Приватизация: «Отпилим себе еще немного Родины»?

Приватизация: «Отпилим себе еще немного Родины»?

Е. ЧЕРНЫХ: — Итак, нас ждет вторая волна приватизации…

М. ДЕЛЯГИН: — Если быть точным, это уже четвертая волна.

Е. ЧЕРНЫХ: — Ну, когда те волны были! Все про них забыли. Вторая — звучит красивее. И в духе времени. Все ждут вторую волну кризиса — так ударим по ней второй волной приватизации!

М. ДЕЛЯГИН: — Полностью согласен. Было бы здорово заменить вторую волну кризиса хотя бы второй волной приватизации.

Е. ЧЕРНЫХ: — И какой она будет, эта «вторая» волна?

М. ДЕЛЯГИН: — Правительство Российской Федерации приняло решение по поводу приватизации в предельно забавной форме. Это не жесткий документ, он не предусматривает приватизацию тех или иных объектов любой ценой. У него совершенно замечательное название, даже слово «программа» взято в скобки, а точное название: «Прогнозный план приватизации».

Е. ЧЕРНЫХ: — То есть, это будет не так жестко, это не новая коллективизация?

М. ДЕЛЯГИН: — Это не как в 1993 году, и не как в 1995–1997 годах. Это мягко и вроде бы необязательно — мол, давайте посмотрим, как дело пойдет, а там по ходу уже сориентируемся.

Правда, наблюдателей не то чтобы взволновало или разозлило, но, как минимум, удивило серьезное различие показателей. Сначала ведь очень жестко говорили про 77 млрд руб. доходов от приватизации. И потом вдруг — бац! — и ожидается лишь 18 млрд руб., вчетверо меньше.

Но здесь на самом деле нет никаких «подводных камней». Дело в том, что в эту программу не включены стратегические предприятия. Даже Пятая территориальная генерирующая компания, то есть объединение электростанций, которое предполагается приватизировать, будет, как отмечено в программе, приватизироваться по отдельному решению правительства. Поэтому 18 млрд руб. — это ожидаемые поступления в бюджет без учета продажи стратегических предприятий. Вопрос о них, как отмечено в программе, будут решаться отдельно и президентом. Это правильно, потому что стратегические предприятия — слишком важные объекты.

А приватизация стратегических предприятий может принести примерно 55 млрд руб. — и в целом, значит, общий доход, если их продадут, может быть 73 млрд руб. То есть в целом это сравнительно рациональный подход, и рвать на себе волосы не нужно.

Е. ЧЕРНЫХ: — А уже рвут: «Караул! Новая распродажа Родины грядет!»

М. ДЕЛЯГИН: — Ну, у кого-то, значит, шерстистость чрезмерная. Хотя, конечно, есть некоторые вещи, по которым стоит порвать волосы, и не только у себя на голове. Но это обычные плоды бюрократического энтузиазма и либеральной идеологизации. Я говорю о другом: то, что нет категорического указания любой ценой продать кому угодно и за любые деньги те или иные активы — уже хорошо.

Конечно, при чтении перечня задач государственной политики в области приватизации возникают, как бы помягче выразиться, вопросы. Например, первой целью приватизации названы структурные преобразования. А ради чего структурные преобразования — «догадайся, мол, сама». Например, если структурное преобразование производится в редакции газеты, то понятно, что оно делается ради чего-то: повышения популярности и тиража, снижения издержек, освоения каких-то новых сфер, о которых раньше не писали. А здесь об этих целях стыдливо умалчивается.

Зато уже вторая цель приватизации названа абсолютно честно. Цитирую: «формирование интегрированных структур в стратегических отраслях экономики». Совершенно непонятно, почему такие структуры должны быть обязательно частными. Вполне допускаю, что во многих сферах, например, в атомной отрасли, наоборот, для создания «интегрированных структур» надо кое-что выкупить у частников, а у нас и там продолжается приватизация.

Но здесь, по крайней мере, хоть логика понятна.

