РАЗДЕЛ I. РОССИЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В XXI ВЕКЕ: КРАТКИЙ КУРС

РАЗДЕЛ I. РОССИЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В XXI ВЕКЕ: КРАТКИЙ КУРС

Параметры модернизации (условия задачи)

Тема будущего России становится все актуальнее. Знаком времени становится идея модернизации. Тем самым признается: а) факт отставания, б) необходимость кардинальных перемен. Перелом в настроении, в оценках ситуации и перспектив начался лишь в последнее время и еще не завершен.

Назревшая модернизация требует стратегического согласия в обществе. В отсутствие консенсуса в ценностях, мировоззрении и политических взглядах, тем не менее, просматривается общая точка отсчета. Общепризнанной становится задача смены вектора развития – преодоления избыточной зависимости от экспорта сырья с выходом в экономику знаний, наукоемких производств, высоких технологий и интенсивных инноваций.

Данная формула, приемлемая как начальный и сугубо прагматический мотив, требует развития и уточнений:

• в то время как будущее за инновационными, высокими технологиями, текущая конъюнктура, наоборот, тянет страну назад, к закреплению сырьевой ориентации;

• в этих условиях инновационный маневр требует также реиндустриализации в постиндустриальную эпоху, создания условий для восстановления производства как такового;

• в современном мире глобальная конкуренция выливается в конкуренцию институтов, поэтому задача решается только кардинальным изменением институциональной среды, в конечном счете – самой системы ценностей и принципов.

Вызов времени имеет обязательный характер. Возможно, столь отчетливый шанс история предоставляет нам впервые. Упустить эту возможность было бы непростительно: при глубине, скорости и необратимости происходящих в мире изменений такой шанс может не представиться больше уже никогда.

Ситуация чревата повышенными рисками. В то время как усугубляется зависимость страны от экспорта сырья, даже самые мягкие прогнозы проседания сырьевой экономики (под давлением технологических инноваций в энергетике, снижения рентабельности сырьевых отраслей, внешних целенаправленных манипуляций или какого-либо пока вовсе не прогнозируемого развития событий) не исключают экстремальных сценариев. Худшие варианты допускают:

• экономический коллапс и потребительский кризис;

• консервацию технологического отставания, скорее всего необратимую;

• невозможность выполнения социальных обязательств в достаточном объеме и критическое обострение социальной напряженности;

• глубокий политический кризис;

• рост центробежных тенденций с угрозой дезинтеграции;

• утрату важных геополитических позиций на международной арене и ряда ключевых суверенитетов; провалы в обеспечении национальной безопасности;

• катастрофическую депопуляцию, прежде всего качественную – новую утечку «человеческого капитала», исход из страны наиболее продуктивной, вменяемой и инициативной части населения.

Не просчитывать «черные» варианты политически безответственно. Это принципиально: и в стратегическом планировании и в большой политике сценарии, чреватые неприемлемым ущербом, рассматриваются как стратегически актуальные даже при весьма малой их вероятности. Цена вопроса – само существование страны. Поэтому образ желаемого будущего – не только картины теоретически возможного процветания, но в первую очередь гарантированное исключение неприемлемых вариантов.

Чтобы избежать угроз и ответить на вызовы века, модернизация в России должна быть:

а) глубокой – выход из колеи ресурсного развития означает преодоление вековой традиции, что соизмеримо с задачами построения плановой экономики или воссоздания на ее руинах цивилизованного рынка («смена формации»);

б) системной – прогресс экономики и технологий нельзя обеспечить ценой архаизации политики и социальной жизни; это обрекает модернизацию на фрагментарность и неустойчивость, сменяющую временные рывки историческими провалами;

в) решительной – в условиях растущего ускорения инновационных процессов отставание становится необратимым; точки невозврата страна проходит уже сейчас.

Поскольку текущая конъюнктура располагает скорее к инерции, модернизацию приходится проводить «от желаемого завтра», во многом опираясь на интуицию и политическую волю. Это усиливает необходимость отказаться от технократических иллюзий, сводящих всё к экономике, технологиям и ручному управлению.

Данная ситуация требует крайне осторожного отношения к привычным методам реализации особо крупных проектов. Принцип ненасилия над будущим обуславливает создание не жестких конструкций, а социально-экономического организма, обеспечивающего максимальную мобильность и свободу выбора. Это задает рамки ценностных и политических параметров предлагаемой модели.

Ценности и принципы: от ресурсной морали к этике свободы

Модернизация начинается с правильного настроения. Особое значение приобретает гуманитарная составляющая: ценности и принципы, мораль и мотивации, установки и системы запретов.

