70 лет социального эксперимента

70 лет социального эксперимента

Революция 1917 года стала возможной по многим причинам. Это и продолжающиеся военные потери, и страх утратить то, что было нажито во время недавнего экономического подъема, и предчувствие близкого кризиса, и распад элиты, и разрозненность общества. Конечно, существовала потребность в изменениях, существовали определенные объективные предпосылки для них. Проблема заключалась в отсутствии у власти воли к тому, чтобы осуществить эти изменения. Поэтому, как это часто бывает в незрелом, неподготовленном обществе, победил худший сценарий – самый простой и самый кровавый.

Если задуматься о глубинной природе переломных исторических этапов первой половины XX века, становится понятно, что Первая мировая война разрушила остатки клерикального монархического устройства цивилизации. Забегая вперед, отмечу, что Вторая мировая война вырвала сорняк, который вырос на этих развалинах.

Я уверен, что революция 1917 года проистекала отнюдь не из освободительного движения угнетенных евреев, не из Бунда, не из Российской социал-демократической рабочей партии, не из меньшевиков и большевиков. Не Плеханов, не Ленин и не Маркс сыграли здесь ключевую роль. Причина Октябрьской революции состоит в том, что Российская империя и без того была нестабильной, и внутреннее напряжение возросло до такой степени, что прежнее государственное устройство не могло не рухнуть.

Падение началось с момента поражения в Крымской войне. Не случайно же император, не пережив позора, покончил с собой – принял яд, укрывшись шинелью, и во многом предвосхитил на самом деле уход империи. Все дальнейшие события лишь ускоряли падение. А ведь любая империя – в том числе и Российская – не может жить без побед. Геннадий Зюганов однажды мудро заметил, что наш «самый мирный народ» тихо-мирно провел 800 лет в войнах и завоеваниях, поэтому иллюзий быть не должно. И для сознания жителя империи неважно, что эти победы достигаются путем колоссальных жертв и колоссального численного преимущества, – важно, чтобы они были. Поражение в Крымской войне оказалось страшным, потому что открыло собой череду поражений. Даже блистательный талант и мудрость Александра Михайловича Горчакова, дипломатически отыгравшего все неудачи, не могли спасти Российскую империю. После этого – унижение Балканских войн, Японской войны, Первой мировой. Было ясно, что империя потеряла веру в себя, превратившись из жандарма Европы, коим стала Россия после победы над Наполеоном, в европейское посмешище.

Октябрьская революция началась по сути еще тогда, в Крыму, во времена позора русского оружия. Поэтому это ощущение поражения витало и в Генштабе, и в армии, и в жандармерии, и во всем русском обществе. Империя готова была рухнуть. Она могла пасть либо под ноги коммунистов, либо под ноги внешнего врага, каким были немцы. Но падение было предопределено. По жесточайшей иронии истории последний русский царь и его жена оказались такими же иностранцами, как и первые правители Руси, хотя тем только в страшном сне могла бы присниться дружеская переписка их жен и их самих с руководителями враждующих государств. И только в страшном сне можно было бы представить, чтобы хозяину земли русской давал советы и назначал на должности безграмотный ведьмак, карикатурно напоминавший великих праведников, стоявших ранее у русского престола, – не Серафим Саровский, не Сергий Радонежский, не Тихон и не Никон, а грязный, погрязший в распутстве, необразованный мужик. К сожалению, столь же жалкой пародией на своих великих предшественников выглядел и последний русский император. А империя-пародия не имеет права на существование.

Слабость Российской империи и явилась причиной того, что к власти пришли люди, по своей природе бездарные. Вряд ли все-таки можно усомниться в том, что Владимир Ульянов – Ленин – обладал немалыми способностями и талантами, однако воздать какие-либо почести когорте его приспешников довольно сложно – ни глубина ума, ни уровень образованности не давали им права управлять столь великим государством.

Поэтому они и погибли столь быстро, сгорели в горниле революции, уступив дорогу современным Молчалиным, глубоко безразличным к идеям, но неравнодушным к системе. Главный из таких Молчалиных – Сталин – уверенно проложил дорогу себе и себе подобным. Сталин является, пожалуй, самым бездуховным российским правителем, отнюдь не будучи при этом необразованным. Никогда не забуду, как Александр Николаевич Яковлев рассказывал мне о своей работе в комиссии по реабилитации. Сотрудникам комиссии нередко попадали в руки документы с резолюциями Сталина: «Расстрелять», «В тюрьму». Причем документы эти были рукописные. «Видите, – с грустью заметил Александр Николаевич, – он хоть читал. А нынешние и читать-то не могут».

Яковлев говорил это во времена Горбачева и Ельцина. Впрочем, думаю, что ни Хрущев, ни Брежнев, ни тем более Черненко – за исключением, пожалуй, Андропова, который наверняка был неплохо, хотя и специфически, образован, – не могли сравниться со Сталиным ни по объему знаний, ни по пониманию многих вещей; однако по степени бездуховности, по глубине ледника души Сталин, бесспорно, давал им всем фору. Чернее его правителя в истории России не было. Вот уж у кого по праву в глазах должны были стоять кровавые мальчики! В XX веке не нашлось своего Пушкина, чтобы описать сталинские злодеяния, но именно Сталин, который интуитивно ненавидел и боялся Пушкина, наиболее достоин вопроса Сальери о гении и злодействе. Учитывая существующую сейчас версию, согласно которой именно Сталин отравил Ленина и сам, в свою очередь, пал от рук Берии, история Моцарта в «Маленьких трагедиях» звучит по-другому. Совсем по – другому.