Е. ЧЕРНЫХ: — Расшифруйте.

М. ДЕЛЯГИН: — Разные частные компании в ходе предыдущих волн приватизации, да и просто передела собственности, в том числе и «дикого», нахватали себе разные объекты. В результате структура многих из них оказалась разбалансирована. Ярче и раньше всего это проявилось у нефтяников: у одних компаний мало добывающих мощностей, у других — перерабатывающих, у третьих — сбытовых.

Чтобы компании различных отраслей стали сбалансированными, то есть, чтобы имели в своем составе то, что им нужно, недостающее может продать государство. Чтобы они могли спокойно работать, были интегрированными, чтоб им не нужно было бегать с протянутой рукой и искать: а нет ли у вас дополнительных мощностей переработки, а у вас сырья, а у вас металлоломчика. Чтобы они были сбалансированы и хорошо себя чувствовали.

Я бы, конечно, при составлении подобных программ предпочел, чтобы на первом месте все-таки были интересы общества и государства, да и на втором месте тоже. Ну, именно поэтому, вероятно, не я такие документы и составляю, для текущего момента это естественно. В конце концов, все написано внятно, четко, понятно, и написанное можно обсуждать.

Дальше, в качестве третьей задачи приватизации, говорится о продаже имущества, не задействованного в обеспечении и осуществлении государственных функций и полномочий. Это, грубо говоря, сброс лишнего, которого действительно очень и очень много.

Ну, в самом деле, зачем федеральному правительству нужно четыре тысячных процента акций какого-то там весьма среднего банка? Это бессмысленно. На самом деле, вполне достаточно иметь в госсобственности блокирующие пакеты акций системообразующих банков: ВТБ, Сбербанка, Россельхозбанка, Внешэкономбанка. Этого достаточно, остальные должны быть частными, здесь нет проблемы.

Когда выясняется, что в каком-то банке государству принадлежат сотые и тысячные проценты акций, вопрос один — как это образовалось, почему эту унылую обузу до сих пор не сбросили, и как наказаны виновные? Ясно же, что эти крошки на политику банка никакого влияния не оказывают.

Сразу возникает вопрос, а какой же это чиновник рулит от имени государства, и что он с ними сделает? Хотя, скорее всего, они просто валяются, никому не нужные, с девяносто забытого года. И, если уж виновных ни в чем никто не то что наказывать, но даже искать, похоже, не собирается — продайте эту ахинею и дело с концом.

Е. ЧЕРНЫХ: — По-вашему, сброс — это правильно?

М. ДЕЛЯГИН: — Сброс ненужного — правильно. Другое дело, что сбрасывать нужно действительно лишние активы, действительно обузу. Ну, не нужны Российской Федерации, федеральным властям буксиры, или отдельные автобусы, или столовая. Если это нужно местным властям, пусть забирают местные власти. Если местные власти слабенькие, а столовая имеет важную социальную нагрузку, пусть губернатор забирает в региональную собственность — разбирайтесь сами. Но федеральным властям это сто процентов не нужно.

Е. ЧЕРНЫХ: — Неужели такие случаи есть?

М. ДЕЛЯГИН: — Есть. Если начать читать список подряд — много поводов для веселья. Вот, открываю на первой попавшейся странице, закрыв глаза, тыкаю пальцем. Пожалуйста: НИИ меховой промышленности, город Москва — он на 34 % государственный.

Понимаю, что, возможно, у кого-то где-то есть представление о политике возрождения меховой промышленности и развития науки в этой сфере. При изучении бюджета это кажется ну очень смешным, но можно признать, что это будет, допустим, шестым направлением модернизации.

Но, во-первых, это значит всего лишь, что с ним будет то же, что с остальными пятью. А с другой стороны, с 34 % там ничего, кроме блокирования всех ненужных решений, при помощи акционерных механизмов сделать нельзя. Неакционерными механизмами сделать можно, но они прекрасно работают, как мы знаем, и по отношению к совершенно частной собственности.

Так зачем эти акции нужны?

