Явление Чубайса энергетикам

Явление Чубайса энергетикам

К приходу Чубайса в самой электроэнергетике мало что изменилось с советских времен. Ну образовали в 1993 году на базе Минэнерго холдинг. При этом все остались на своих местах: директора электростанций — на своих электростанциях, директора региональных энергетических компаний — АО “Смоленск” или “Томскэнерго” — в своих АО “-Энерго”. Могло ли быть иначе? Энергетики — одна из самых старых и хорошо организованных профессиональных каст. Энергетические генералы еще и при советской власти всегда входили в состав региональных элит и всегда вращались в одном кругу с местными губернаторами (раньше — партийными боссами), областными прокурорами, начальниками УВД и ФСБ—КГБ. У кого реальные ресурсы — у того власть и влияние. А что может быть реальнее электроэнергии?

Чубайс, хоть и знал закон Ома для участка цепи, к энергетическому цеху никакого отношения не имел и был для компании совершенно чужим. Но ему в известном смысле повезло с предшественником. Энергетики уже настолько были унижены Борисом Бревновым, которого годом раньше привел в РАО Немцов, что теперь они были счастливы принять в качестве начальника кого угодно. Хоть актера Михаила Пуговкина, хоть футбольного тренера Олега Романцева. Любой, по мнению энергетиков, был бы лучше двадцатидевятилетнего банкира Бревнова, поставленного управлять одной из крупнейших в мире энергетических компаний. Бревнов, правда, имел диплом инженера-электромеханика, но это никак не примиряло его с отраслью, потому что по специальности он до назначения в РАО ни дня не работал. Сразу после университета он оказался президентом неведомого АО “Виста” и председателем правления банка “Нижегородский банкирский дом”.

Нет сомнения, что Немцов, у которого молодой банкир работал экономическим советником в Нижнем Новгороде, посылал Бревнова в РАО “ЕЭС” с простой и незамысловатой задачей — реформировать естественную монополию.

Надо видеть здание бывшего Минэнерго СССР в Китайгородском проезде, в двух сотнях метров от Кремля. Классическая “деловая архитектура” сталинских времен. В этом комплексе зданий на углу бывшей площади Ногина (сейчас—Славянская) и Китайгородского проезда всегда располагались “тяжелые” министерства (Минчермет, Минпромстрой, Минцветмет...). Здесь работали Орджоникидзе и Каганович. Здесь же, уже в самом здании Минэнерго, сидел Петр Непорожний, самый, пожалуй, известный министр энергетики советских времен. Он руководил советской энергетикой при Хрущеве, Брежневе, Андропове, Черненко, больше тридцати лет — с 1962 по 1985 год. При нем было построено и введено больше всего электростанций. Да что там электростанции! Он строил целые города и огромные заводы, не имеющие никакого отношения к энергетике. Разве что они становились крупными потребителями электроэнергии.

К нему, как вспоминает Анатолий Майорец, последний советский министр энергетики, обращался председатель Совета Министров СССР Косыгин с предложением построить какой-нибудь Братский алюминиевый завод. На недоуменный вопрос: “А мы-то тут при чем?” — Косыгин обычно отвечал: “А больше некому, Петро, больше некому"’. Интересный, надо признать, был механизм распределения строительных подрядов...

А теперь представьте худого юного кудрявого и, главное, никому не известного банкира, которого Немцов прислал наводить порядок. Его никто не воспринимал всерьез. Тем более что двадцатидевятилетний Бревнов сразу же допустил роковую ошибку. Став председателем правления РАО, он не занял кабинет бывшего министра, оставив его своему предшественнику Анатолию Дьякову. Дьяков подвинулся, но недалеко. Он пересел в кресло председателя совета директоров РАО. Бревнов, видимо, и не предполагал, какой силы сигнал о своей аппаратной слабости он послал сотрудникам компании: пришел человек, не решившийся даже сесть в предназначенное ему кресло.

