Как объяснить волну русофобии, охватившую Европу
Как объяснить волну русофобии, охватившую Европу
(из интервью Марин Ле Пен изданию «Однако», 8 августа 2013 г.)
Год назад на президентских выборах во Франции победу одержал безликий лидер социалистов Франсуа Олланд — политик, страдающий отсутствием харизмы, которого даже однопартийцы прозвали «Пустышкой». Однако очень неплохие шансы в схватке за Елисейский дворец имела дочь легендарного Жан-Мари Ле Пена Марин, унаследовавшая от отца пост руководителя ультраправой партии Национальный фронт. Корреспонденту «Однако» Александру Терентьеву-мл. удалось побеседовать с первой леди французской политики (не отдавать же, в конце концов, этот титул подружке Олланда, скандальной журналистке Валери Триервейлер) во время ее визита в Москву. Ле Пен — 42-летняя блондинка, телегеничная и импульсивная. В отличие от отца, который разговаривает в простонародном стиле, она любит демонстрировать свою принадлежность к высшему свету. В правых СМИ ее сравнивают с Жанной д’Арк, изображение которой, как известно, является эмблемой Национального фронта. Как и Орлеанская дева, Ле Пен сражается за «традиционную Францию», которую стремится разрушить собственная элита, находящаяся под влиянием англосаксов.
— Начнем с французской политики. Что, на ваш взгляд, изменилось с приходом нового президента — социалиста Франсуа Олланда?
— По характеру, конечно, флегматик Олланд не имеет ничего общего с гиперактивным Саркози. Но в политическом смысле он его наследник. Только посмотрите: ни в вопросах миграции, ни в отношениях с Евросоюзом не произошло никаких изменений. Франция по-прежнему зависит от исламских фундаменталистов, обосновавшихся в Париже и других городах страны, и еврократов, призывающих закрывать глаза на то, что творится в арабских кварталах. Не меняется и политическая система Пятой республики. Национальный фронт, который получил на президентских выборах 17 % голосов, в парламенте имеет всего двоих представителей. Такой вот парадокс французской демократии. Во Франции на самом деле нет партии Олланда и партии Саркози, есть одна правящая партия, которая разыгрывает перед избирателями театральную пьесу, изображая жаркие предвыборные баталии. В реальности ничего не меняется. Взять хотя бы историю с однополыми браками. Да, легализовали их социалисты, но они лишь продолжили линию Саркози, который ввел лобби геев и лесбиянок в школы, навязывая ученикам так называемую теорию людей, согласно которой в мире нет мужчин и женщин, а есть лишь бесполые люди. Странная идеология… Очень характерно также, что, по словам голлистов, в случае если они вернутся к власти, закон об однополых браках никто пересматривать не будет.
— Почему вообще борьба за права геев стала сейчас темой № 1 для западной элиты?
— Нынешняя волна гомофилии — это один из элементов глобализации. Глобалисты пытаются превратить мир в огромный безликий рынок и уничтожают все преграды на своем пути. Такой преградой является национальное суверенное государство, такой преградой являются и другие традиционные институты, в первую очередь семья. Ведь семья позволяет человеку обрести индивидуальность, а индивидуальность — это то, чему нет места в новой всемирной империи, зараженной вирусом коммерциализации.
— В международной политике, пожалуй, самый острый вопрос сейчас — сирийский кризис. Какова ваша позиция по Сирии? Согласны ли вы с популярным на Западе тезисом, что «Асад должен уйти»?
— Я искренне рада, что Россия заняла твердую позицию в сирийском вопросе и всеми силами препятствует интервенции в эту страну. Национальный фронт — единственная партия во Франции, которая также противостоит планам США. Мы, кстати, были категорически против и интервенции в Ливию. В июне на саммите «восьмерки» Путин заставил отступить других лидеров, и это вызвало резонанс в европейском обществе. Теперь, возможно, европейцы будут иначе смотреть на ситуацию в Сирии. Россия не одинока, точно так же как не одинок и Национальный фронт. И хотя, кроме нас, ни одна политическая сила во Франции не противится американской экспансии, мы знаем, что отражаем мнение европейских народов, обманутых элитами и только сейчас начинающих пробуждаться ото сна.