В начале нового века России предстоит разрешить фундаментальный ценностный конфликт. Ресурсный социум, базирующийся на сырьевой экономике, традиционно располагает к освящению власти и государства – верховного распределителя («дарителя») благ. Вырабатывается отношение к населению отчасти как к обузе, отчасти как к возобновляемому ресурсу (расходному материалу) исторических свершений, титанических производств и т.д., вплоть до понимания социальной массы как предмета политтехнологических манипуляций. Складывается целая цивилизация низких переделов, культура недоделанности; сама страна оказывается вечной заготовкой под будущее правильное существование.

Однако теперь и впредь попытки привычной для России модернизации ресурсно- мобилизационного типа не только бесперспективны, но и невозможны:

• идеологические ресурсы веры и энтузиазма исчерпаны на предыдущем этапе (социалистического строительства);

• процесс раскрепощения общества в исторической перспективе необратим, что исключает «построение» народа на решение модернизационных задач политическим зажимом и дисциплинарными техниками;

• при ограниченных возможностях воодушевления и репрессий демобилизуется и сам «аппарат авторитарной модернизации»: политический и административный класс, настроенный на авторитарные действия, становится главным тормозом обновления.

И главное: в отличие от этапов индустриализации, урбанизации и т.п., полноценные модернизации постиндустриальной эпохи в условиях несвободы в принципе не реализуются. В современном мире главным ресурсом развития становятся творческие способности человека, его энергия и инициатива. Перекос в сторону этатизма, культа власти и коммунальных ценностей в новом мире заведомо непродуктивен. Мегамашина государства, состоящая из «винтиков», теперь и впредь, в конечном счете, безнадежно проигрывает сообществу свободных индивидов. Величие и процветание страны более не может обеспечиваться за счет граждан, политическими и экономическими ограничениями. Развитие обеспечивается на базе свободы и права. Только на этой основе возможно и удовлетворение державных, геополитических, силовых и прочих амбиций. Несвобода и бесправие граждан, наоборот, обрекают страну на вечное отставание и геостратегические провалы – безотносительно к патриотическим и инновационным установкам руководства.

Тем самым кардинально перестраивается система отношений. Паразитарно- распределительные ценности замещаются творчески-производительными. Это ставит свободу над властью, народ над государством. Модель «граждане на службе у государства» сменяется принципом «государство, обслуживающее граждан». Историческим рудиментом становится авторитаризм в политике и управлении, в перераспределении собственности и контроле над экономикой, в идеологии и культуре, в коммуникациях и социальной сфере.

Наиболее ценными качествами «человеческого капитала» становятся самостоятельность в делах и независимость во взглядах, способность к рефлексии и рациональность, критичность и реалистичное восприятие действительности, неприятие патернализма, инициатива и ответственность, динамика и мобильность. Культивировать эти качества в обществе и людях – стратегическая задача всякой современной власти.

Новые ценности и принципы меняют соотношение статусов власти и общества, государства и человека. Самым современным и стратегически значимым требованием к власти становится ее способность к рациональному самоограничению. Во власти формируется новый кодекс служения – не самой себе или абстрактной «державе», а живым людям, ее населяющим. Теперь страна – это мы, народ. Точно по Конституции.

В этой системе ценностей людей нельзя унижать не только физически или морально, но и интеллектуально. Стратегической ошибкой становится обращение с народом, как с публикой, которой картинка в телевизоре внушает какие угодно мысли и настроения. Слепя других, властители быстро слепнут сами. Систематическое промывание мозгов в итоге приводит к их вымыванию, в том числе у самих промывающих. Театрализация политического процесса, превращающая «реальную» политику сначала в апофеоз, а затем и в балаган пиара, оскорбляет человеческое достоинство. Даже если это пока устраивает многих, достаточно того, что это подрывает социальную опору модернизации.

Стратегическим ресурсом становится человеческое достоинство. Оно всегда было этическим императивом, но теперь эта мораль становится залогом будущего, она непосредственно конвертируется в прагматические ценности и инвестируется в развитие, становится ликвидной в прямом экономическом смысле слова. И наоборот: диктат, насилие и унижение уже неликвидны, они тормозят развитие, лишают перспективы.

Такая переоценка ценностей требует изменения всей системы институтов, практик и отношений.

Вход в модернизацию начинается с идеологического признания. Приоритет ценностей человеческого достоинства, свободы и права уже декларируется политическим руководством, но эпизодически, отрывочно, и это выглядит полемикой со скрытой идеологией самой власти. В обновляющейся стране отношение к этим ценностям должно быть выражено определенно, безоговорочно и обосновано:

• морально, как установка, единственно достойная человека разумного, вменяемого, самостоятельного и ответственного, а также страны, претендующей на статус современной;

• прагматически, как единственная система принципов, открывающая путь к экономической и технологической модернизации, преодолению инерции ресурсного развития и выходу в инновационное будущее, а значит, дающая шанс на выживание в новом мире;

• юридически, как система ценностей и идей, однозначно и без оговорок зафиксированная в Конституции РФ, а потому не допускающая ревизии, особенно в системе власти и в политическом истеблишменте.