Но, с другой стороны, есть функции, которые находятся в исключительной сфере компетенции государства, которые частный бизнес просто не потянет. И если под разговор о «лишнем» распродавать и их тоже, то это будет принципиальной ошибкой, возвратом к худшим чертам 90-х годов.

Ну, например, племенные заводы и семеноводческие хозяйства — это что такое? Это улучшение либо сохранение породы скота, это создание новых сортов растений или поддержание урожайности старых сортов. Мы, как горожане, многого не знаем о том, что мы едим. Современные высокопроизводительные сорта сельхозрастений, да и породы животных — все эти плоды тщательной селекционной работы очень нестойкие. Через несколько поколений они начинают вырождаться, и их продуктивность падает. Именно поэтому нужно постоянно собирать дикий материал и, фигурально выражаясь, «вливать свежую кровь», то есть постоянно обновлять гены.

Это огромная, постоянная, трудоемкая, сложная, муторная работа. Частному бизнесу она не под силу.

Е. ЧЕРНЫХ: — Да она и не нужна ему.

М. ДЕЛЯГИН: — Теоретически нужна, но требует долгосрочных, непосильных ему затрат.

Е. ЧЕРНЫХ: — Я на это и намекаю. На долгосрочные затраты. Нашему скороспелому частному бизнесу они, грубо говоря, до фонаря.

М. ДЕЛЯГИН: — Для того чтобы через 50 лет у вас была нормальная урожайность пшеницы или какой-нибудь морковки, капусты, вы уже сегодня должны брать людей на работу и организовывать их. Представитель частного бизнеса вполне спокойно говорит — мол, ребята, я сейчас урожай соберу, куплю себе домик в Париже и до свидания, «прощай, унылая Россия!»

То же самое селекционные станции: это не его. Станции районирования занимаются видоизменением тех или иных хороших сортов, чтобы они давали продукцию в тех или иных, исходно неблагоприятных для них условиях. И в этой сфере есть фантастические успехи. Знаете, даже неловко, необычно, непривычно про это говорить, но они есть.

Например, несколько лет назад районирована черешня для Подмосковья. Черешня! Подмосковная и владимирская вишня вымерзла в морозы зимы 1978/79 года, толком ее восстановить не удалось, по крайней мере, насколько я знаю, огромные вишневые сады погибли. И тут — нате вам — черешня районирована в Подмосковье, можно не вишню — черешню собирать! Хотя, если вишня спелая, владимирская настоящая вишня мне лучше любой черешни, но я понимаю, что это вкусовщина.

Короче: в деле районирования, несмотря на весь развал и разруху, есть прекрасные достижения. Но если сейчас эту сферу приватизировать, эти достижения будут стерты. Это стратегическая ошибка, как мне кажется.

Сброс лишнего сам по себе, если оно действительно лишнее — очень правильная идея. У нас же в государстве обычно как? Обязательные, исключительные функции государства сбрасываются безо всяких разговоров, потому что на них воровать сложно или боязно. А вот в те сферы, где государства и рядом быть не должно, его чиновники под разговоры о якобы сильном и перед кем-то с какого-то перепуга ответственном государстве вползают всем весом своих мерседесовских броневиков.

И получается, с одной стороны, правы либералы, которые кричат, что у государства много всего лишнего, а с другой — правы государственники, которые говорят, что у государства нет естественных, необходимых для исполнения им своих неотъемлемых функций, инструментов. И обе стороны правы. Но если просто их слушать, не вникая в аргументы, то легко заработать шизофрению. Извините, не шизофрению, а «плюрализм мЫшления» — это «оговорочка по Фрейду».

Е. ЧЕРНЫХ: — Своевременное уточнение.

М. ДЕЛЯГИН: — Но мы отвлеклись, а речь-то об официальных задачах новой приватизации. Четвертая задача — создание условий для привлечения внебюджетных инвестиций для развития акционерных обществ. Идея в нашей жизни в основном теоретическая, но зато понятная.

