Колбаса и свобода

Колбаса и свобода

В череду наспех учреждённых (возрождённых) или воровато отменённых праздников двадцатилетие перестройки как-то не вписывается. На пленуме ЦК не существующей ныне партии едва освоившийся в роли руководителя великой державы молодой и энергичный, невероятно говорливый генсек взялся за гуж и поначалу показался дюж и даже пригож. Хотя всего месяц спустя, со старта нелепой антиалкогольной кампании (ещё один юбилей, приходящийся на 15 мая), превратился в минерального секретаря, в лимонадного Джо и в генсока, а кое для кого раз навсегда стал Меченым. Пресловутый Апрельский пленум стал точкой бифуркации: страна рванулась в светлое будущее и с этого момента пошла вразнос.

Сейчас, задним числом, ошибки «архитекторов перестройки» видны невооружённым глазом, да и постыдное поведение её «прорабов» всем памятно. В воду сунулись, не только не зная брода, но и не понимая зачем. Сформулировали чуть позже лозунг: «Так жить нельзя!» — и полезли в воду топиться. Выплеснув вместе с ней младенца — невербализуемый положительный смысл сгоряча, хотя вроде бы и на трезвую голову, затеянных реформ. Решив «преодолеть пропасть в два прыжка», как тогда выражались. Уже само по себе ускорение всех этих «бессмысленных суетливых движений» (такими словами Иммануил Кант описывает половой акт) означало начало конца. Самая оптимистическая интерпретация которого тут же вылилась в чеканную формулу: «Ломать — не строить!»

Ошибки перестройки имели фундаментальный характер, а ведь «ежели фундаментальную глупость заложишь в фундамент, сколько ни строй этажей, вылезет глупость наверх» (Гёте).

Во-первых, ухитрились не разгадать природу КПСС, которую сами же — ей и нам на беду — возглавили. КПСС была не политической партией парламентского или хотя бы вождистского типа, а несущей конструкцией. Государство и общество поддавались реформированию лишь в той мере, в которой можно было реформировать саму партию. И, конечно же, партстроительство следовало начать не снизу (чего, правда, так и не произошло) и не сбоку (то есть с «диванных партий»), а сверху — последовательно деля КПСС и разводя миллионные массы её активных членов по политическим фракциям и платформам. Упустив этот шанс, мы раз и навсегда лишились надежды на более или менее нормальный парламентаризм.

Во-вторых, частный сектор экономики следовало наоборот строить снизу и только снизу — и исключительно как дополнение к государственному. Сперва вроде бы так и начали — с кооперативных кафе, в которых было чудовищно дорого и невкусно, а спиртное не подавалось вовсе, — но тут же принялись «пилить» пароходства и автозаводы, леса и пушнину, чёрные, цветные и редкоземельные металлы, а главное — нефть и газ. Личную долю каждого в общенациональном богатстве определили в один ваучер, за ваучер пообещали две «Волги», а выдали — две бутылки водки. В сфере финансов ключевым словом стала пирамида — сначала частная, потом, естественно, государственная. И младший брат пирамиды — «напёрсток», в который нам предлагают играть до сих пор.

В-третьих, потерпев почётное поражение в холодной войне с Западом, обратились в не вытекающее из почётной природы поражения позорное бегство. Сдали всех, начиная с верных союзников. Бросили — и по-прежнему бросаем — все, во что вгроханы всенародные миллиарды. «Ах ты, дурилка картонная», — думает каждый очередной друг Билл про своего московского контрагента. А когда мы порой взбрыкиваем — это, с оглядкой на уже происшедшее и по-прежнему происходящее, выглядит ещё смехотворней.

Перестройка обернулась системным кризисом, а затем и всеобщим крахом. Её библейские плоды — колбаса и свобода — также весьма двусмысленны: сейчас, двадцать лет спустя, объевшимся колбасой не хватает свободы, а объевшимся свободой не хватает колбасы — все той же пресловутой колбасы за два двадцать. Свобода, похоже, скоро закончится, а колбаса так и не начнётся. Особенно если и ту и другую монетизируют. Что — применительно к свободе — уже идёт полным ходом.

Второй по значимости итог двадцатилетия: мы в цивилизационном смысле отброшены назад — не на двадцатилетие, а навсегда. А главный итог подсказал польский остроумец: воистину нет такой бездны, куда не постучались бы откуда-нибудь снизу. Стучатся и к нам — потомки.

2006

Данный текст является ознакомительным фрагментом.