Еще раз о справедливости
Еще раз о справедливости
Большая часть нашего общества живет с постоянным фоновым чувством сильно нарушенной в современной Российской Федерации социальной справедливости. Это выражается в первую очередь в возмущении созданным в одночасье (в начале девяностых годов) и на ровном месте колоссальным имущественным неравенством, а также в невозможности для квалифицированного человека найти применение своим знаниям и способностям и получить такую оплату своего труда, которая соответствовала бы его общественной ценности. И уж совсем нетерпимо то, что десятки миллионов людей самым грубым образом были лишены сравнительно приличного образа жизни и теперь ведут полуголодное существование. Эти люди считают наше теперешнее общество значительно более несправедливым, чем позднесоветское общество.
Я с ними в этом полностью согласен, хотя считаю, что и советское общество не было справедливым, но его несправедливость была другого рода, а именно: тогда имелись номенклатурные привилегии, состоявшие не только в чисто потребительских преимуществах, но, что гораздо важнее, в монополизации каналов повышения общественного статуса.
В наше время номенклатурные привилегии были очень быстро воспроизведены в новой форме и в значительно возросшем объеме. Они воплотились в олигархических кланах, которые монополизировали доступ к богатству и пытаются сделать то же самое в области политической власти. При этом богатство теперешних номенклатурщиков превосходит богатство советских номенклатурщиков на порядки. Например, министр крупного союзного министерства, пробывший на этом посту несколько десятков лет, к середине восьмидесятых годов имел на банковском счете 5 миллионов рублей. А теперешние топ-менеджеры сырьевых корпораций имеют десятки, а то и сотни миллионов долларов за несколько лет.
Интенсивность и широкая распространенность чувства нарушенной в нашем обществе справедливости указывает на то, что, во-первых, источник этого чувства, то есть ценность справедливости, действительно существует, а не выдуман и не навязан пропагандой, и что он, во-вторых, открыт восприятию практически любого человека. Ценность справедливости и ценностное чувство, схватывающее ее, образуют естественный фундамент моральной системы. Отказаться от принципа справедливости пытается лишь последовательный аморализм, то есть удалить этот принцип можно, лишь удалив всю мораль целиком.
Ценность справедливости, как я полагаю, рождается из веры в базисное «почти равенство» всех людей, не совершивших моральных преступлений. Хотя всем известно, что люди весьма сильно отличаются друг от друга по уму и таланту, но эти различия кажутся такими большими лишь благодаря тому, что взгляд тут направлен на одних лишь людей. Если же сравнить людей с интеллектуальными животными, такими как обезьяны, кошки, собаки, то станет видно, что расстояние от человека до них намного больше, чем расстояние между гением и человеком, страдающим синдромом Дауна.
Мы также имеем более сильную и менее обоснованную веру, состоящую в том, что при достижении определенной ступени разумности, а именно такой, какой несколько тысяч лет назад достигли люди на Земле, любое существо имеет право надеяться на нечто большее, чем ему выпадало до сих пор в земной жизни.
Если же ограничиться лишь социальными отношениями, то социальная справедливость в первом приближении устроена довольно просто.
В качестве базисного она выдвигает необходимое условие, охватывающее всех людей: общество должно обеспечить каждому своему члену право на жизнь не в смысле одного лишь права не быть убитым, а еще и предоставить возможности для выживания. Сюда относятся общественные гарантии каждому человеку не умереть голодной смертью, не оказаться без медицинской помощи в случае заболевания, иметь крышу над головой, иметь право на защиту обществом его личной безопасности и т. п. Все это можно назвать совокупностью витальных прав человека или широко понятым правом на жизнь.
При обеспечении витальных прав человека справедливое устройство общества требует определенных правил в распределении плодов совместной деятельности или при обмене деятельностями. При обмене требуется некоторого рода эквивалентность, а при дележе плодов совместной деятельности возможны два варианта. В том случае, когда дележ происходит на грани осуществления витальных прав, то справедливым является дележ практически поровну, возможно, даже с преимуществом в пользу «слабых» (чтобы у них было больше шансов выжить).
Если же дележ происходит на уровне, когда витальные права всех обеспечены, то справедливым будет дележ в соответствии с размером различного рода вкладов, таких как трудовой вклад, творческий вклад, предпринимательский вклад, коммуникативный (посреднический) вклад, а также в соответствии с размером разного рода заслуг (то есть, по существу, прошлых вкладов) в совместной деятельности.
Принципиально здесь то, что справедливыми могут быть названы оба способа распределения результатов совместной деятельности, несмотря на их внешние различия. Оба варианта могут быть охарактеризованы своими общими свойствами — отсутствием двойного стандарта при распределении или, что то же самое, запретом на привилегии.
Творческие вклады обеспечиваются талантливыми людьми, то есть теми, кто имеет способности в области наук, искусств, ремесел, а в современную эпоху еще и в сфере инженерной деятельности. Особым родом таланта является предпринимательский талант, но следует учитывать, что он почти всегда бывает переоценен.
Это, хотя и в уменьшенных размерах, имеет место даже в наиболее справедливых обществах, таких как Скандинавские страны в последние полвека.
Очевидно, что талантливые люди заинтересованы, чтобы в обществе реализовывалось право на свободный выбор профессии и право на свободное обсуждение результатов деятельности. Отсюда уже совсем недалеко до признания права каждого члена общества на человеческое достоинство, на свободу слова, на занятия политикой — в общем, всего того, что обычно называется личными и политическими правами и свободами.
* * *
В несправедливых обществах правящие классы силой обеспечивают себе привилегии в распределении благ. Эти привилегии обеспечивают своим обладателям долю, значительно превышающую их вклады и заслуги, которые в некоторых случаях могут вообще отсутствовать. Особо несправедливые общества, которыми были почти все государства вплоть до двадцатого века, кроме создания привилегий для правящих классов, грубо попирают даже витальные права подвластных.
В таких обществах также почти всегда возникает плутократия, сращенная с аппаратом насилия и доводящая имущественное неравенство в обществе до огромных размеров. Стоит отметить, что без аппарата насильственной власти одна лишь плутократия, вероятно, не смогла бы существовать. Во всяком случае, до сих пор в истории не было попыток учредить власть плутократии без опоры на силу.
Правящие классы в несправедливых обществах почти всегда дискриминируют талантливых людей, то есть либо недооценивают их трудовой вклад, либо не признают общественную ценность их деятельности. Вероятно, главным мотивом дискриминации талантов служит понимание правящими классами того, что талантливые люди являются их объективными конкурентами, поэтому, дискриминируя их, правящие классы стремятся предотвратить создание контрэлиты.
Все вышесказанное рисует достаточно простую, как бы трехзвенную, структуру понятия социальной справедливости и позволяет вывести примерную краткую формулу справедливого общества: это такое общество, в котором реализовано право на жизнь для каждого его члена, в котором нет номенклатурных привилегий и в котором нет дискриминации талантов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.