Кстати, Пушкин в этом смысле вновь оказывается «нашим всем» – пугающее обстоятельство. Дело в том, что в своих произведениях – либо легких и ироничных, либо серьезных и даже мистических, как «Маленькие трагедии», вещь небольшая по объему, но исполненная глубокого смысла и совершенно законченная, – Пушкин описывал архетипы русской души. Именно поэтому мы и говорим с уверенностью, что Пушкин – это наше все. И, как выяснилось, архетипы эти практически не меняются. Это-то и страшно.

Если вдуматься, то ситуация, подобная восстанию декабристов, которые вывели на площадь солдат, кричавших «за Константина и жену его Конституцию», выглядит смешно. Примерно такие же крики звучали и в 1917 году. Невозможно было объяснить простому солдату, вчерашнему крестьянину, о чем идет речь. Какая конституционная монархия? Какая буржуазная революция? Это все были никому не нужные петербургские словеса, которые могли заинтересовать двадцать с половиной человек. Народ понимал одно: грабь награбленное. Задолго до Фромма и за несколько лет до Фрейда было найдено основное – к сожалению для всех нас – побудительное свойство человеческой души. Это совсем не тяга к любви и отнюдь не только тяга к смерти. Это оказалась тяга к разрушению. Оказалось, что, как потом писали и Фрейд, и Фромм, человек – единственное животное, которое несет угрозу для себе подобных и с радостью себе подобных уничтожает. Большевики очень четко осознали и поняли это. На самом деле они предложили уникальную модель, и вот что интересно: эта модель работала в любом городе, в любой деревне, в любом национальном объединении. Ленину удалось завоевать страну без средств массовой информации, без телевидения, без радио. Он вовсе не был великим оратором, он лишь бросил в народ фразу, которая, как огонь по сухой листве, охватила всю Россию. Фраза очень простая: «Кто был ничем, тот станет всем». Грабь награбленное. У Достоевского было сказано: так что же, если Бога нет, то все позволено? И вдруг стало ясно, что для них Бога действительно нет и действительно все позволено. И это «все» оказалось страшным.

Веками длившийся раскол российского общества к 1917 году дошел до крайней стадии. В стране существовало несколько типов экономики, несколько видов морали. Так что гражданская война оказалась войной не классов и по большому счету даже не цивилизаций. Все было гораздо глубже. Было ощущение войны разных биологических видов, говорящих на разных языках, живущих в разных экономических условиях. В конечном итоге люди, живущие в деревнях, перестали воспринимать горожан как часть себя, как народ. И наоборот – аристократы видели в крестьянах даже не людей, а просто некую живую субстанцию. Ни те ни другие даже не относились к убийству иного как к убийству себе подобного, воспринимая этот факт как уничтожение взбесившегося животного, и неважно, кто взбесился – королевский олень или дворовый пес. Важно, что это не люди, не человеки.

Именно поэтому так странно выглядели какие – нибудь гимназисты, пытавшиеся что – то кому-то объяснить в деревнях, – настолько чуждыми они были. Поэтому так страшно смотреть на фотографии тех лет, когда тебе показывают портреты аристократов, а потом снимки деревенских жителей, – кажется, что эти люди не могли существовать в одном времени и на одной земле. И конечно, когда две эти расы, две цивилизации столкнулись, началась война на уничтожение. Кстати, именно в этом заключалась трагедия белого движения. Оно было обречено с самого начала: белогвардейцы относились к народу, с которым воевали, как к плебсу, черни, быдлу, которое должно быть уничтожено, как к рабочему скоту, лишенному души, сердца и языка. И этот подход мог привести только к одному – к тому, что быдло отказалось покорно принимать смерть от руки погонщиков, а вместо этого принялось уничтожать их самих, разрывая зубами, ненавидя, делая все возможное, чтобы стереть их с лица земли и не допустить повторения прошлого… Нельзя их за это упрекать. Они умудрились стать слепоглухонемыми – и те, и другие. На самом деле это одна из величайших трагедий. Русь взорвалась изнутри, и, как всегда происходит при любом взрыве, в этом процессе не было и не могло быть ни капли созидания. Исход взрыва всегда самый простой – разрушение.

Хотя по большому счету события 1917 года вряд ли нужно считать революцией пролетариата или крестьянства. Скорее это была кровавая поступь Хама, вне зависимости от его классового окраса. Если угодно, Октябрьская революция была спровоцирована веками бездуховности, совращения народа, отсутствием добра и позитива. В итоге развращенная, погрязшая в жажде насилия, многократно уже мысленно пережившая это насилие в разглядывании дурацких лубочных картинок, в чтении дешевых детективов о Нате Пинкертоне и исторических романов о бунтах народных героев Разина и Пугачева масса с радостью устремилась реализовывать весь бред своего подсознания. Не случайно в ЧК особо отличились молодые, 17—18-летние юнцы, вчерашние гимназисты, увлекавшиеся разнообразной желтой литературой. С каким удовольствием они лили чужую кровь, как воду, чувствуя себя при этом, говоря современным языком, героями телевизионных сериалов и криминальных передач…

Большевики открыли этот тайный клапан и, когда выпустили дурную кровь, сумели клапан опять зажать, перехватив инициативу и придав происходящему некое идеологическое наполнение, наводя при этом порядок штыком и свинцом. Расстрельный поезд Троцкого наводил ужас на бунтующие губернии, потому что люди не могли понять – а почему надо прекратить грабить? Но большевики сказали «хватит!» – и подавили тягу к грабежам страхом смерти, железной волей и строгой дисциплиной. И впоследствии тот же Сталин долго и планомерно уничтожал последние внутренние колебания.