— Почему западные элиты так настойчиво добиваются смены режима в Дамаске?
— Западные страны, к сожалению, все больше попадают под влияние таких государств, как Катар и Саудовская Аравия. Именно они поддерживают исламских фундаменталистов на Ближнем Востоке и, когда те приходят к власти, манипулируют ими, продвигая собственные экономические интересы. Через территорию Сирии, как известно, катарцы хотели провести газопровод и нефтепровод, чтобы транспортировать свои углеводороды в Европу. Друг России Башар Асад им в этом отказал и за свою несговорчивость дорого поплатился. Что касается конкретно Франции — наша элита давно уже пляшет под дудку Катара. Мы с распростертыми объятиями принимаем гостей из этой страны, предоставляем Дохе налоговые преференции. Недели не проходит, чтобы какой-нибудь высокопоставленный французский чиновник не ездил в Катар. А ведь это государство, поддерживающее террористов, на территории которого расположена штаб-квартира радикального афганского движения «Талибан». Политика Франции на Ближнем Востоке становится все более противоречивой. Вот, к примеру, ситуация в Мали: французы ввели войска, чтобы прекратить выступления исламских фундаменталистов, которым они сами же поставляли оружие. Это словно утка, которую просят взлететь, предварительно оторвав ей голову.
— Чем вызваны такие противоречия?
— Нужно, чтобы вы понимали, что Франция давно уже несвободная страна. Массовая миграция из мусульманского мира привела к тому, что мы постоянно живем в страхе: как бы наши геополитические или геостратегические интересы не вошли в противоречие с ценностями новых граждан. Мы теряем независимость в суждениях, мы боимся быть неверно понятыми на нашей же собственной территории. Сегодня исламский фундаментализм — это не только религия. Это политика. Политико-религиозные группы исламского толка пытаются сейчас изменить французские законы так, чтобы они отражали их образ жизни, их взгляды, которые совершенно отличаются от наших. Французы пытаются этому противостоять. Но они преданы своими элитами, которые находятся в плену политкорректных заблуждений. А тем временем в стране становится все больше людей, исповедующих ценности исламского фундаментализма, которые противоречат индивидуальной и общественной свободе. В частности, растет приток мигрантов из стран Магриба. До тех пор пока на вопрос о национальной принадлежности жители парижских пригородов будут отвечать «я мусульманин», нам не удастся возродить французское величие.
— Что вы думаете о кризисе еврозоны?
— Кризис еврозоны — это не катастрофа, не цунами, не ураган, который вдруг ни с того ни сего налетел на европейские страны. Это — следствие довольно тяжелых политических и экономических ошибок, за которыми стоят крупные банки и корпорации, а зачастую и государства, до неприличных размеров раздувшие свои долги. Это — следствие перекоса в сторону финансового сектора. Соединенные Штаты, которые добились для доллара привилегированного положения в мировой валютной системе, заполнили планету виртуальными деньгами, создавая финансовые пузыри, которые убивают настоящую экономику, рабочие места. И теперь банки и финансовые институты предлагают самим гражданам «платить за кризис». Мы видели это на Кипре. Это настоящее ограбление по-европейски. Европейские элиты на корню куплены глобалистским лобби и не желают учитывать интересы народов. Уровень коррупции небывалый. У нас каждый день какое-нибудь громкое коррупционное дело, в котором оказываются замешаны судьи, высшие чиновники, политики, министры… И думаю, это только начало.
