На продажу подарил ей Шолохов или так распорядились без него?

На продажу подарил ей Шолохов или так распорядились без него?

В 1929 году Михаил Александрович привез из Вешенской в столицу черновики, варианты и беловики двух первых книг своего романа для предъявления в писательскую комиссию, которая должна была расследовать возникшую вдруг версию о плагиате. А когда расследование закончилось, оставил эти бумаги у своего друга – писателя Василия Кудашева. В московской его квартире.

Шло время. В июне 1941-го грянула война, а 4 июля Кудашев, добровольцем записавшись в ополчение, уходит на фронт. Но словно чувствовал он: понадобятся, да еще как понадобятся старые бумаги его другу! Понимал великую их ценность. Потому, наверное, вспомнив о них, уже 9 августа пишет жене: «Если Михаил в Москве – проси его немедленно вызвать меня через Политуправление на несколько дней. Мне необходимо сдать ему оригинал рукописи «Тихого Дона». Если Михаила нет в Москве, пиши ему срочно в Вешенскую».

Теперь в архиве Кудашева, недавно переданном Институту мировой литературы, аналогичных писем найдено несколько.

Однако немедленно вызвать друга с фронта Шолохов не смог. Он сам в это время был на фронте. Когда же в октябре появился в столице, то пришел к жене друга и, узнав его адрес, сразу ему написал: «Думаю, что увидимся в Москве».

Но было уже поздно. Армия, в которой находился Кудашев, попала в окружение под Юхновом, и он оказался в плену. Пропал без вести, как сообщили тогда жене. Есть свидетельства, что в конце 1943 года Василий Михайлович был в немецком концлагере в Померании, где скорее всего и погиб.

А рукописи «Тихого Дона»?

Они остались в его квартире, в распоряжении жены. На нее-то, Матильду Емельяновну Чебанову-Кудашеву, и «вышел» Лев Колодный, когда разыскивал адреса пребывания Шолохова в Москве. И она, по его рассказу, после продолжительного разговора и показа всяческих документов и фотографий, когда уже собрался он уходить, а на прощание задал вопрос («спросил так, на всякий случай»), нет ли у нее еще каких-нибудь бумаг, связанных с жизнью Шолохова, вынесла две папки.

– Что это?

– «Тихий Дон».

Верю тому, как описал Колодный свои чувства – «в такое мгновение, которое бывает в жизни, по-видимому, один раз». Но нам предлагается поверить и во все остальное в его изложении. А вот тут, убежден, столь же безусловно поверить нельзя!

Слово «убежден» вставляю специально – дальше вы поймете для чего.

Прежде всего отмечу очень важное. Рассказал Колодный конкретно, у кого и как была найдена рукопись, уже теперь, во втором издании своей книги. И теперь, понятно, он должен многое объяснить. Почему рукопись столько лет находилась у Кудашевой, а она скрывала это. Почему потом почти два десятка лет скрывал это он.

Сперва процитирую из книги Колодного Матильду Кудашеву:

« – Я у него (Шолохова. – В.К.) спрашивала не раз, что мне с ними (рукописями. – В.К.) делать, Шолохов ответил:

– Распорядись сама…

– Может быть, отдать шолоховедам? – сказала я.

– Какие там шолоховеды! – махнул рукой Михаил Александрович. – Придет время, отдай в надежные руки…»

Диалог многолетней давности примечателен тем, что он не только демонстрирует свойственное гению безразличие к своим бумагам («не надо заводить архивы, над рукописями трястись», – писал на сей счет Борис Пастернак), но как бы предвидит будущую ситуацию вокруг этих рукописей. Конфликт-то у Колодного с кем? С учеными-шолоховедами в первую очередь. А Шолохов, оказывается, выразив Моте Кудашевой явное пренебрежение к ним, не ограничился расплывчатым, неопределенным «Распорядись сама…» Конкретизировал, насколько можно было: «Отдай в надежные руки…»

Пришло время – и подвернулись таковые в лице Льва Ефимовича?

До чего все складно!

Только не забывайте: мы слышим все-таки не самого Шолохова. Это говорит Кудашева (которая теперь уже на том свете) в изложении Колодного.

А вот что говорит Лев Ефимович от себя, комментируя в книге эту ситуацию:

«Я убежден: таким образом он (т.е. Шолохов. – В.К.) хотел обеспечить будущее семьи своего погибшего друга».

На следующей странице – еще: «Убежден: Михаил Шолохов подарил рукопись романа жене и дочери Василия Кудашева».

Подарил на продажу, чтобы именно таким образом обеспечить их будущее? Аукцион Сотбис, что ли, имел он в виду в 1941-м, когда немцы стояли на пороге Москвы?

Колодный убежден.

А я, допустим, не убежден. Вернее, убежден в другом – что такое толкование крайне сомнительно. Да ведь даже и, по словам Кудашевой, в изложении Колодного, сказал-то Шолохов «отдай», а не «продай»! Вряд ли предвидел нынешнюю капиталистическую Россию, когда некоторые из Пушкина, скажем, только и помнят: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Причем имея в виду не свою рукопись как плод собственного творческого труда. Нет, чужую – как товар.

Именно превращение присвоенного труда гения в предмет товарно-денежных отношений, в объект самой настоящей спекуляции произошло в той истории, о которой мы говорим.

Не знаю, когда у Матильды Кудашевой впервые возникла мысль что-нибудь материальное с шолоховской рукописи обязательно поиметь. Не знаю, брала ли она и сколько с некоего аспиранта из Смоленска, который якобы когда-то над рукописью работал. А вот Колодному, согласно его книге, сначала позволила только подержать в руках заветные листы. Но он не отступил – проложил к ним дорогу. Чтобы получить их для работы, пусть только в ее квартире, пришлось помочь ей эту квартиру сменить на более хорошую. Это он предложил. И сделал. Потом помог установить в новой квартире телефон. Лишь тогда, как он свидетельствует, ему дали рукопись, чтобы заниматься с ней за специально отведенным столом.

В общем, принцип известный: ты мне – я тебе. Она так и пишет ему в письме от 14 ноября 1986 года, факсимиле которого можно прочитать среди иллюстраций в конце книги: «Спасибо Вам, большое спасибо, такое доброе дело не каждый родственник может сделать.

Мы в большом долгу, но, думаю, сможем для Вас сделать также доброе дело… Вы большой человек…»

Вот так они делали друг для друга добрые дела. Но за чей счет? Квартира и телефон – за счет Советской власти, конечно: Колодный сполна использовал свои связи и в Моссовете, и в Союзе писателей. А с Колодным расплатились за счет Шолохова.

Ну а дальше этот счет они использовали совместно – Матильда Кудашева и Лев Колодный. Впрочем, каждый по-своему.

Подумать только, ведь именно в это самое время – 10 мая 1987 года Лев Ефимович печатает в «Московской правде» беседу с Марией Петровной Шолоховой, женой писателя. То есть он общается с нею. Но молчит, что в эти дни (и давно уже) работает над рукописями «Тихого Дона». Что они – есть!

Почему молчит? Связан словом перед Матильдой? Однако для себя не постеснялся его нарушить: тайком от Кудашевой, как сам признается, вынес и ксерокопировал 125 страниц. «И она ничего мне не сказала, когда я начал публиковать в газетах главы будущей книги и иллюстрировать их ксерокопиями», – пишет теперь.

А почему же не сказала? Не есть ли это прямое подтверждение того самого сговора, комплота, по выражению Феликса Кузнецова, который возник между двумя этими достойнейшими людьми? Достойнейшими в том смысле, что один вполне стоит другого…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.