На самом деле большевикам за многое можно сказать спасибо. Что в первую очередь сделали Ленин и Сталин? Они попытались стереть различия между слоями населения. На возможность революции 1917 года в первую очередь повлиял чудовищно низкий уровень грамотности в России, и не случайно большевики в первые же годы после завоевания власти стали проводить политику насильственного обучения народа, четко понимая, что иначе их разорвет точно так же, как разорвало Российскую империю. Именно поэтому была провозглашена задача добиться всеобщей грамотности и повсюду стали открываться избы-читальни. Это был мудрый шаг, который царская власть должна была сделать еще в середине XIX века, и тогда, скорее всего, никакой революции в России не случилось бы.

Тем не менее в реальности обстоятельства сложились так, что, если бы революция 1917 года не свершилась, Россия была бы обречена: к сожалению, в том виде, в каком она существовала, у нее не было шансов. Однако из всех исторических возможностей ей выпала, как ни странно это прозвучит, самая мягкая. В самом деле, Россия могла полностью потерять свое место в истории и исчезнуть, как исчезали многие великие цивилизации до нее. Она же смогла переродиться. Что же ее спасло? Простое и ясное чувство, которое объединяет всех русских людей за всю тысячелетнюю историю существования Российской империи. Это чувство справедливости, абсолютно иррациональное по своей природе, когда человек вдруг встает и говорит: «Это неправильно. И так не будет!» Именно это чувство справедливости заставляет нас внезапно очнуться – после любой кровавой бани, после самого жуткого погрома, – прозреть и подумать: «Что же мы натворили? Нет, это неправильно! Так не будет!» И именно это чувство «так не должно быть», глубинное интуитивное чувство справедливости и правды, присущее русскому народу, во многом является его путеводной звездой и, если угодно, панацеей от тех бед, которые невольно или вольно Господь бросает на Россию.

Есть и еще одна особенность, которая спасла Россию, в отличие от многих великих цивилизаций. Она не пошла по ложному пути национальной сепарации. Она выделила человека как такового. Поэтому несмотря на все минусы и на весь сатанизм советской власти, было очень много здоровых элементов, которые большевики сумели очистить и – пусть даже в некоторых случаях совершенно случайно – поднять на поверхность, и которые относятся к сущности русской нации и русского народа.

Вопрос выбора пути, вставший перед Россией в начале XX века, был совсем не прост. Дело в том, что из множества идеологических исканий Запада нам подходили лишь немногие. Изначально и гнев народа, и его любовь опирались на специфические базовые принципы, определяющие русский национальный характер: широта, жертвенность, вера в мировое предназначение, доброта, обостренное до болезненности чувство справедливости, пренебрежение к собственной жизни и благополучию. С учетом этих черт ницшеанство нам не подходило, хотя и стало популярным среди некоторых представителей русской интеллигенции. Анархизм был гораздо ближе, тем более что достойную роль в идеологическом развитии этого учения сыграли Бакунин с Кропоткиным, но, тем не менее, не ему было суждено взорвать Россию, и уж конечно, ни одному из мистических или сугубо религиозных течений. Как ни странно, роль могильщика империи Романовых выпало сыграть далеко не самому популярному в свое время марксизму – учению довольно стройному, хотя и крайне сложному в осмыслении и, казалось бы, далекому от нашей специфики.

Многие наивно приписывают успех марксистской идеологии еврейскому происхождению Карла Маркса. Однако ничего от иудаизма в этом учении нет, а сам Маркс не был человеком религиозным. Марксистская экономическая теория представляет собой пример применения гегельянского метода анализа к базовым постулатам классической политэкономии Рикардо и Смита. Как этап развития политэкономической науки марксизм очень важен, однако нет никаких причин считать его вершиной теоретической мысли. Данная экономическая теория заняла свое законное место в учебниках, но не более того. А вот политический пафос его прочтения и практического применения оказался гораздо важнее изначального теоретического фундамента. На мой взгляд, самым важным элементом политической составляющей марксизма была близость объявленных целей к внутреннему представлению русского народа о справедливости. А идеи о главенствующей роли труда (причем, главным образом, физического) и об общественных фондах потребления и вовсе выглядели калькой с наших представлений об общинности.

Как это зачастую происходит, дьявол рядится в одежды праведные. Россия дьявола не разглядела, и тот получил уникальную возможность весь XX век собирать свою кровавую жатву.

Интересно, что коммунисты, воплощая в государственных реформах собственные воззрения, не собирались идти против многовековой традиции, во многом сохраняя форму и даже риторику тысячелетней империи, но подменяя ее сущность. Не случайно многие исследователи справедливо подмечали, что ленинизм выглядит как злая пародия на христианство – с нетленными мощами в Мавзолее, построением партийной иерархии по принципу церковной и даже кодексом строителя коммунизма, подозрительно напоминающим десять заповедей. И самое важное из перенятого коммунистами у церковных деятелей – полное отсутствие критических рассуждений и дискуссий по фундаментальным вопросам и скорость предания анафеме неугодных.