— Многие в Европе считают, что кризис позволит ФРГ выстроить «четвертый рейх»…
— Я занимаю довольно умеренную позицию и не склонна демонизировать Германию. ФРГ защищает свои интересы, и каждая страна имеет на это полное право. Единственное, чего я не понимаю, — почему руководители французского государства не делают то же самое. И когда национальные интересы Франции противоречат немецким интересам, постоянно уступают Берлину. А ведь мы — независимая страна и не должны позволять мадам Меркель диктовать нам свои условия. Посмотрите, как ведет себя Вашингтон.
— Как объяснить волну русофобии, которая охватила современную Европу?
— Вы абсолютно правы. Это настоящая холодная война, которую ЕС ведет против России. Это политическая, экономическая, пропагандистская война. Мы слишком требовательны по отношению к России, намного требовательнее, чем по отношению к тому же Китаю, который, безусловно, не является демократическим государством. Это настоящие двойные стандарты. Чем же это объясняется? Думаю, Европа, к сожалению, окончательно склонилась перед Америкой, превратилась в маленькую законную дочку Вашингтона. Мы почему-то решили, что можем оказывать влияние на остальной мир только с помощью НАТО и Соединенных Штатов. А американцы категорически не приемлют российской модели, которая является альтернативой, своеобразным вызовом англосаксонской системе. Русские пытаются построить «стратегическое государство», защитить свою национальную индустрию, сохранить свои ценности, свою идентичность, не хотят, чтобы им кто-то диктовал, определял их поведение на мировой арене. У Москвы есть свобода и в том, что касается монетарной, денежной политики. Она весьма успешно отстаивает свой суверенитет, и это вызывает раздражение в Вашингтоне. Это не имеет ничего общего ни с нарушениями прав человека, ни с преследованием оппозиции. США волнует лишь то, что Россия совершенно не похожа на остальные страны.
— Как в дальнейшем будут развиваться франко-российские отношения?
— Все будет зависеть от того, кто станет следующим французским президентом. Если этот пост займу я, связи между Парижем и Москвой будут углубляться. Мы сможем более тесно сотрудничать в области научных исследований, развивать совместные медицинские, военные, аэродинамические проекты. У нас общие стратегические интересы, общая история. Франция не раз заключала тесный политический альянс с Россией. И могла бы сделать это снова. Вместо того чтобы сохранять неестественные отношения с англосаксонскими странами, культура которых нам не так близка, как культура России.
— В одном из выступлений вы подчеркнули важность работы националистической партии с ее электоратом. Почему вы и все, кто разделяет ваше мнение, уверены, что сможете обновить Европу?
— Я думаю, что Европейский союз показал свою несостоятельность и не может привести к расцвету Европы, защитить безопасность и идентичность народов Европы. Думаю, что ветра истории надувают паруса патриотических движений, которые хотят сохранить суверенность народов. Эта суверенность сегодня совершенно разрушена, поскольку Европейский союз лишил нас территориальной суверенности, экономической суверенности, бюджетной суверенности, законотворческой суверенности.
Я защищаю свободу и демократию. Я думаю, что свобода и демократия в обязательном порядке сочетаются с суверенностью европейских народов. Я уверена, что европейские выборы продемонстрируют очень сильный подъем патриотических движений, как это происходит в Австрии, Швеции, Бельгии, во Франции или Италии.
— Почему вы думаете, что Объединенная Европа — это некая аномалия? И что ее распад не вызовет хаоса? Вы также заявили, что ничего не ждете от Европейского союза, кроме его распада. На чем основываются эти заключения?
— Я думаю, что Европейский союз похож на Советский Союз. Его невозможно преобразовать, поскольку он опирается на заложенный в его основе порок: исчезновение суверенности различных европейских наций. Невозможно построить империю, лишая народы независимости. Вместе с этим их вырывают из демократического процесса. А я верю в демократию.
Не знаю, на какие из необходимых важнейших изменений согласится Европейский союз. Я говорила о четырех больших реформах, необходимых для ЕС: вернуть каждому народу суверенность в законотворчестве, чтобы национальные законы были выше европейских директив; вернуть народам экономическую свободу с возможностью установления «экономического патриотизма», а также экономической защиты на своих границах; вновь обрести территориальную суверенность, то есть абсолютный контроль над национальными границами; и вновь обрести свободу денежной системы, то есть возвращение к национальной денежной системе.
