Часть 4. Советская экономика и годы «застоя»

Часть 4. Советская экономика и годы «застоя»

Бывший министр ельцинского правительства, а ныне научный руководитель Высшей школы экономики Е. Г. Ясин в еженедельнике «Аргументы и факты» утверждает, что плановая система неспособна открывать дорогу новому, преобразовывать экономику, находить какие-то более выигрышные области для инвестиций и т. д.: «…Она только подглядывает, Что там? В Америке выращивают кукурузу? Ну давай и мы тоже. В какой-то стране используют минеральные удобрения? Ага, давайте строить заводы по их производству! То, что подглядели, реализовали. Само по себе новшеств не рождало, его все время тянуло в застой…».

Часто клиническое неумение сравнивать у антикоммунистов выражается в утверждениях типа «только в СССР было…». А далее указывается какое-либо негативное явление. Поговорим о некоторых таких явлениях.

О бюрократии. Игорь Бестужев-Лада в книге «Россия накануне XXI века»[37] пишет как о присущем только социализму наличии «синекур», «излишних», «избыточных» для экономики должностей. Я так понимаю, что у И. Бестужева-Лады даже мысли не возникло сравнить в этом отношении социализм с капитализмом. Ну, хотя бы оглянулся по сторонам, посчитал бы вдруг появившиеся после 1991 г. бесчисленные фонды, банки, общества, посреднические фирмы, охранные структуры, юридические и адвокатские конторы, консалтинговые компании, институты типа организованного Егором Гайдаром «Института экономики переходного периода» и т. д. и т. п. Или заглянул бы в справочники Росстата: их бесстрастные цифры говорят о существенном увеличении в экономике «паразитирующих» структур.

Скажем, если в 1990 году со всеми проблемами финансов, кредитов и страхования в РСФСР справлялось 397 тыс. работников, то в 1997 году (1997 год — год написания упомянутой книги И. Бестужевым-Лада) их численность возросла почти в 2 раза — 778 тыс. чел. (в 2006 году — 928 тыс. чел). На всех уровнях управления экономикой в 1990 году работало 1 млн. 204 тыс. чел., а в 1997 году при резком уменьшении экономического потенциала страны вдвое больше — 2 млн. 581 тыс. чел. (в 2006 году — 3 млн. 579 тыс. чел).

Вообще при капитализме в принципе не может быть меньше бюрократии и «паразитирующих» структур, чем при социализме, потому, что в капиталистической экономике возникает множество функций, а также отношений хозяйствующих субъектов между собой и государством, которых нет в экономике социалистической. Поэтому во всех западных странах огромен штат налоговых служб, страховых компаний, финансово-кредитных и юридических организаций, существует большое число всевозможных посреднических контор. Немудрено, что в этом море бюрократии существуют и абсолютно бесполезные структуры. Помнится, в начале 60-х годов прошлого века в прессе появились сообщения о ликвидации в Италии института по проектированию водопровода в Абиссинии. Институт был создан в 1936 году после оккупации Абиссинии итальянской армией. И хотя через пять лет итальянские войска были изгнаны из Абиссинии (Эфиопии), институт продолжал существовать еще 20 лет и исправно получать деньги.[38]

Об очередях. При слове «очередь» любой антисоветчик оживляется и с упоением начинает глумиться над советской эпохой за наличие очередей. Вот типовой набор антисоветских штампов по поводу очередей: «Жизнь советского человека во всем ее своеобразии невозможно представить без постоянного стояния в разного рода очередях», «советскую очередь можно рассматривать как одну из „фокальных точек“ советской „культуры“», «само существительное „очередь“ очень легко связывается с прилагательным „советское“. Очередь преследовала советского человека на всем протяжении существования СССР», «стояние в очередях было на протяжении нескольких поколений рутинной, само собой разумеющейся частью повседневного существования», «стоять или не стоять в очередях не было вопросом выбора. Участие в очередях было „судьбой“, причем именно „советской судьбой“».

В этом наборе замечательно то, что написан он в 2005 году. Казалось бы, за 14 лет, прошедших с момента уничтожения СССР, можно было бы сравнить положение с очередями при социализме и капитализме и понять, что очереди — это не родовая черта социализма: они есть в странах с различным общественным устройством. Наглядное доказательство — современная Россия. Воцарившийся в ней капитализм не уничтожил очереди даже в продовольственных магазинах: чтобы убедиться в этом достаточно пройтись по супермаркетам типа «Ашан».[39] Более того, во многих сферах жизни капитализм создал очереди. В СССР, например, никогда не было очередей в налоговые органы. Не толпился народ и у страховщиков. Вообще погоня за прибылью неизбежно порождает очереди при капитализме. Чем еще можно объяснить установку в московском наземном транспорте турникетов, которые создали принципиально неустранимые очереди пассажиров на посадку? Каждое утро у метро «Авиамоторная», например, можно наблюдать две длинные очереди: одна из пассажиров, а другая из выстроившихся друг за другом ждущих загрузки трамваев.

Разумеется, нынешние российские очереди антикоммунисты пытаются представить «пережитками социализма». Но это не так. В европейских странах, никогда не бывших социалистическими, очередей навалом. Например, проведённый по заказу британской страховой компании «Норидж юнион» опрос общественного мнения показал, что англичане изнывают в очередях, теряя 1,3 млрд. часов ежегодно. Хизер Смит — представитель «Норидж юнион» — по этому поводу заявила: «Как нация, мы проводим огромное количество времени в неизбежном ожидании. Исследование доказывает, что стояние в очередях до сих пор является нашим национальным времяпрепровождением».