Коммунисты устроили геноцид народа практически с первых дней своего правления: справедливо рассудив, что люди мыслящие и духовные представляют собой немалую опасность, они истребили или выслали из страны в первую очередь философов, ученых, религиозных деятелей. Мыслительный процесс и духовный поиск представлялся им настолько страшным, что они сделали все возможное для оболванивания народа. Это нашло свое проявление как в уничтожении цвета нации, так и в постоянном принижении роли умственного труда и осознанном возвеличивании труда физического. В обществе была создана атмосфера нетерпимости к любому проявлению интеллекта, особенно если он был направлен в сферу общественных наук. Инженеры были нужны, философы – страшны. Система осознанно уничтожала и растлевала церковь, подкупая желающих служить советской власти и каленым железом выжигая праведников. Любой несанкционированный интерес к религии воспринимался как угроза общественному благополучию. Не делалось исключения ни для одной области эзотерики: все должно было быть строго подконтрольно.

Один из самых важных, ключевых моментов существования советской власти, зачастую оправдывающий сам факт ее существования, – это победа в Великой Отечественной войне. Бессмысленно анализировать все аспекты этого эпохального события, позвольте лишь предложить свой взгляд на это столкновение добра и зла. Суть победы, как мне кажется, заключалась не только в уничтожении национал-социализма в его самой страшной форме. В результате это страшного столкновения получил смертельный удар и коммунизм – он хоть и распространился по планете, однако дал трещину, которая впоследствии и привела к его гибели. Потому что именно Великая Отечественная война послужила сильнейшим катализатором возвращения к религии – в том числе и на государственном уровне, начиная от знаменитого сталинского обращения «братья и сестры» и заканчивая возрастанием влияния церкви и возвращением к русской истории.

Результатом становится очередной виток интереса к вопросам духовности, очередной всплеск интереса к литературе – и вот уже под воздействием совокупности этих факторов идеология коммунизма, повторив все ошибки русского дореволюционного православия, терпит сокрушительное поражение в войне с демократической идеологией.

Таким образом, тяжелейшие потери, понесенные нашим народом в войне, являются по своей сути искупительной жертвой, расплатой за ошибочно выбранный путь, а фашистская Германия послужила страшным орудием в Божьих руках для реализации этого плана. Взглянув под таким непривычным углом, можно ответить на вопрос, что хуже – коммунизм или фашизм. Конечно, «оба хуже». Мало кто заметил, что как нашему народу было послано страшное испытание в наказание за коммунистическую ересь, так и немецкому народу за кошмарную преступную нацистскую идеологию, повергшую ниц лютеранство, было послано кровавое искупление, а орудием стала наша страна. Господь схватил наши заблудшие народы и, столкнув их друг с другом, выбил дикие богопротивные идеи – однако цена за это была заплачена колоссальная. Можно говорить о том, что наша ересь была все же менее страшной, чем германская, так как именно нам была дарована победа. Однако распорядиться победой достойно мы не смогли – на мой взгляд, во многом это произошло из-за нашей гордыни, когда был упущен шанс на покаяние после смерти Сталина. В отличие от нас, немецкому народу пришлось пройти через публичное унижение Нюрнбергского процесса и, пусть и насильственно, но принять коллективное участие в искуплении грехов нацистов. Мы же не только не осознали необходимости отказаться от коммунистической идеологии, но и попытались ее реанимировать и на штыках разнести по всему миру. Думаю, одна из причин этого в том, что не нашлось людей, достаточно мощных духовно, чтобы повести народ за собой. Сейчас, анализируя тот период отечественной истории, я не могу найти никого, кто предлагал бы альтернативный путь – не говоря уже о пути духовном. Весь XX век мы упорствовали в своей гордыне, для того чтобы впоследствии впасть в еще больший грех – уничижения.

Можно смело сказать, что красный дьявол в нашей стране потрудился на славу, «зачистив» интеллектуальную элиту и не дав ей шанса на возрождение. В конце концов коммунизм задушил себя сам, не справившись с геронтофилией на государственном уровне, когда системное слабоумие вошло в принципиальное противоречие с задачами управления гигантской экономикой. «Красный» подход к интеллектуалам сыграл с коммунистами злую шутку. Те, кто принадлежал к первому поколению большевиков, были, бесспорно, людьми образованными и думающими, хотя и не блестящими – по сравнению с современниками скорее посредственными, отсюда и столь страстная зависть и ревность. Однако их попытки выкорчевать интеллектуалов привели к тому, что всего через поколение даже эти середнячки стали казаться колоссами.

Конечно, целенаправленное оглупление и отупение всего народа невозможно, это утопия. Для управления столь большой и сложной системой, какой является страна, все-таки требуется определенный контролируемый уровень интеллекта. Задачу частично решало привлечение иностранных специалистов, но, тем не менее, надо было и воспитывать своих – отсюда возрождение системы технических и научных школ. Хотя и система воровства необходимых технических знаний работала великолепно – результаты выдавались за открытия наших ученых, хотя честнее было бы хвалить разведчиков. Именно поэтому разработку атомного оружия вел Лаврентий Берия: разведка находилась в его ведении, и она-то и давала существенную часть необходимого научного материала, разработанного в США.

