СИНОФОБИЯ ОБАМЫ

СИНОФОБИЯ ОБАМЫ

Головокружение от успехов привело к тому, что руководители КНР отвергли американский проект «большой двойки»: Соединенные Штаты так и не дождались их помощи в северокорейском и иранском вопросе. Хотя Китай – единственная держава, способная оказать давление на Пхеньян, делать это он не собирался, поскольку был заинтересован в сохранении статус-кво на Корейском полуострове и не видел для себя угрозы в развитии ядерной программы КНДР. Похожая ситуация сложилась и на ближневосточном направлении. Китайцы заключили с Ираном крупные контракты на поставки нефти, вложили миллиарды долларов в нефтегазовый сектор страны и, конечно, не желали идти на поводу у Вашингтона. Хиллари Клинтон объявила, что «проект «большой двойки» похоронен, и в американо-китайских отношениях вновь начался период противостояния».

Особенно ярко это проявилось в декабре 2009 года на климатическом саммите в Копенгагене. Китай отказался поддержать инициативы американского президента по борьбе с глобальным потеплением, причем сделал это в крайне оскорбительной форме. На встречи глав государств китайцы отряжали мелких чиновников, которые по любому вопросу препирались с американской делегацией, в том числе и с самим Обамой. Кроме того, премьер-министр КНР Вэнь Цзябао отказался пригласить представителей США на свою встречу с лидерами Бразилии, Индии и ЮАР, и, когда Обама явился без приглашения, китайская охрана преградила ему дорогу.

«Если Соединенные Штаты отважатся на противостояние с Китаем, – заявлял директор внешнеполитических программ New America Foundation Стив Клемонс, – то в первую очередь они будут разыгрывать уйгурскую и тибетскую карту»[260]. Демонстрация китайского величия каждый раз вызывала в Вашингтоне раздражение. Так было и во время подготовки к Олимпиаде, и накануне празднования 60-летия КНР. Причем оба раза американцы пытались укротить «дракона», поддерживая сепаратистские движения в начале в Тибете, а затем в Синьцзян-Уйгурском автономном округе.

Нарастали разногласия и в области экономики, что вынуждало экспертов признать проект «Киамерики» наивной утопией (хотя его автор Нил Фергюссон продолжал отстаивать «этот не очень счастливый брак главного мирового заемщика и главного кредитора»[261]). Как заявил Обама на питсбургском саммите «двадцатки» 25 сентября 2009 года, «для того чтобы избавить мир от экономического похмелья, необходимо решить проблему глобального финансового дисбаланса»[262]. Заниженный курс юаня, говорили американцы, приводит к тому, что Китай заваливает США своей дешевой продукцией. Экономист Пол Кругман, например, отмечал, что «китайский меркантилизм обходится Америке в 1,5 млн рабочих мест»[263]. В Белом доме Пекин все чаще называли «валютным спекулянтом, спровоцировавшим кризис».

Китайцы в ответ продолжали обвинять Америку в протекционисткой политике. Правда, выступая перед сенаторами-демократами в начале 2010 года, Обама отверг эти обвинения, пообещав «не закрывать двери для китайских товаров, одновременно продвигая американскую продукцию в Китае и превратив его в главный рынок сбыта для США»[264]. Но, как отмечали эксперты, достигнуть столь амбициозной цели он мог лишь в том случае, если Пекин откажется от заниженного курса своей валюты.

Как бы то ни было, по признанию его советников, Обама был убежден, что с того момента, как он был избран президентом, «КНР только и делает, что бьет его по зубам». И неудивительно, что после года молчания в начале 2010 года он решился, наконец, снять табу с темы прав человека в Китае. Многие члены Демократической партии США готовы были терпеть заигрывания с Пекином лишь потому, что надеялись на его помощь в борьбе с климатическими изменениями и преодолении финансового кризиса. Когда же китайцы прокатили американский проект на копенгагенском саммите и отказались пересмотреть валютную политику, у китаефилов в Белом доме исчезли последние аргументы в пользу сотрудничества с Поднебесной. Политики в Вашингтоне стали открыто выражать возмущение холодным приемом, оказанным Обаме в ноябре 2009 года, насильственной репатриацией уйгуров, бежавших в Камбоджу и казнью британского гражданина, страдающего психическим расстройством.

Президент Обама решил исправить собственную ошибку, приняв в Белом доме Далай-ламу, что, естественно, вызвало негативную реакцию в Пекине, где тибетский духовный лидер по-прежнему считался «предводителем сепаратистской клики». Однако китайцы не остались в долгу. Им удалось вывести Обаму из себя, приговорив к 11 годам тюремного заключения Лю Сяобо – автора манифеста в защиту демократии, за которого просил американский президент во время своего визита в КНР. В конце года западные страны подготовили достойный ответ, присудив Лю Сяобо Нобелевскую премию мира.