Грубо говоря, если у акционерного общества 50 % плюс один голос принадлежит государству, последнее может навязать ему любое нестратегическое решение (для стратегического нужно иметь три четверти голосов). И это значит, что как объект инвестирования это акционерное общество для частного инвестора «при прочих равных условиях» является отчасти неполноценным. В любой момент может прийти товарищ из министерства и начать проводить свою политику, которая может быть сколь угодно важна обществу, но мне как инвестору может быть просто вредна. Теоретически такое возможно и является некоторым сдерживающим фактором.

На самом деле в России государство так изощренно себя почти не ведет — это сдерживающий фактор скорее в представлениях, чем в практической реальности. Но, тем не менее, иногда это имеет смысл. И, если нужно привлечь инвестора и повысить инвестиционную привлекательность частного бизнеса, а государству контроль за ним не нужен, оно может отдать соответствующий пакет владельцам этого предприятия для повышения его инвестиционной привлекательности.

Аналогична ситуация с блокирующим пакетом: если у государства есть 25 % плюс одна акция, любая стратегическая инициатива мажоритарного владельца может быть государством заблокирована. И в принципе это некоторый ограничитель для иностранных и российских инвестиций.

Принципиально важно, что легко отдавать контроль можно лишь за нестратегическими предприятиями. Вот есть, например, Нижнетагильский трубный завод: государство собирается продать все 25 % плюс одну акцию, которыми владеет. Да, это повысит инвестиционную привлекательность завода. Но стоит это делать или нет, учитывая явную стратегическую значимость этого предприятия? Вопрос, мягко выражаясь, открытый.

Во всяком случае, нужно было рассматривать аргументы не только «за» — со стороны бизнеса, но и «против». Ну, так или иначе, решение принято, хотя и условное, так как это все же «прогнозный план», а не директива.

А, с другой стороны, нефть приватизировали, так что можно и производство труб приватизировать тоже. В конце концов, в случае чего, купим на Украине, если с кем-то в России не удастся договориться.

Но в целом наше государство увлекательно тем, что договаривается с бизнесом неформально, вне зависимости от того, у кого сколько было каких акций.

И в целом надо сказать, что значимость даже этих ограничений для частного инвестора, как российского, так и иностранного, преувеличена. Потому что главные проблемы в России макроэкономические, а все, что говорят про конкретные обстоятельства и недостатки, как правило, преувеличивается. Ведь бизнесмены, которые думают работать с Россией, прекрасно знают все наши недостатки и, смею заверить, эти недостатки их в целом устраивают. Даже когда ИКЕА уходила из ряда областных центров с криками «Проклятые взяточники замучили!»…

Е. ЧЕРНЫХ: — Помню, было такое в Поволжье.

М. ДЕЛЯГИН: — Знаете, я вполне допускаю, что «проклятые взяточники замучили», легко допускаю, хотя репутация самой ИКЕА весьма и весьма однозначна. Но уходила ИКЕА в разгар кризиса. Так что возможен и другой вариант — посмотрела она на упавший рынок, да и решила, что на этом рынке пока ловить нечего.

Е. ЧЕРНЫХ: — И решила уйти достойно.

М. ДЕЛЯГИН: — А, может, те взятки, уплата которых была приемлема для нее в условиях высокого спроса, в условиях низкого спроса оказались критически неприемлемы, а договориться заново не удалось.

Но еще раз повторю: бизнес, который приходит, прекрасно знает все наши недостатки. Та же самая ИКЕА — она очень непросто ставила свои магазины в Москве, но она их поставила и, по-моему, довольна. Поймите: на фоне условий, в которых многие из тех же самых западных корпораций работают в той же самой Африке, на Ближнем и Среднем Востоке и даже, о ужас, в некоторых странах Юго-Восточной Азии, — не нужно слишком много пепла высыпать на свою голову. У нас лучше условия, чем там, если рассматривать их интегрально. Да, взятки у нас выше и коррупция хуже, чем в Юго-Восточной Азии, — зато и рынок поприличней, если не брать, естественно, Китай.