Для управления людьми нужны были проверенные кадры – то есть классово близкие, но в то же время обладающие классово чуждым навыком управления. Решить эту задачу непросто: имеющиеся селекционные школы – высшие партийные – сталкиваются с естественным ухудшением качества материала от поколения к поколению, так как система по прополке мозгов работает и талантов становится меньше; кроме того, талантливый народ хотя и не перестает рождать способных детей, однако благодаря существующей государственной политике они либо мимикрируют, либо оказываются классово чуждыми. Даже система пайкового распределения не помогала. Принято считать, что существование спецраспредителей было вызвано в первую очередь недостатком товаров, ну и, конечно, необходимостью закрепления людей в системе иерархии – паек становился материальным символом их значимости. Выскажу крамольную мысль: я думаю, что корни этой системы гораздо глубже и страшнее.

Напомню, что сразу после революции большевики крайне активно занимались разнообразными психологическими и антропософскими опытами и исследованиями. Внимание уделялось всему – от воздействия на психику наркотических веществ до пересаживания органов животных с целью омоложения и получения уникальных боевых характеристик. Хорошо известно, что многие крупные деятели, как, например, Дзержинский, были кокаинистами. Это отнюдь не свидетельствует об их распущенности – просто согласно господствовавшей в то время точке зрения надо было любыми способами подстегивать работоспособность, а сон считался помехой, поэтому приветствовалось все, что могло заставить мозг работать быстрее и лучше, – однако отсюда же проистекает и колоссальная жестокость одурманенных наркотиками чекистов. Проблема в том, что такие методы хороши для текущего момента, но не отвечают глобальной – абсолютно сатанинской – задаче создания нового человека. В этом смысл всего XX века – в попытке переписать весь божественный замысел и присвоить себе функцию Бога. Дьявол выковывает себе слуг из людей, созданных по образу и подобию Божьему. Но для переделки человека уже не достаточно совращать и покупать души – надо, как в инкубаторе, сразу выводить новую, порочную породу, что, бесспорно, сложно, так как Божественное начало сильно и все равно пробивается на свет.

Основная хитрость этого замысла в том, что его никто особо и не скрывал. Цель – создание нового человека – декларировалась открыто, но вот смысл процесса доходил лишь до единиц. При этом использовались многие наработки ученых со всего света. Напомню, что и педология, как система формирования нового человека через воспитание в школах, получила мощное развитие. Школьному образованию вообще уделялось огромное внимание. Так, широко использовались идеи учеников Фрейда, в частности Лурье. Гигантские эксперименты проводились в области морали – начиная от полной сексуальной распущенности, продвигавшейся, в частности, госпожой Коллонтай и получившей обоснование в скандально известной теории «стакана воды», и до вопиющего ханжества, выразившегося в утверждении: «В СССР секса нет». При этом очевидно, что любая смена морального курса происходила не случайно, а как результат анализа влияния соответствующих идей на массы. Выяснилось, что ханжество управляемых полезно, так же как и распущенность управляющих, – отсюда и «комсомольские бани», и прочие радости жизни.

Так вот, идея продовольственных пайков несла глубинный смысл, так как отражала через систему питания попытку вырастить генетически различающиеся породы людей. Заводские столовые выкармливали рабочий класс с мышцами, а вот питание партийных бонз содержало продукты, способствующие и увеличению продолжительности жизни, и улучшению работы мозга. Из них выращивали новый тип человека – управленцев, а из нас – рабочий скот. Полезно было бы проанализировать средний возраст наступления смерти по естественным причинам в разных – позволю себе неприятный термин – модифицированных группах населения, но не думаю, что такая статистика находится в свободном доступе. Однако вряд ли можно ожидать, что богатая жирами и крахмалом пища основной массы советских людей была сколь-нибудь полезна для здоровья. По крайней мере, всем известным диетологическим школам советская система питания абсолютно противоречит.

Казалось, созданная система будет незыблемой, на века, и ничто не сможет ее победить. На самом деле советская власть могла бы не рухнуть еще лет 200–300, надо было только соблюдать правила игры. Именно поэтому даже страшной ценой войны не удалось быстро выбить коммунизм из России, уж больно глубинную работу провел Сатана. Однако все учесть невозможно. Начинают работать малые факторы – такие, например, как закон сохранения чиновника в системе, когда человек не может смириться с появлением среди собственных подчиненных кого-либо более яркого и талантливого, чем он сам. Таким образом, у молодых пропадает перспектива роста, и возникает системный кризис, который необходимо разрешать либо средствами партийных чисток, либо развязыванием войны. Трудность в том, что даже партийные чистки должны быть инициированы людьми, находящимися в определенной физической и моральной форме, – ведь и зло творить нелегко. Версия о Сталине, поплатившемся жизнью за то, что он из-за собственного возраста не успел вовремя нанести удар Берии, который занимал в списке потенциальных жертв одно из первых мест, дает нам очень яркий пример, вне зависимости от своей правдивости.