Поскольку я абсолютно уверена, что Европейский союз никогда не согласится на эти изменения, я делаю вывод, что его совершенно невозможно реформировать. Единственный выход — оставить его в покое и смотреть, как он сам рухнет. А затем восстановить великую Европу наций и сотрудничества, которую я вижу.
— Каковы ваши прогнозы по результатам выборов? Как вы оцениваете шансы «Национального Фронта» на этих выборах в Европейский парламент?
— Моя цель — победить на этих европейских выборах. Другая моя цель — убедительная победа нашей партии, патриотических движений, депутатов-патриотов в Европейском парламенте. Мы способны представлять блокирующее меньшинство, чтобы помешать Европейскому союзу продолжать политику федерализма. Мы видим сегодня, что нет ни одной области, где жизнь наших народов улучшилась. То есть нужно заблокировать этот федерализм и сделать все, чтобы вернуться назад, влиться в рамки отдельных наций, возвращая каждой ее собственную мощь.
— Вы часто выражали мнение о негативных последствиях подпольной иммиграции, как в Европе, так и во Франции. Какие проблемы она вызывает?
— Проблем тысячи. Их вызывает массовая иммиграция, как легальная, так и подпольная.
Во-первых, нужно говорить об экономических проблемах. Когда вы позволяете тысячам иностранцев въехать в страну, где уже есть некоторое количество безработных, то они либо становятся новыми безработными и отяжеляют финансовую систему, либо потенциально становятся прямыми конкурентами вашим собственным работникам. Ведь они часто соглашаются работать за меньшие деньги, чем и вызывают недобросовестную конкуренцию.
Во-вторых, естественно, они влияют на долю социальной поддержки. Поскольку для вновь прибывших существует программа объединения семей, то они приезжают с женами и детьми, а затем пользуются щедростью государства в области социальной поддержки. Во Франции это касается, например, бесплатной школы, бесплатного здравоохранения… Для них бесплатного, не для французов!
Следующая проблема — проблема культуры. Когда иммигранты приезжают массово, они прибывают со своими кодами поведения, со своими нравами, со своей, отличной от нашей, культурой. Во многих кварталах это представляет собой настоящую революцию, за этим следуют требования, цель которых — изменения в нашей стране, изменение наших законов, наших привычек. То есть цель этих требований — возможность напрямую влиять на национальную идентичность.
— Европа часто упрекает Россию в несоблюдении прав человека. Но Франция в этой области находится чуть выше Турции. Во французских тюрьмах содержится больше заключенных, чем в тюрьмах Соединенных Штатов. Можете ли вы прокомментировать это?
— Я не ждала заявлений Комитета по правам человека, чтобы понять, что французская демократия далека от совершенства. В частности, в области свободы слова. Мне кажется, что из последних событий запрещение спектакля (автора-сатирика Дьедонне, NDT.) высвечивает глубинную проблему. Я считаю, что свобода слова — это право, за которое нужно бороться каждый день. Правда и то, что в этой области Франция была осуждена чаще, чем Россия. Обе наши страны должны бороться, чтобы свобода слова была достигнута, поскольку это — важнейшая составляющая демократии. Это — одна из составляющих, которая отличает демократию от режима цензоров.
Я часто слышу от французских руководителей упреки в адрес России в несоблюдении основных демократических прав. В ответ я вынуждена заявлять перед телевизионными камерами, что Франция, которая учит весь мир, должна бы «на себя оборотиться».
— В то же время, если взглянуть на последние судебные разбирательства в России, связанные со свободой выражения, что бы вы могли сказать? Вызывают ли они беспокойство? И если сравнить это с аннулированным во Франции спектаклем…
— Я думаю, что злоупотребление свободой выражения — лучше, чем злоупотребление цензурой. Независимо от расплаты за нее. Это — цена демократии. Я считаю, что это справедливо для всех стран. В первую очередь для моей страны, потому что меня она интересует в первую очередь.