Дьяков, руководивший Минэнерго, а затем и холдингом с самого его образования в 1993 году, поначалу ничем Бревнову не мешал. Зачем мешать противнику, который совершает ошибку за ошибкой? Бревнову очень понравилась корпоративная авиация. ИЛ-62, принадлежащий РАО, возил молодого руководителя в Штаты и другие важные государства. И не всегда по делам. И не всегда в составе пассажиров корпоративных чартерных рейсов оказываются исключительно сотрудники компании. Иногда — жена, теща и/или собака Бревнова. Дачу он себе снял за 200 тысяч долларов в год. Дача как дача — коттедж в правительственном поселке Архангельское по Калужскому шоссе. Но министрам она полагалась по чину и доставалась по себестоимости с дотацией. А с коммерсантов драли три шкуры, то есть коммерческую цену плюс надбавку за честь жить за одним забором с членами правительства. Бревнов, хоть и управлял компанией, где главный акционер — государство, проходил по разряду коммерсантов. И платил соответственно.

В общем, Бревнов жил широко, а Дьяков ему не мешал. Копил материал, надо полагать. Потому что, когда в итоге пришла Счетная палата, долго копаться им не пришлось. Правда, сначала Дьяков попытался справиться с Бревновым самостоятельно, своей властью, так сказать. Он провел совет директоров и уволил Бревнова. На освободившееся место возглавляемый Дьяковым совет, естественно, назначил Дьякова. Решение прошло, но был один изъян: представители государства в совете голосовали за Дьякова без соответствующей директивы. Минтопэнерго это решение не признало. В РАО усилили пропускной режим. Сергей Кириенко, ставший к тому времени министром топливной промышленности, объявил, что законный руководитель РАО—Бревнов. Тот воспрянул духом и немедленно опечатал кабинет Дьякова.

Когда принципиальное решение о том, что Чубайс сменит Бревнова, было принято, Немцов столкнулся с неожиданным препятствием. Его протеже не хотел покидать свой пост. Не хотел писать никаких заявлений, шел на всякие ухищрения, делал вид, что не понимает, в чем дело.

— Ему страшно понравилось быть большим начальником со своим самолетом, — вспоминает Немцов. — Его, как я понимаю, поразила кессонная болезнь, с которой лично я столкнулся тогда впервые. Нельзя было резко поднимать человека на такую высоту. Мозги вспенились, как у водолаза при резком подъеме. Хотя я вот нижегородским губернатором стал практически в детстве. И вроде ничего.

Любопытно, что сменивший Дьякова на посту председателя совета директоров тогдашний замминистра Виктор Кудрявый оказался единственным профессиональным энергетиком, который практически заступился за отстраненного Бревнова. На заседании совета директоров он сказал, что каждый руководитель имеет право на ошибку. Тот самый Кудрявый, который прославился тем, что все эти годы отчаянно и со знанием дела боролся с Чубайсом, с его идеями, с его людьми и с людьми его людей. Бревнов хоть и не был “со стороны Чубайса”, но, несмотря на мимолетность своего пребывания у власти в РАО и на все свои заморочки, был “от реформаторов”, имея при этом свои взгляды на экономику. Пока ему не снесло крышу от высоты собственного положения и связанных с этим возможностей, что, впрочем, случилось практически сразу после назначения.

— Я когда в совете директоров был, как мог, вредил им, — признается Кудрявый, когда мы, почти через десять лет после описываемых событий, встретились сырым январским утром 2008 года за чаем в скромной кофейне на Сретенке. — А они вредили мне. Особенно мы бились, когда Волошина убрали (из администрации президента.—М.Б.,О.П.), аяоста-вался членом совета директоров.

— У обеих сторон получалось, кажется, неплохо?

— Да нет, — грустно улыбается Кудрявый, — у меня получалось не очень. У них лучше. Самое большое достижение мое и моих единомышленников было в том, что мы больше чем на год задержали принятие закона по реформе. Нас три человека было: Борис Васильевич Никольский в Совете Федерации и Ярослав Михайлович Швыряев — в Думе. Он очень сильный энергетик. Они с Никольским подготовили альтернативный вариант закона. Ну это все уже история, да и Бориса Васильевича уже нет. Я вот что скажу, — Кудрявый понижает голос и чуть подается вперед, — надо не бросать эту тему.