Да и подпитка интеллектуального потенциала элиты все время натыкается на проблемы. Ведь божественный замысел силен, и даже в семьях злодеев рождаются люди мыслящие. А значит, не удается вырастить генетических преступников, скорее наоборот – дети испытывают колоссальные душевные переживания от осознания греховности своих отцов. Отсюда и громкие дела 50-х годов о молодежных террористических организациях детей высокопоставленных родителей – у детей была информация и интеллект для ее анализа. Значит, надо по-прежнему обращаться за человеческими ресурсами к рабочему классу, но он-то низведен до уровня физической силы, в итоге падает качество материала. Система начинает давать сбои. Никто не хочет становиться жертвой чистки, и по молчаливому сговору элиты послесталинских времен кровавые встряски уходят в небытие. И сразу возникает проблема мест для вновь поступающих кадров. А следствие этого – раздувание бюрократической системы и падение ее профессионального уровня из-за фактического отсутствия возможностей роста, которые появляются почти исключительно в результате естественной убыли вышестоящих начальников. Ну а на самом верху – неминуемое старение высших руководителей и их страстное желание занимать руководящее кресло до последнего вздоха, обусловленное патологической боязнью потерять власть, то есть подмена здоровой конкуренции аппаратной борьбой. Но общество, которому некуда расти, начинает болеть. Новая кровь все равно должна была прибывать. Сталин решал эту задачу просто – уничтожая предыдущее поколение и тем самым открывая молодым дорогу наверх. Приблизительно тем же путем шел и Хрущев, только уже не уничтожая людей физически, а отправляя в отставку. А вот Брежнев стал основоположником советской геронтократии, которая в конечном итоге и погубила систему.

Таким образом, война нанесла тяжелый удар по коммунизму, но мощная бюрократическая паутина, опутавшая страну, этот удар поначалу выдержала и попыталась реорганизоваться. Однако в силу присущих советской системе особенностей любая попытка смягчить ее и придать чуть больше человечности ведет к ее гибели, что, тем не менее, занимает определенное время. При этом, как я уже говорил, система могла бы жить практически сколь угодно долго, если бы продолжала оставаться закрытой. Как показывает опыт Южной и Северной Кореи, а также Китая, можно как добиваться определенных успехов в экономике, так и морить свой народ голодом, если отсутствует контакт с внешним миром, что позволяет удерживать страну в повиновении. Дело в том, что темпы экономического роста никак не связаны с уровнем демократизации общества – зачастую именно тирании имеют максимальные показатели.

Кстати, замечу на полях – во время пятидневной Южноосетинской войны летом 2008 года несостоявшийся захватчик, президент Грузии Михаил Саакашвили, заявил в эфире CNN буквально следующее: мол, русские оккупанты воюют с нами, а ведь именно наша страна – образец и оплот демократии на Кавказе, именно у нас самые высокие темпы экономического роста, самый низкий уровень коррупции, самый низкий уровень бюрократизации и выборное назначение членов парламента и главы республики. Похоже, господин Саакашвили плохо знает историю или осознанно ее искажает – ведь наличие перечисленных показателей совсем не означает, что страна демократическая. Напомню, что нацистская Германия перед Второй мировой войной могла похвастаться куда более замечательными результатами, а опыт борьбы Муссолини с мафией и вовсе признан выдающимся. Однако никому не придет в голову назвать предвоенную Германию или Италию демократиями, хотя и Гитлер, и Муссолини в какие-то моменты своей карьеры играли по правилам, которые считаются демократическими. Здесь, как это зачастую бывает, форма подменяет содержание.

Вообще эксперимент советской власти, бесспорно, является самым интересным, по крайней мере, из того что происходило в XX веке. Я считаю, что человечество в принципе должно с большим вниманием изучать именно этот советский опыт, тем более что он продолжается до сих пор. По большому счету, что мы видим в Северной Корее, когда вся страна верит, что спутник запустили, а весь мир знает, что нет, – но корейцам говорят, что спутник летает и передает музыку, и корейцы вынуждены в это верить? Все в точности как в Советском Союзе. Некоторые впечатлительные граждане вспоминают Оруэлла – либо «1984», либо «Скотный двор». Они даже не понимают, как далеки они от действительности. Правда в том, что советская страна воспитала и развила ту особенность русской души, о которой писал Фрейд, – амбивалентность. Мы научились на генетическом уровне лгать себе. Я уже не говорю про окружающих – но себе мы лгали в первую очередь. Мы научились не верить официальным речам, но делать важные лица и не верить самим себе, когда нам надо было вставать и аплодировать.

Семьдесят лет беспримерного подвига и беспримерной подлости. Семьдесят лет без единой справедливой оценки. Семьдесят лет великих достижений страны, не приходящей в сознание ни на секунду. Получилось так, что страна отключила половину областей мозга, отвечающих за рацио, но оставила, если угодно, чувство внутренней справедливости, которое ее спасло. Потому что на фоне этой внешней подлости все равно были отношения между людьми и любовь к близким, любовь к Родине и уважение к старикам. И они, по большому счету, вывозили, вытягивали наш народ, несмотря на всю пошлость, глупость и чушь внешнего мира.

Семьдесят лет феноменального исторического опыта. Чем-то это очень отдаленно напоминает книгу Джанни Родари «Джельсомино в Стране лжецов» – жителям той страны приказано было называть белое черным, а черное – белым. Но такое сравнение не совсем точно. Скорее, был создан новый математический мир, где, понимая правила игры, ты мог сам рассчитать по формулам линию поведения. При этом советская власть интуитивно очень тонко чувствовала слабые моменты, осознавала, где именно пробивается этот неприятный росток правды, который может ее уничтожить, и честным образом пыталась закатать в асфальт, сгубить на корню, оболгать все то, что каким-то образом ей угрожало. Великолепно работало искусство мимикрии и замещения. Так, КСП-шная тусовка должна была подменить своим комсомольским подлым угаром протестность Галича, Окуджавы, Высоцкого.