Ну и, наконец, пятая задача государственной политики в сфере приватизации, последняя и по порядку, и по значимости — формирование доходов федерального бюджета. Намеченные доходы — 18 млрд рублей — это даже не копейки для нынешнего федерального бюджета. Даже если примут решения о приватизации стратегических предприятий, 73 млрд рублей — это тоже для бюджета совсем-совсем немного. Так что эта задача поставлена пятой, просто чтобы не забыть.

И главное, что меня порадовало в этом документе — в нем нет ни слова вечного дешевого либерального трепа о том, что частный менеджмент всегда гарантированно эффективней государственного.

Это вовсе не значит, что от этой идеи отошли. Это значит, что ее просто стыдятся повторять. Ведь достаточно простого взгляда на то, что творит частный бизнес…

Е. ЧЕРНЫХ: — В том же Пикалево, куда был вынужден приехать Путин.

М. ДЕЛЯГИН: — В Пикалево еще ладно, не будем забывать остальные, менее символические места. У нас 17 миллионов человек в таких или почти таких Пикалево живет.

Действия частного бизнеса, и в первую очередь олигархов всех мастей и размеров надежно отбили у всех охоту повторять идеологические штампы 1993-го, 1997-го и прочих забытых лет. Потому что да, государственный менеджмент неэффективен. Но он неэффективен потому, что государство свое собственное имущество не контролирует.

А с другой стороны, мы видим, что частный менеджмент тоже часто неэффективен. И во многом он неэффективен именно потому, что захватил имущество почти бесплатно. Вот в Казахстане тех, кто нахватали, а потом оказались спекулянтами, не желающими развивать производство, вычистили поганой метлой. Скандал был до небес, западные инвесторы стояли на ушах и истошно кричали про подавление прав и свобод, а потом пришли, как миленькие, и с наслаждением там работают. И наши там работают по-настоящему, кстати.

Когда же государство выполняет свои обязанности и по контролю за собственным имуществом, и по контролю за частником, который работает в значимых отраслях, вдруг выясняется, что принципиальной разницы в качестве государственного и частного управления нет.

Да, есть отрасли, которые должны быть частными просто по своей природе. Ну, кому нужна государственная химчистка, государственный ресторан? Что за бред, грубо говоря?

С другой стороны, стратегические отрасли должны быть государственными: был случай, если я правильно помню, когда в угаре приватизации почти продали заводик шифровальных машин для государственной безопасности. Причем не кому-нибудь, а израильской фирме. Слава богу, вроде успели ударить по тормозам, но прецедент был бы чудесным. Когда рейдеры чуть-чуть не захватили атомную электростанцию — тоже было прекрасно. Или когда приватизируются атомные НИИ.

Е. ЧЕРНЫХ: — Патронный завод тоже рейдеры пытались захватить.

М. ДЕЛЯГИН: — Частник может производить патроны, может производить винтовки — все, что угодно. Вон в Японии железные дороги частные! Но под таким контролем, что реальная жизнь этого частника ничуть не отличается от реальной жизни на государственном предприятии, да еще и на режимном.

При определении наиболее эффективной формы собственности очень многое зависит от той функции, которую выполняет данный бизнес. Возьмем одну и ту же нефтяную или газовую компанию — и увидим дивную ситуацию: оптимальная форма собственности зависит от места их работы. Добычу нефти и газа на территории своей страны ведут, как правило, государственные компании. Это не только исламский мир — это Норвегия, которую никто в Госплане и централизованно планируемой социалистической экономике не обвинит. Там тоже государственная компания. Потому что при добыче на своей территории решается задача достижения общественного блага.

Ведь нефть и газ — это, грубо говоря, сверхприбыль. Если вы добываете на своей территории — вам не нужно проявлять агрессивность. Вам просто не к кому ее проявлять: это все ваше и так, не нужно ничего захватывать. Не нужно и выкачивать ударными темпами — это ваше. Использование сверхприбыли на общественное благо не обязательно сводится к раздаче денег населению. Можно инвестировать в нефтяную компанию, чтобы она лучше бурила скважины и меньше нефти выливалось на поверхность, можно на эти деньги строить дороги, лечить детей или летать в космос — неважно.