— В смысле?

— В смысле последствий, которые могут быть от того, что с РАО сделали. Причем я не исключаю вариант, что, может быть, все и вернется.

— Что вернется и куда?

— Мне тут один товарищ говорит: “Виктор Васильевич, слушай, ну выкупили же “Сибнефть” у Абрамовича. Государство выкупило”. Это я к примеру говорю.

А вот Виктор Васильевич Кудрявый, профессиональный энергетик, занимавший разные высокие посты (замминистра энергетики при Шафранике, первый вице-президент и главный инженер РАО при Дьякове), никогда корпоративных самолетов не заказывал, дорогих дач не снимал, не жил месяцами в гостинице “Балчуг”. Но на совете за Бревнова заступился. Правда, не упустил случая журналистам сообщить, что при Бревнове долги РАО бюджету возросли на 70 процентов, а долги по заработной плате — в полтора раза. Что касается материалов проверки, то “Бревнов — это уже не забота компании, а забота правоохранительных органов”¹.

Бревнов, на минуточку, был избран в новый состав совета директоров, который возглавил Кудрявый. За него тогда проголосовали иностранные акционеры, что неприятно поразило многих функционеров и политиков. С большим трудом и далеко не все только начали привыкать к мысли, что совладельцами российских компаний, в том числе и стратегических, могут быть иностранцы. Так оказалось, что они еще в нашу кадровую политику вмешиваются.

Не пройдет и месяца после случая с избранием в совет директоров РАО проштрафившегося Бревнова, как появится неожиданный сюрприз в виде закона. В мае 1998 года вступил в силу федеральный закон (ФЗ), ограничивающий долю иностранных акционеров в РАО “ЕЭС”.

Чубайс говорит, что закон был принят при непосредственном участии в процессе Бориса Березовского, чьи интересы в этот момент совпали с интересами коммунистов. Однако это не совсем точно. На самом деле ФЗ №74 “Об особенностях распоряжения акциями РАО “ЕЭС России” и акциями других акционерных обществ электроэнергетики, находящимися в федеральной собственности” был принят Думой еще 20 июня 1997 года, когда Чубайс и не думал уходить из правительства в РАО. Совет Федерации одобрил его без промедления уже 3 июля того же года. А вот в силу закон вступил действительно через год.

Весь закон состоял из четырех статей, в каждой статье — по абзацу. Все умещалось на одной страничке. Редкий случай законодательной лаконичности. Статья 1 устанавливала, что 51 процент РАО находится в федеральной собственности. За это и Чубайс проголосовал бы, если бы спросили. Но дальше следовало небольшое дополнение: “Продажа и иные способы отчуждения, а также сдача в залог акций...”, указанных в законе, осуществляется только на основании федерального закона. Если, разумеется, такой закон будет принят. И это была засада номер один.

Главный же сюрприз содержался в статье 4: “Установить, что в собственности иностранных государств, международных организаций, иностранных юридических лиц, иностранных физических лиц может находиться до 25 процентов (курсив наш. —М.Б., О.П.) всех видов акций РАО “ЕЭС”. Вот практически и весь закон.

На момент его вступления в силу иностранным акционерам принадлежало уже 30 процентов энергохолдинга. Ельцин целый год закон не подписывал. Было ли это результатом специальных аппаратных или политических интриг или просто президент не хотел подписывать то, что исходило от коммунистов, неизвестно. Парламент, надо сказать, особо и не настаивал на его подписании, иначе бы шумно давил на Ельцина, если бы тот продолжал упрямиться, преодолел бы вето, что проделывал не один раз. В данном случае для блокирования неприятной бумаги хватило простого тихого саботажа. Закон лежал себе в президентской канцелярии молча и никого не трогал. Пока в РАО не пришел Чубайс и пока Березовский не увидел в этом нарушение “баланса расстановки сил” и личную обиду. Его аппаратного опыта и влияния на Ельцина хватило, чтобы годовалый законодательный акт был подписан, вступил в силу, а акции РАО, занимавшие до 20 процентов оборота ММВБ, рухнули как подкошенные.

