«Русский вопрос» среди «нерусских вопросов»
«Русский вопрос» среди «нерусских вопросов»
Будучи лишен сильных сторон советского проекта – интегрирующего «гражданского культа», – российский ремейк повторяет его слабые стороны. В частности – политику в отношении национальных республик и диаспор, о чем уже было сказано выше.
Если принять всерьез идею единой гражданской нации, то первая ее аксиома будет гласить, что никаких других наций внутри этой нации нет и быть не может. Могут быть этнические группы, полностью отделенные от государства. Но в советское время они искусственно выращивались в «социалистические нации», сегодня они заняты активным строительством собственных национальных государств под «зонтиком» РФ. Где-то этот процесс идет демонстративно и вызывающе, как в Чечне, где-то более осторожно, но не менее упрямо, как в Татарстане или Якутии. Существование республиканских этнократий прямо противоречит декларируемому гражданскому единству.
Еще меньше единства на уровне общества. Мы часто забываем о том, что гражданская нация требует не менее интенсивной общности и даже однородности, чем этническая. Это однородность политической культуры и гражданского сознания. Есть ли она между разными частями «российской нации»? К сожалению, нет, особенно если иметь в виду ее северокавказскую часть. И речь не просто о правовом нигилизме, а об определенном кодексе убеждений, для которого альтернативные «законы» (законы шариата или условные «законы гор» как совокупность неформальных традиционных норм) действительно выше гражданских. Этот разрыв в правовой и политической культуре не только не сокращается, а нарастает (по мере вымывания из элит горских народов остатков советской интеллигенции).
Иными словами, проект российской гражданской нации спотыкается не о «русский вопрос», а о совокупность громко поставленных «нерусских вопросов». Именно они его перечеркивают. И это закономерно. Интеграция меньшинств оказывается невозможной, если нарушена интеграция большинства.
Мы видим это и на примере европейских государств. Они зашли достаточно далеко в попытке вынести за скобки идентичность титульных наций, запустив «политкорректную» цензуру школьных программ, политической лексики, массового искусства. Цель этой политики состояла в том, чтобы сделать интеграцию более приемлемой для меньшинств. Но она имела строго обратный эффект. Общество, из которого изъят культурный стержень, обладает даже не нулевым, а отрицательным ассимиляционным потенциалом. Оно не вызывает желания стать его частью. Напротив, оно вызывает у меньшинств желание заполнить возникшую пустоту своими этническими и религиозными мифами (отсюда такой всплеск «фундаментализмов» и «этнизмов» внутри западных обществ). А у большинства – бегство в субкультуры или апатию.
Иными словами, сильная, пусть и чужая для меньшинств национальная культура способна обеспечить их интеграцию в гораздо большей мере, чем пустота, возникающая на ее месте.
В нашем случае это вдвойне верно, учитывая, что русская культура для большей части народов России совсем не является чужой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.