Все эти замещенные формы комсомольско-молодежной активности, профанирующие реальный бунтарский дух, были доведены до совершенства. Кроме того, власть прекрасно понимала всю опасность таланта, который ей не служит, и, совращая этот талант, заставляла служить себе. Ни один мало-мальски одаренный человек не оказывался не у дел. Ярких, талантливых людей, пассионариев замечали, выхватывали из толпы и давали им возможность реализации – директорами заводов, комсомольскими активистами, кем угодно, – но при определенных условиях. Власть четко давала тебе понять: сохраняя лояльность, ты можешь достичь самых заоблачных высот. Служи, и все будет хорошо. Люди послабее не могли справиться с этим страшным испытанием и нередко кончали с собой, как Фадеев, или всю жизнь потом мучились жутким раскаянием, как Гайдар, которого после страшных злодеяний юности преследовали всю жизнь ночные кошмары. И таких ведь было много.

Система работала практически безупречно. Она могла прожить еще 200, 300, 400 лет – сколь угодно долго. Лишь когда начали выделять национальные особенности и притеснять евреев, механизм стал давать сбои. Однако это была эрзац-система, система подмены. Она впитала в себя весь лучший мировой опыт, начиная с того, что давала христианская церковь, и заканчивая тем, что было в Китайской империи: продуманная система иерархии, ротация начальства, вызов с территории, возможность карьерного роста, школа партийного актива и очень жесткое имущественное расслоение по степени близости к власти. В этом заключался гений коммунизма. Пагубным было только одно – цель.

К концу 80-х годов Россия подошла в состоянии, когда коммунизм уже дал трещину, монолитная система советского общества перестала быть абсолютным воплощением зла, так как отказалась от сталинской практики человеческих жертвоприношений в полном объеме, и даже ростки чуждой идеологии потихоньку стали пробиваться там и сям. Однако этого было недостаточно для крушения колосса, нужен был совсем иной стимул, и он пришел изнутри самой верхушки власти.

Вообще, довольно символично, что именно на Горбачеве закончилась советская эпоха. По своей природе это совершенно не русский правитель: мелкий, слабый, ничем себя особо не проявивший. Он пытался реализовать свои маленькие задачи, но, как это иногда бывает, оказался на стремнине истории и за счет этого стал гораздо более популярен за границей, нежели в своей стране. Он сдал все позиции, которые были завоеваны силой русского оружия. Позволил себя обмануть, не заключив жесткие договоры, и ни за понюшку табаку отдал все завоевания в Восточной Европе.

Так в чем состояла ошибка Горбачева? Он нарушил основную заповедь кастового общества. Эта заповедь звучит так: низшие касты не должны знать всей правды, ведь то, чего ты не знаешь, тебя не ранит. Ну скольким людям в стране было известно о существовании «двухсотой секции» ГУМа, об ателье спецпошива, о прелестях пайков, о правительственных дачах, о Четвертом главном управлении? Немногим. А те, кто что-то слышал, вряд ли представляли себе реальный размах. Скорее анекдоты рассказывали. Их вполне устраивала их собственная жизнь, они понимали, что им можно, а чего нельзя, и так же хорошо понимали, что если они запрыгнут на следующую ступеньку общественной иерархии, то им будет можно больше. Горбачев, который был выбран руководителем партии абсолютно случайно, как промежуточная фигура, достаточно слабая, чтобы не мешать войне кланов, понимал, что ему не на кого опереться. У него не было собственной мощной команды, он не мог рассчитывать на поддержку армии или КГБ, поэтому для того чтобы сместить, вычистить своих противников, он начал перестройку.

Процесс перестройки, изначально направленный на решение узких групповых интересов – ослабление кланов силовиков и партократов в Политбюро ради сохранения и упрочения позиции Горбачева, – быстро стал неуправляемым, так как сопровождался гласностью. Именно информация оказалась истинным могильщиком СССР. Когда шлюз гласности приоткрылся, стало ясно, что это решение оказалось столь же наивным, как решение открыть дверь дома, стоящего на пути селевого потока: возможности закрыть ее больше не представится. Поток снес все здание. Так что Горбачев, начавший политику гласности исключительно для решения своих маленьких партийных задач, мог уже не удивляться, увидев, что гласность вышибла кресло и из-под него самого. А затем уже появился Ельцин и все остальные.

Советские руководители допустили главную ошибку, которую впоследствии учли китайские власти, – позволили думать и анализировать, не стали выжигать инакомыслие каленым железом на корню. И тут судьба крайне жестоко распорядилась нашим народом, проведя его через колоссальные бедствия и страдания, голод, разорение – даже по сравнению с той скудной жизнью, которое вело большинство населения при СССР, – и публичное унижение.

Возникает справедливый вопрос – «за что?». Не уверен в правильности моего понимания, однако думаю, что во многом наши страдания – это искупление, причем коллективное, что с точки зрения истории российского народа имеет принципиальную важность. К сожалению, даже страдания не подтолкнули нас к правильным выводам, и поэтому вновь и вновь нам выпадает тяжелая участь. Каждый раз, находясь на переломных этапах нашей духовной истории, когда нам очень болезненно дают понять, что мы идем не туда, мы продолжаем упорствовать в своих заблуждениях, по-прежнему восхищаясь собственным прошлым, с готовностью героизируя и оправдывая его, но никогда не смиряясь и не каясь.