— Но думаете ли вы, что Россия может стать примером?
— Как же я могу сказать, что Россия может служить примером, ведь она в этом списке следует за нами? Я считаю, что все должны прилагать усилия при любых обстоятельствах. Одно лишь отличие: Россия не поучает Францию, а Франция поучает Россию, хоть и сама находится в шатком положении.
— По мнению некоторых экспертов, реакция Французской Республики на откровения Сноудена была недостаточно ясна. Какова, по вашему мнению, причина такой осторожности? И что вы думаете о Сноудене?
— Я была первым человеком, который предложил, чтобы Франция предоставила политическое убежище господину Сноудену. Здесь все ясно. Вы правы, когда говорите, что позицию Франции в этой области стоит подвергнуть критике. Франция высказывалась с предельной осторожностью перед лицом Соединенных Штатов.
Проблема в том, что Франция, как и Европейский союз, зависима от США. Что она следует за Америкой при любых обстоятельствах, в том числе, на международном уровне, уже несколько десятков лет. Она подыгрывает всем ее геостратегическим решениям. Пора Франции стать свободной, суверенной, обрести свой особый путь. И перестать подчиняться требованиям Штатов.
Именно поэтому я непримиримо возражала против договора о свободном обмене между Европейским союзом и Соединенными Штатами Америки. Я считаю, что он не только не соответствует нашим экономическим интересам, но может навеки привязать нас к Америке в части экономики, денежной системы и политики.
— Поговорим теперь о президенте Республики… О скандале, который разворачивается на наших глазах… Как будет развиваться этот скандал из личной жизни президента? Как вы смотрите на его возможную отставку? Может быть, будут проведены досрочные выборы?
— Я ни в коем случае не думаю, что президент подаст в отставку! Я думаю, что любой гражданин Франции имеет право на защиту личной жизни, что не помешает французам дать оценку самой личности, после того как дадут оценку президенту Республики. Мы не можем запретить народу иметь мнение о поведении своего правителя. Повторюсь, упреки в адрес господина Олланда возникли задолго до ныне создавшейся ситуации. Напомню, что есть «ситуация» с первой леди Франции, которая проживает в Елисейском дворце, ее расходы оплачивает государство, ей придан личный секретариат, хотя она не имеет законного статуса. И это представляло собой проблему с самого момента прихода к власти президента. Вы знаете, что во Франции говорят, что Франсуа Олланд не умеет выбирать… и он лишний раз это доказал.
— Ранее вы критиковали позицию правительства Олланда и Саркози в сирийском вопросе. Вы упрекали их в поддержке исламских фундаменталистов. Вы сказали, что это «является моральной и исторической ошибкой наших правителей». Можете ли вы прокомментировать эти слова? Какова, по-вашему, роль России в нынешней ситуации в регионе?
— Я просто вижу, что была права! Каждому ясно сегодня, что повстанцы, которых выставляли как «защитников» демократии, принадлежат, в большинстве своем, к группировкам «Аль-Каиды». И я была права как относительно Сирии, так и относительно Ливии! Я была права, когда говорила, что мы ввязываемся в конфликт, поскольку хотим привести к власти исламских фундаменталистов! И что мы дорого заплатим за эту ситуацию. Что и случилось! Оружие, которое «всплыло» в Мали, это — то, что мы поставили в Ливию! И с каждым днем моя позиция все больше подтверждается.
Очевидно, что участие и мудрость России, которая с блеском вернулась на политическую арену и позволила избежать военного вмешательства, нужно оценить позитивно. Я думаю, что благодаря России мы избежали нового разочарования. Я надеюсь, что эта ситуация не зашла слишком далеко и мы сможем выйти из нее. Поскольку, конечно же, мы думаем о сирийском народе, продолжающем жить во времена гражданской войны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.