: «Извини, но когда я добивался всего этого, тебя рядом со мной не было». Такая вот ситуация. Куда идти? К матери? Она живет у моей сестры, там без меня тесно. И где гарантия, что я, когда выйду, не совершу новое преступление? Потому что я потерял все: жену, квартиру, машину, гараж, дачу. С чего начинать жизнь на свободе? Вставать в очередь на биржу труда? Или открывать свое дело? Не так это просто… Любое дело начинается пусть с маленького, но криминала. И я тоже, когда делал пирожки, оформил документы на тещу, потому что пенсионеры не платят налоги. Святых людей нет. Просто возникают ситуации, когда без криминала не обойтись. В такие условия нас поставило современное государство. Я как человек, поживший в совдеповские времена, скажу так: в то время я никогда не думал искать на стороне какую-то работу. Где можно подработать, чтобы принести домой побольше денег, я не думал… Я знал, что мне на производстве заплатят вовремя зарплату. И такую зарплату, на которую я могу, там, съездить… ну, прокормить семью свою. Если мне это надо, я просто пойду и устроюсь еще на одну работу. И буду работать. А как сейчас происходит, в наших условиях? Молодой человек оканчивает школу. Хорошо, если у его родителей есть возможность содержать его в институте – он поступает и учится. А если нет возможности? Надо идти работать. Но куда? В коммерцию? Сейчас столько конкурентов, что выбиться просто невозможно. Надо где-то что-то делать… все это идет через нарушение закона. Молодежи сейчас особенно трудно. Раньше молодой человек мог прийти на завод, у него была цель, он знал: пусть через десять лет, но он заработает квартиру. Сейчас все заводы закрыты, зарплату нигде не платят. Чтобы открыть свое дело, нужен первоначальный капитал. А где его взять? Опять надежда на родителей…

– Когда человек вырастает, он уже сам должен помогать родителям.

– Вот поэтому у нас и преступность сейчас растет. Это очень серьезный вопрос. Человек еще не смог встать на ноги, а родители ему уже становятся помехой. Очень много таких преступлений… Это тоже своеобразный итог проводимой государством политики.

– Однако роль личности нельзя недооценивать. Фактически человек сам себя сажает в тюрьму: сначала он совершает преступление, а потом уже государство его наказывает.

– Если говорить о наказании, то мне кажется, что каждый человек, попадая в тюрьму, задумывается о своем преступлении. Я не встречал еще ни одного человека, который бы пришел и хвалился: «Да я, там, убил пятерых». Все осознают свою вину. Каждый переживает. Я сейчас думаю, какой вред я принес той семье, в которой совершил убийство близкого человека. Как она – женщина, с которой я жил, сейчас будет зарабатывать деньги? Хорошо, если она где-то устроится. Хорошо, если, пойдет у нее дело. А если не пойдет? Я сломал ей жизнь. Себе-то я не сломал: я проживу здесь. Государство меня здесь обеспечит. У меня девять лет срок, я этот срок вполне выдержу. Я нормальный, физически развитый, здоровый человек. Я просуществую здесь. Мне большого вреда это не принесет. Может быть, только в моральном плане.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.