Хотелось бы заметить, что ответственность всегда имеет индивидуальный характер и ни в коей мере нельзя отказываться от принципа неотвратимости возмездия за совершенные преступления, так же как и оправдывать совершенные преступления несчастьями, выпавшими на долю социума. При этом очень важно не оставлять без оценки деятельность как отдельных личностей, так и политических движений. На мой взгляд, главной ошибкой Ельцина был отказ от проведения процесса над коммунистической партией по аналогии с Нюрнбергским. Даже советская власть осознала всю опасность оставления без исторической оценки деятельности Сталина и завершила эпоху проведением XX съезда КПСС, какими бы половинчатыми ни были его решения. Надо сказать, что в советское время руководители страны прекрасно понимали роль символов, поэтому не мешкая ни минуты приняли решение по выносу тела Сталина из Мавзолея и осуществили его, несмотря на то, что фанатов Сталина в то время было несравнимо больше, чем сейчас – поклонников Ленина.

Удивительная жизнь, удивительные люди, удивительная страна. Сейчас в очередной раз мы дошли до состояния, когда нам не могли не дать по голове. Ведь заметьте, каждый раз, когда мы отходим от пути правды, мы получаем по башке, притом все скопом, вне зависимости оттого, чья это ошибка. Бах! – Великая Октябрьская социалистическая революция. Бах! – Великая Отечественная война. Бах! – сталинские лагеря. Бум! – перестройка. И каждый раз мы не понимаем, чего от нас хочет мать-история. Снова и снова мы расшибаем лбы об одно и то же препятствие. Мы последними из европейских народов вышли из рабства, причем делать этого не хотели, сопротивлялись, кричали: «Не надо». А как только вышли из рабства, тут же все стали креститься: ввели в школах «основы православной культуры» – в те времена, правда, этот предмет назывался «Закон Божий». Что характерно, те самые люди, которые в школе учили Закон Божий, в 1917 году попам в глотки горячий свинец заливали, и Закон Божий почему-то никому не помог. Но мы ничему не учимся. Мы уничтожили собственную генетическую память, вырезали полстраны, а те, кто уцелел, дожил до Великой Отечественной войны и проявлял на фронте чудеса героизма, вновь оказались в концлагере.

Страшная Великая Отечественная война, миллионы павших. А почему она была? Почему вообще началась Вторая мировая, ставшая для нас Великой Отечественной? Почему из этой войны мы, народ победивший, вышли нищими, голыми, вышли в концлагеря? И почему народы проигравшие сейчас живут лучше, чем мы? Когда сейчас в документальных фильмах и телепередачах показывают наших ветеранов и немецких, то непонятно, кто победил в войне. Вот сидят немецкие ветераны: ухоженные, зубы фарфоровые, женщины – ну прямо куклы Барби, только седые. Волосы уложены аккуратно, лица гладкие – все возможности медицины использованы, и подтяжки, и ботокс… И вот на экране наш ветеран: бедный, трясущийся старик, зубы стальные, одет плохо, денег нет, пенсия копеечная. Смотришь на него – сердце кровью обливается. Что же это такое, как это возможно? А ведь он – победитель. Мы – народ-победитель. Народ-победитель, который ездит на таких машинах, на которые проигравший ни за какие деньги не сядет. Народ-победитель, который ест черт знает что, дышит черт знает чем и молится чужим идолам. Наши эстрадные кумиры поют песни в американском стиле, на английском языке, а мы после этого должны гордиться победой России на «Евровидении». А Россия тут при чем?

Значит, что-то мы сделали неправильно, не услышали какое-то божественное послание. Почему каждый раз, когда мы пытаемся встряхнуться, пытаемся вспомнить, кто мы, на нас обрушивается очередное несчастье? Ведь коммунизм, эта уродливая проказа, тоже пришла изнутри нас самих. Ведь это наши с вами соотечественники вырезали немалую толику всех тех людей, которыми Россия гордилась и которыми могла бы гордиться дальше. И на каждом из нас лежит доля вины, за которую мы не покаялись.

Почему в Германии очищение от нацизма прошло быстро, а у нас от коммунизма – нет? Дело в том, что в Германии не было столь разрушительного подготовительного этапа совращения немецкого народа, да и позиции церкви оказались гораздо сильнее. Искус, конечно, был – залезь немцы поглубже, им тоже было бы нелегко вернуться. Но одной лишь формальной технологии по производству людей будущего, разработанной в СССР, оказалось недостаточно. Именно поэтому опыт ГДР оказался неудачным и ассимиляция бывших социалистических граждан после падения Берлинской стены прошла в целом успешно. Разумеется, существенную роль сыграло наличие ФРГ как системного партнера, оказавшего и идеологическую, и финансовую помощь. Коммунистические воззрения, конечно, были осуждены. Однако, если говорить более глобально, грехопадение немецкого народа произошло на ином этапе его духовного поиска. Совратить немцев оказалось проще, но и болезнь у них протекала легче. Причин тому множество – от несравнимо меньших размеров территории и сравнительно недавнего осознания себя как единого государства и до совершенно отличного от российского духовного пути.

Лютеранство, вошедшее в повседневный быт бюргеров, оказалось хотя и слабым, но все-таки лекарством, приведшим именно к такому развитию болезни, хотя зверства, чинимые фашистами, заставляют усомниться в силе этого христианского течения. Перед тем как красный террор поднял голову, Россию долго и осознанно лишали веры, у немцев же переход из кирхи к месту надзирателя в концлагере занял полчаса, с перерывом на обязательный обед. Не удивлюсь, если и во время расстрелов они отвлекались на трапезу, мыли руки и, усевшись за стол, читали молитву.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.