Важно, что задача по обеспечению общественного блага по самой своей природе если и не социалистическая, то уж точно социальная.

Так зачем здесь нужен частный бизнес? Здесь объективно более эффективна госсобственность, потому что решаемая задача соответствует ее характеру.

С другой стороны, при освоении такого же месторождения, но не на своей территории, а на чужой, все меняется кардинально. Задача в том, чтобы захватить как можно больше и выгрызть как можно глубже и быстрее — потому что вдруг национализируют? Вдруг одумаются?

Поэтому добычу нефти и газа на чужой территории должен вести частный бизнес, всегда и везде, — ибо нужны его энергия и агрессивность. Как с Ираком: туда ЛУКОЙЛ влез! Еще Саддам морковкой у наших перед носом водил, и мы их дожали! Да, сейчас в Ираке полный бардак, и американцы с англичанами согласились отдать эту Курну, потому что уже отчаялись когда-нибудь что-нибудь там добыть. Но пример это хороший: частный бизнес по своей природе захватчик и потому должен работать за пределами страны. А государственный по природе работает для общества или на его стратегические цели, ему место внутри страны.

И ошибки частных корпораций ничуть не лучше ляпов государственных. Конечно, при условии, что государство не вмешивается в мелочи. Есть классический пример заявления директора государственной тогда французской фирмы «Рено». Когда им попытались порулить по оперативным, а не по стратегическим вопросам, он ответил: ««Рено» — это не Франция. «Рено» — это «Рено»». И это нормально.

Вместе с тем, надо отметить, что даже честные и неидеологизированные бюрократы любят приватизацию из-за возможности снятия с себя функций урегулирования трудовых конфликтов.

Забастовка на частном предприятии — личная головная боль владельца. В крайнем случае, трудовая инспекция начнет разбираться, но это для государства проблема на уровне максимум начальника департамента. А вот забастовка на госпредприятии — политическая проблема, головная боль сразу первых лиц.

Ведь как началась тэтчеровская приватизация? Там шахтеры бузили десятилетиями, и шахты нужно было закрывать из-за убыточности. А как закроешь, когда это избиратели, да еще и объединенные в профсоюз? Тэтчер их приватизировала — и частные владельцы закрыли отрасль в мгновение ока. Под свою ответственность. У нас, кстати, сделали ровно то же самое, и это не было политической проблемой. Политическая проблема была в том, что шахтерам есть было нечего, но это были 90-е годы.

Подводя промежуточный итог: мне нравится, что в правительственном документе о приватизации больше нет догмы о том, что частник всегда лучше, чем государственный бизнес. В некоторых ситуациях он лучше, в некоторых хуже.

Если рассматривать объем госсобственности, волосы встают дыбом: государство имеет 3765 федеральных государственных унитарных предприятий. Очень это лукавая форма — ФГУПы. С одной стороны, стратегические предприятия вроде завода оборонного или ядерной электростанции. А с другой — множество кормушек, которые одни чиновники придумали для других чиновников и в них все вместе хрюкают. Их даже приватизировать не нужно — закрыть к чертовой матери. Проведя тщательную ревизию и, если что выяснится, сделать показательный процесс. У нас просто нет 3765 предприятий, которые должны быть в госсобственности.

Далее: в федеральной собственности находятся акции 3337 акционерных обществ, среди которых есть просто феерические. Открываю на первой попавшейся странице: Сердобскзооветснаб. Совхоз «Артезианский». Райавтодоры. Заштатные замшелые НИИ. Огромное количество второстепенных портов. И так далее. Зачем? Если нужно держать порт любой ценой, приватизируйте его с жесткими условиями: тот, кто приватизировал, обязан выполнять такое-то количество нормативных работ, а если не выполнит — ему будет секир башка!