Далее это признание транслируется шире, укрепляя общественную поддержку и экспертное сопровождение модернизирующей власти. Сигналом начала модернизации станет исключение идеологической архаики из всего, что прямо или косвенно связано с официальной позицией и ангажированными государством институтами.

Политическое будущее страны: назад к Конституции

Соотношение модернизации и трансформации политического строя необходимо рассматривать в конкретно-историческом контексте нашей страны. Каждый виток российских модернизаций прошлых лет при всех достижениях порождал меньшую экономическую конкуренцию и меньшую политическую свободу. Потому-то каждая модернизация оказывалась незавершенной, лишь частично эффективной, ее изъяны перевешивали отдачу от позитивных перемен.

Обновление политической системы становится обязательной составляющей модернизации по нескольким основаниям.

Во-первых, демократия как режим обсуждения, согласования и «обратной связи» государства с обществом снижает риск стратегических ошибок. Из международного опыта известно, что в десятках «лучших» и «худших» моделей экономических трансформаций – по восемь «недемократий» – в результате авторитарно принятых стратегий они либо сильно выигрывают, либо катастрофически проигрывают. Риск «проиграть модернизацию» для России недопустим.

Во-вторых, современная модернизация во многом строится на «человеческом капитале». Высококвалифицированный работник – главный секрет ее успеха. Следовательно, она требует и механизма «воспроизводства» такого капитала (система образования), и его поддержания (система здравоохранения, пенсионного обеспечения, без чего он не будет иметь стимула к сбережениям). Внедрение таких механизмов также требует открытости, диалога с «потребителями», учета как их объективных интересов, так и субъективных оценок социальной справедливости предпринимаемых мер. Яркий пример ошибок в реализации таких реформ – «монетизация льгот»: бурные протесты «льготников» вызвало не столько содержание реформы, сколько методы ее проведения и «продажи» обществу.

В-третьих, (в продолжение и первого, и второго аргументов) деловая активность и общественная деятельность граждан нуждаются в высвобождении из-под бюрократического «вертикального» прессинга, иначе «технологическая» модернизация просто не даст эффекта. Так, успехи в развитии информационно-коммуникационных технологий останутся «игрушками», не дадут мультипликационного эффекта, если одновременно не будут снижены административные барьеры и обуздана коррупция. ИКТ дают преимущество в скорости обработки информации и принятия решений – но этот эффект легко сведет на нет коррупционер или бюрократ, требующий взятки или долгих согласований. То же самое относится и к повышению энергоэффективности: снижение издержек производителя будет прочитано бюрократом-взяточником как возможность обложить предпринимателя более высокой коррупционной рентой. Добавим к этому распространившуюся практику рейдерства, неутвержденность прав собственности. Очевидно, что такой режим отношений с государством не способен создать деловую среду для модернизации.

Нынешняя модернизация предъявляет свои требования к политической системе страны:

• качественное государственное управление – компетентное, обеспечивающее выполнение базовых функций государства и предоставление обществу базовых общественных благ, некоррумпированное, прозрачное, ответственное и поддерживающее постоянную обратную связь с обществом. В это определение укладываются и правопорядок, и социальная справедливость и общественная солидарность, и оптимальная экономическая и социальная политика, обеспечивающая поступательное и эволюционное развитие страны;

• верховенство права, защита прав и свобод граждан, в т.ч. – права собственности;

• обеспечение свободного развития каждого гражданина и групп граждан – «стремления к счастью», что подразумевает не только защищаемую государством личную свободу, но и свободу экономической и любой творческой деятельности.

Такое государство – помимо всех прочих своих базовых функций – должно выступать арбитром и управляющим всеми конфликтами между плюралистичными интересами. Этот арбитраж обязательно подразумевает политический плюрализм, основанный на законе и устоявшихся политических, социальных и судебных практиках: соревновательность в политике, включая смену у власти различных политических сил, независимый суд, общая готовность урегулировать конфликты в рамках сложившихся институтов.

Описанные выше черты желаемого общественного строя дают четкое его определение как демократии, причем демократии современной. Либерализация, начавшись в политике и распространившись на повседневные практики, откроет возможности свободной самореализации наиболее активных и продуктивных категорий граждан, для привлечения массовых инвестиций, как в виде средств, так и в виде умов и рук.