Правда, как говорил экс-председатель КНР Цзян Цзэминь, «китайцы никогда не уступают давлению со стороны иностранных держав. Это один из основных философских принципов Поднебесной»[265]. И давление по вопросу о правах человека, по мнению экспертов, могло лишь разозлить Пекин и сделать его менее уступчивым в других вопросах. «Это только американцы ведут переговоры по десяти различным темам так, будто они не связаны между собой, китайцы же привыкли составлять общий план игры, – писал профессор Гарварда Нил Фергюссон, – И если партнеры угрожают их ферзю, они постараются защитить его, поставив шах. В США не понимают этого и торопятся завершить партию. Китайцы выдержанны и терпеливы. Они не обращают внимания на то, как тикают часы. Ведь время для них измеряется тысячелетиями». В этой связи можно вспомнить один забавный эпизод из недавнего прошлого, когда на вопрос французского дипломата о влиянии Великой революции 1789 года на развитие Китая Дэн Сяопин ответил: «Пока еще слишком рано делать выводы»[266].

Крупный скандал разгорелся и после того, как китайские хакеры попытались взломать код поисковика Google.cn. и проникнуть в электронные почтовые ящики правозащитников. Представители Google пригрозили покинуть китайский рынок, если Пекин не прекратит попытки цензуры, а Хиллари Клинтон как и в годы президентства своего мужа обрушилась с критикой на КНР, заявив, что мир разделяет «информационный занавес»[267]. Правда, скептики утверждали, что корпорация Google, которая считалась одним из основных финансовых доноров Демократической партии, просто подыграла администрации Обамы, разочарованной в китайских партнерах, которые не желают изменяться по западным рецептам. К тому же «принципиальная» позиция Google предоставляла этой компании преимущества в конкурентной борьбе с китайским поисковиком Baidu.

Список старых обид Китая пополнился намерением Соединенных Штатов продать крупную партию оружия Тайваню. В соответствии с законом 1979 года США обязаны обеспечивать оборонные потребности острова; сделка была подготовлена еще администрацией Буша, и рано или поздно команде Обамы пришлось бы ее заключить. Но тайваньская проблема возникла, как водится, в самый неподходящий момент и многие эксперты расценили действия демократической администрации США как провокацию. Кроме того, поражал объем сделки в 6,4 млрд. долларов. Для сравнения: за всю историю своего существования с 1949 по 2006 год Тайвань приобрел американское оружие на сумму в 18,3 млрд. долларов. Американцы согласились продать Тайваню 114 ракет Patriot, 60 вертолетов Black Hawk, два минно-поисковых корабля, восемь подержанных фрегатов класса Perry, (которые почти в два раза должны были увеличить тайваньские ВМС), противолодочные ракеты «Гарпун» и оборудование связи для истребителей F-16. Правда, несмотря на жгучее желание тайваньских военных, от продажи самих истребителей США воздержались. Было объявлено, что решение об их поставке будет принято после того, как Пентагон составит доклад о соотношении сил между китайской и тайваньской авиацией.

Особенно покоробило китайцев обещание США продать Тайваню вертолеты Black Hawk. «Дело в том, – отмечала The Washington Post, – что в середине 1980-х годов 24 машины этой марки были проданы КНР, но после событий на площади Тяньаньмэнь Соединенные Штаты наложили эмбарго на поставки оружия в Китай, которое коснулось и запчастей к вертолетам. В 2008 году, пытаясь справиться с последствиями сычуаньского землетрясения, Пекин попросил, чтобы ему наконец продали запчасти для Black Hawk, заявив, что вертолеты необходимы для транспортировки пострадавших. Однако Вашингтон ответил отказом, и китайцы этого не забыли»[268].

Еще со времен холодной войны американцы воспринимали Тайвань как ключевой элемент своей оборонительной системы в Восточной Азии, «непотопляемый авианосец, сдерживающий стремительный рост КНР». Однако в Пекине были убеждены, что поставки американского оружия на остров противоречат «политике одного государства», которая начала приносить свои первые плоды после того, как к власти на Тайване пришла партия Гоминьдан. Неслучайно реакция Народной республики на решение администрации США была намного жестче, чем обычно. Китайцы не только прервали военные контакты с Америкой, но и пригрозили ей «последствиями, которые не хотела бы видеть ни одна из сторон». Несмотря на то что Пекин традиционно выступал против использования санкций в международных диспутах, на этот раз он нарушил собственные принципы в надежде наказать американские компании, участвовавшие в сделке с Тайванем. «Санкции со стороны КНР могут стать серьезным ударом даже для таких гигантов, как Boeing и United Technologies, – отмечал профессор Лондонской школы экономики Мартин Жак в газете The Guardian. – Существенно пострадают их бизнес интересы. Boeing, например, рискует проиграть китайский рынок европейскому авиастроительному концерну Airbus»[269].