Е. ЧЕРНЫХ: — Если все это будет приватизировано — число чиновников сократится. Для них это ужас, ужас, ужас!

М. ДЕЛЯГИН: — Вполне может быть, что государственная собственность будет приватизирована вся и ее вообще не будет, а число чиновников, которые будут ею якобы руководить, еще и вырастет. Здесь своя извращенная логика. Но с точки зрения здравого смысла — да, надо сокращать количество чиновников.

В федеральной собственности находятся акции 769 предприятий, в которых государство имеет 25 и менее процентов акций, то есть блокирующего пакета у него нет. Деятельность этих предприятий регулировать через акционерные механизмы в наших условиях государство, как правило, не может. Так зачем они нужны? Продайте их, а чиновников сократите и отправьте на переподготовку. Или пусть они дворы метут в Москве! В Пикалево их отправьте в качестве помощи или в Южный Судан — в качестве гуманитарной интервенции.

Бывает и другое: упустили по дури контроль за каким-то стратегическим предприятием. Тогда нужно огосударствление: покупка акций.

Предусмотрена приватизация 449 акционерных обществ. Среди крупнейших объектов — ТГК-5, это объединение электростанций: правительство будет отдельно решать, как его приватизировать и приватизировать ли вообще. Это правильный подход. Дальше Росгосстрах — допустим, в страховом бизнесе иметь такой якорь, как Сбербанк, вроде бы пока не нужно. «Искитимцемент». Зачем государству цементные заводы? Можем в крайнем случае купить цемент в Китае или Турции.

Далее: Тыретский солерудник. Не знаю, что за рудник. А вот то, что вызывает протест — Московский метрострой. Я, конечно, понимаю, что он давно работает в режиме частной компании. И, наверное, государство его не контролирует никак, но это как-никак спецстрой, здесь контроль нужен, а если его нет — лучше его восстановить. Метрострой — это уникальные специалисты, уникальная техника, работающая по всей стране. Основная часть всех тоннелей по всей стране — это Метрострой, и приватизация его представляется слишком опасной.

По приватизации стратегических предприятий решения принимает — или не принимает — президент. На основании отдельных решений правительство в 2010-м и 2011 годах предполагает приватизировать Мурманский морской торговый порт, Совкомфлот, Новороссийский морской торговый порт — это все лакомые кусочки. Аэропорты «Кольцово», «Анапа», «Толмачево». Если за аэропортом должный контроль — нормально. «Домодедово» — частный аэропорт, и что плохого? Лучший в стране был, пока не возникла перегрузка из-за алчности владельцев.

Конечно, в нормальной программе была бы указана минимальная цена. Ведь когда вы продаете за бесценок — это не просто бесхозяйственность. Это бесхозяйственность и воровство. Это еще и подрыв инвестиционный активности.

Вот приватизировали бесплатно, например, автомобильный завод. Это значит, что строить новый завод частнику невозможно. Потому что он, сделав инвестицию, должен будет ее окупить, и эта окупаемость, пусть в течение 20 лет, должна быть включена в цену автомобиля. А тот, кто получил аналогичный завод даром, бесплатно, ему в цену ничего включать не нужно, и он может снизить цену до уровня, который частник заведомо не выдержит. Правда, завод потом развалится, высосанный приватизатором дотла (как мы все это и видим по всей стране), но для него это в условиях бесплатной приватизации выгодно.

И так с любой продукцией.

Бесплатная приватизация — подрыв инвестиционной активности. Те, кто нас агитировал за нее — саботажники и вредители. Я считаю, что придет время, и их деятельность будет не только морально оценена, но и уголовно тоже. Важно, чтобы они до этого дожили, как нацистские преступники.

Тот инвестиционный провал, который мы имеем сейчас, это не только незащищенная собственность, не только наше чудесное государство и бюрократия, не только монополизм. Это еще и бесплатная приватизация, которая вырубила возможность честной конкуренции в бизнесе вообще.

24.12.2009

Данный текст является ознакомительным фрагментом.