Система управления: к дебюрократизации экономики через деэкономизацию бюрократии

Система управления не сводится к экономике, но также включает регулирование и контроль в социальной сфере, в науке, культуре и образовании, в инновационной деятельности и развитии технологий, в области обеспечения обороны и безопасности и т.д. В контексте модернизации важно, чтобы реформирование данной системы подчинялось единым принципам и стратегиям, общим ценностным и правовым установкам.

Необходимое изменение институтов – процесс крайне конфликтный. Управление, главный смысл которого – перераспределение доходов от сырьевых продаж, порождает особую институциональную среду, с избыточным регулированием, массовой коррупцией и бизнесом на административных барьерах. Инновационное развитие (и производство как таковое) требует качественно иной институциональной среды. Однако это означает гибель уже сформировавшейся паразитарной отрасли-класса. Поэтому попытки проведения институциональных реформ наталкиваются на хорошо организованное сопротивление. Ситуация требует неординарной политической воли – не мирных увещеваний, но жесткого и системно налаженного противодействия сопротивлению.

Основное направление – стратегия дерегулирования. Речь не просто о сокращении государственного вмешательства в дела компаний и граждан, но о его радикальной оптимизации. Государству предстоит не только избавиться от множества избыточных функций, но и сосредоточиться на выполнении тех функций, которые оно на данный момент выполняет плохо или не выполняет вовсе.

Дебюрократизация экономики требует деэкономизации бюрократии – радикального пресечения получения дохода на выполнении государственных функций и публичных услуг, ликвидации гигантской системы аффилированных окологосударственных предприятий. Органы власти должны перестать «осваивать» средства, они должны быть ориентированы на результативность и прозрачность их использования. Это выгодно стратегически. Это даст дополнительную нагрузку на бюджет, но и огромную экономию в масштабах страны, экономики в целом. Пресечение конфликта интересов устранит сами поводы для поведения чиновников по принципу: «мы вам будем больше мешать, чтобы вы нам больше платили, чтобы мы вам меньше мешали». Подрыв бизнеса на управлении или при управлении:

а) снизит интерес, питающий организованное сопротивление административной реформе;

б) сократит ресурс, который на это противодействие выделяется.

Либеральный принцип дозволено все, что не запрещено законом, не универсален и распространяется только на граждан, на частных лиц. В отношении системы власти действует принцип прямо противоположный: чиновник вправе делать только то, что ему предписано законом – остальное незаконно.

Поэтому первостепенное значение приобретает наведение порядка в распределении властных полномочий и нормативной базе:

• устранение норм избыточных, завышенных, устаревших, непрозрачных, «открытых» и отсылочных, внутренне противоречивых и взаимоисключающих, коррупциогенных;

• формирование регламентов: компактных, доступных, понятно организованных, прозрачных и исчерпывающих («закрытых») перечней минимально необходимых норм для всех требующих регулирования видов деятельности – как в отношении субъектов деятельности, так и в отношении самого администрирования;

• максимальная гармонизация российских норм, стандартов продукции и деятельности с международными системами требований и стандартов, но с учетом российской специфики и по критериям сближения реальных условий ведения бизнеса (а не имитации зарубежных схем, маскирующей реальное отсутствие изменений).

Порождаемая распределительной экономикой институциональная среда блокирует не только создание несырьевой альтернативы, но и сами институциональные реформы. Лимит времени на эксперименты с реформами исчерпан; в прежнем режиме реализации проект обречен. Выход из замкнутого круга вечно заново начинающихся и ничем не кончающихся институциональных реформ требует радикальной политической воли и нестандартных решений. Необходима перенастройка самой системы реформирования, предполагающая:

• понятные алгоритмы проведения реформ с защитой от саботажа и имитации;

• «проектный принцип» номенклатурных назначений (на срок и задачу, а не на «направление»); обеспечение нормальной ротации кадров в высшем руководстве;

• внедрение оптимальных систем управления институциональными реформами; использование объективных показателей эффективности проведения институциональных реформ – не по тому, что делалось, а по тому, что сделано;

• предоставление гарантий общественного участия и контроля (политическое руководство и общество «берут в клещи» разложившуюся часть средней и низовой бюрократии);

• дистанцирование от институциональных реформ групп с явными конфликтами интересов, исключение ситуаций, когда институциональные преобразования отдаются на откуп тем, кто жизненно заинтересован в их провале;

• преодоление ведомственного сепаратизма; отслеживание и пресечение ситуаций, в которых государственные инстанции выстраивают и реализуют собственные стратегии, конфликтующие с централизованными установками на институциональные реформы.

Курс на новую институциональную среду шире запросов экономики. Речь идет о ликвидации произвола и бесправия на уровне рядовых контактов граждан с властью (демократия повседневности). «Демократия снизу», от повседневных отношений, открывает новые возможности неполитической правозащитной деятельности и гражданских инициатив и в итоге создает реальную базу для демократии в «большой политике».