При этом иностранные акционеры, несмотря на падение котировок, не разбежались кто куда, а остались в компании и продолжали голосовать, как считали нужным и за кого хотели.

Сам закон ждала судьба яркая и бессмысленная. Чубайс стал биться за его отмену или пересмотр. Бился долго, упорно, больше трех лет. А потом вдруг перестал. Перестал, когда понял, что закон хоть и принят и в силу вступил, а выполнить его невозможно. Как определить, кто именно из иностранных инвесторов внутри разрешенных 25 процентов, а кто входит в “лишние” пять? Никак не определить, а значит, и выкидывать никого не будут. Чубайс успокоился и занялся другими делами.

Как уже было сказано, Чубайсу, назначенному в РАО, повезло с тем, что компанию до него возглавлял Бревнов, которого не воспринимали ни энергетики, ни губернаторы. Как вспоминает один из энергетических “генералов” — бывший гендиректор “Белгородэнерго” Евгений Макаров, в свои пятьдесят три года нигде, кроме энергетики, не работавший:

— Бревнов на одном из совещаний линию в пятьсот киловольт назвал линией в пятьсот киловатт. Ну и все. Какой энергетик такого начальника слушать будет?

То есть Бревнов за короткий период своей работы в РАО успел послать сразу два сигнала о своей несостоятельности. Один — аппаратный, по центральному аппарату РАО, когда “не гак сел”, не занял главный кабинет. А другой сигнал он подал генералам системы “по проводам”, когда ватты с вольтами перепутал. А это два совершенно разных человека. Джеймс Ватт и Алессандро Вольта хоть и изобрели одноименные единицы измерения и жили примерно в одно время, но — в совершенно разных странах. Первый в Шотландии, второй — в Италии. А разница между ваттом и вольтом еще большая, чем между этими двумя государствами. Это вам любой электромонтер скажет.

— Вот Чубайс, — говорит Макаров, — ни одной подобной просечки не допустил.

Так что если бы Немцов не только Чубайса экзаменовал перед назначением, то, может, и не утвердил бы Бревнова или заставил бы его учить материальную часть.

Но были и у Чубайса подобные проколы, Макаров просто не в курсе. Чубайс рассказал, как через несколько месяцев после назначения, летом или в начале осени девяносто восьмого, проходило собрание генеральных директоров федеральных электростанций. Одного из докладчиков он строго так спрашивает: “Что у вас с абонентской платой?” В ответ — недоуменное молчание и шепот коллег: “Товарищ — с электростанции, а электростанции абонплату (платежи в РАО за пользование электросетями) не платят. Это забота соответствующего АО-энерго”.

Чубайс спросил о том, что его беспокоило и в чем не трудно, как ему казалось, разобраться, — поступление денег в РАО. Получилось глупо. Но, удивительное дело, ему простили, и этот его вопрос не стал очередным отраслевым анекдотом. Потом, во время новогоднего отпуска, Чубайс, раздраженный собственной оплошностью, нарисует подробную картинку: входящие и исходящие денежные потоки компании, что с ними происходит на каждом этапе.

Кроме удачи с предшественником, было еще одно обстоятельство, которое примиряло Чубайса с энергетическим генералитетом. Бревнов был для них никто, а Чубайс — хоть и бывший, но все же первый вице-премьер и глава администрации президента. Начальник, большой босс. Человек системы. Для людей в РАО “ЕЭС” он был частью ельцинской системы власти и управления страной. Как и остался им при Путине. При всех его либеральных взглядах и партийных обременениях в виде членства в СПС, он всегда считал себя государственником. Президенты это ценят. И люди (не только в РАО “ЕЭС”) видят, что президенты это ценят. На таком фоне незнание закона Ома для полной цепи теряло свое решающее значение.

От Немцова в качестве напутствия Чубайс получил бумажку с написанными от руки двенадцатью пунктами, в которых кратко излагалось, что надо делать с энергетикой страны вообще и с этой монополией в частности. Следовал ли новый глава РАО этим заветам и в какой степени, неизвестно, но этот листок до сих пор хранится у Чубайса в сейфе.