Помимо прочего, поставки оружия Тайваню дали КНР официальный повод для того, чтобы вкладывать значительные суммы в разработку собственных вооружений. Через несколько дней после того, как администрация Обамы заявила о сделке с Тайбэем, Китай успешно провел первые испытания системы ПРО. Конечно, говорили политологи, на данный момент у китайцев нет вооружений нового поколения, и конкурировать с Западом в военной области они не способны. Тем не менее КНР каждый год увеличивала военные расходы на 18 %, реформировала армию, наращивала стратегические вооружения. В 2008 году Китай запустил свою первую противоспутниковую ракету, вступив, таким образом, в эпоху звездных войн. Китайцы все чаще задумывались о том, чтобы оспорить океанскую гегемонию США. «Если впечатляющий экономический и военный рост Китая продолжится еще несколько десятилетий, – писал американский политолог Джон Миршеймер, – США и КНР не избежать противостояния, которое в итоге может привести к вооруженному конфликту»[270].

В 2010 году американцы начали активно обвинять Пекин в экспансионистских традициях и даже окрестили руководителей КПК «красными императорами». Однако эксперты-китаисты не были согласны с таким подходом. «Понятно, что китайские интересы нередко входят в противоречие с американскими, – говорил президент Института экономической стратегии Клайд Престовиц. – Но я не думаю, что можно говорить о высокомерной, «имперской» политике КНР. Китайцы слишком сосредоточены сейчас на развитии собственной экономики. На протяжении трех тысячелетий Поднебесная не раз проводила политику экспансионизма. Однако затем вновь обращалась к проблемам внутреннего развития, уходила в себя»[271].

В своих нынешних границах Китай существует не так давно. Синьцзян-Уйгурский автономный округ вошел в состав государства в XVIII веке. Тибет был присоединен уже коммунистами в 1950-е годы. Эти земли относятся к внешнему кольцу, окружающему исконные китайские территории. Вопрос в том, будет ли это кольцо расширяться. Оптимисты в США были убеждены, что на данный момент китайские лидеры не заинтересованы в экспансии, и единственная территория, на которую они претендуют, – это Тайвань, причем стоит отметить, что «политика одного Китая» находит понимание среди ведущих мировых держав. Пессимисты отмечали, что быстрый экономический рост вынуждает Пекин искать доступ к иностранным технологиям, ресурсам и инвестициям, а значит, ему необходимо обеспечить военное присутствие в других государствах. И не случайно КНР жестко отстаивает свои интересы в окрестных морях… Правда, справедливости ради, стоит отметить, что даже во время китайско-японского конфликта по поводу островов Сенкаку, который разразился в сентябре 2010 года, Пекин и не помышлял об использовании военной силы Он лишь временно прекратил экспорт важнейших ресурсов, необходимых для японской электронной промышленности. «Конечно, конфликты могут разгореться и с другими державами, – писал The American Thinker. – В Южно-Китайском море у КНР сохраняются территориальные споры с Филиппинами, Вьетнамом и Индонезией, однако соседи стараются не раздражать лишний раз азиатского гиганта, опасаясь его военной мощи и восхищаясь экономическими успехами[272].

Соединенные Штаты тревожило, что у многих в Азии сложилось впечатление, будто Китай вышел из экономического кризиса окрепшим, а Америка – ослабленной. Такой стереотип, говорили американские политологи, будет «способствовать созданию синоцентричной Азии». Правда, растущие амбиции Китая могли сослужить ему и дурную службу. «Нежелание КНР идти на компромиссы, – отмечал эксперт из американского аналитического центра New American Security Эйб Денмарк, – растущая военная мощь китайского флота, новая экспансионистская политика – все это создает для азиатских соседей серьезную угрозу и вынуждает искать покровительства у Америки»[273].

В июле 2010 года на форуме АСЕАН в Ханое Хиллари Клинтон предложила играть роль посредника в урегулировании спорных территориальных проблем в Азиатском регионе. В Китае это предложение было названо «беспардонным вмешательством во внутренние дела континента», однако из страха перед Пекином все больше азиатских стран были готовы поддержать инициативу Клинтон. «Таким образом, – писал The Atlantic, – от топорных действий КНР выиграли американцы, которые смогут теперь восстановить свои позиции в Восточной Азии и предотвратить объединение этого региона вокруг Китая. США не позволят Пекину доминировать на Южно-Китайском море, которое в последнее время называют восточноазиатским Средиземноморьем. Кроме того, они сделают все возможное, чтобы усилить Японию – единственного игрока, способного уравновесить КНР»[274]. В этом смысле заслуживало внимания выступление американского министра обороны Роберта Гейтса, который пообещал, что в случае конфликта с Китаем Америка выполнит свои союзнические обязательства перед Токио. Неслучайно седьмой флот США провел осенью 2010 года самые масштабные в истории совместные военные учения с Японией, на которых отрабатывалась операция по возвращению японских территорий, захваченных «иностранной державой».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.