* * *

Дефицит, по представлениям «реформаторов», был в СССР «тотальным». Андрей Малахов, например уверен, что «…в советские времена был дефицит на всё…». Другие считают, что в советское время в магазинах ничего не было, а товары выдавали по карточкам. В передаче «Вести недели» 8 февраля 2004 г. ведущий Сергей Брилев договорился до того, что якобы карточки на хлеб в СССР были отменены в результате освоения целины. В ослабленной антисоветизмом памяти Брилева не сохранились школьные знания о том, что освоение целины началось в 1954 г. и к этому времени карточной системы в СССР уже семь лет как не существовало — она была отменена 14 декабря 1947 г. (кстати, в послевоенной Европе СССР первым отменил карточную систему, в Англии она была отменена только в 1950 г.).

Ещё один утомленный антисоветизмом телеведущий — Владислав Флярковский — перед Новым, 2007 годом на канале «Культура» высказался в том смысле, что в советское время с товарами было ужасно плохо. Так плохо, что новогодним подарком часто служило душистое мыло.[40] Возможно, Флярковский и не считал зазорным одаривать друзей на Новый год кусками мыла. Но никому из моих знакомых и друзей даже мысль о таком новогоднем «подарке» не приходила в голову. Мы своим близким на Новый год дарили подарки того же рода, что и сейчас: книги по искусству и живописи, изделия из серебра, золота, хрусталя, драгоценных и полудрагоценных камней, сувениры из Палеха, Гжели, Хохломы и т. д. — перечислять можно ещё долго.

Охотней всего антикоммунисты рассуждают о продовольственном дефиците в СССР. Особенно о «колбасном» дефиците. В их памяти вареная колбаса по 2 р. 20 коп. была чуть ли не единственным сортом колбасы в стране, и ее тоже не хватало. В связи с этим главный редактор аналитической (!) газеты «Секретные исследования» Вадим Ростов (он же — Вадим Деружинский) в одной из своих статей гневался, что проклятая советская власть «украла» у него возможность есть сто с лишним сортов колбасы, продаваемых в магазинах царской России.

Насчёт колбасы нужно заметить, что, во-первых, вряд ли бы «аналитик» Вадим Ростов объедался колбасой в царской России, потому что её тогда выпускалось всего по 1 кг на душу населения в год (в советское время — 40 кг), а, во-вторых, если бы он удосужился заглянуть в Прейскурант цен на мясо и мясопродукты за 1956 г., то обнаружил бы, что в СССР в то время производилось 119 сортов колбасы. И на прилавках они были в изобилии. Вообще до конца 50-х годов дефицита продовольствия не было. Об этом времени С. К. Гришин, поступивший в 1952 году учиться в Московский авиационный институт, вспоминает: «В магазинах спокойно продавались крабы (в банках), красная и чёрная икра (в лотках), несколько сортов сливочного масла (вологодское, экстра, 1-й сорт, шоколадное), мясо и прочие продукты и деликатесы. Причём мясо продавалось не как сейчас, при капитализме, в виде отрубленного неизвестно от чего куска. В мясном отделе висели схемы разделки туш с указанием сорта определенной части туши. Саму тушу при заказе продавец помещал на разделочный пень. И мясник по желанию покупателя отрубал от туши ту или иную часть. В колбасном отделе можно было купить любое количество колбасы — хоть 100 граммов. Зачем колбасу держать в холодильнике, когда она вкуснее свежая. А по желанию покупателя продавец резал ее на тонкие ломтики. И какая была колбаса! Языковая, докторская, диабетическая, сырокопченая, полукопченая. Продавались ветчина, тамбовский окорок, буженина, копченые утки, сыры, рыба свежая, рыба красная, рыба соленая, в общем, всего не перечесть. Без всяких ограничений продавалась водка и всякие другие спиртные напитки. Наливки (вишневые, сливовые) были в красочных емкостях, которые после употребления содержимого можно было использовать в качестве графинов. Домашняя колбаса продавалась в фаянсовых 3-литровых бочонках, заполненных свиным жиром. Ну, в общем (слюнки потекли?), было все для нормальной жизни.

В студенческой столовой нас обслуживали официанты (как в ресторане), в студенческом буфете можно было заказать рюмку водки. Правда, мы пили, в основном, по праздникам. Видимо, в то время была такая общая культура. Рестораны работали до 3-х часов ночи, и, мы, студенты, иной раз ходили туда поужинать. Представляете, студент на ужин идёт в ресторан „Берлин“!..»

Порядок в советской торговле сохранялся, пока был над ней жесткий государственный и общественный контроль. Но при Хрущеве этот контроль постепенно стал слабеть. Уже в начале 60-х годов прошлого века торговые работники вовсю начали все припрятывать и создавать в стране искусственный дефицит товаров — на нём строился их «бизнес».[41] Скажем, в 60–70-х годах в магазине «Колбасы», что на Колхозной площади (ныне — Сухаревская), для обычных покупателей большого разнообразия не наблюдалось, но один мой знакомый был «вхож» к руководству этого магазина и, например, любые сырокопченые колбасы у него были всегда, причем по цене в три раза ниже номинальной. Дело в том, что примерно раз в два месяца подвалы магазина затоваривались дефицитными колбасными изделиями (не исключено, что значительная их часть была «левой»), и для размещения свежего «дефицита» руководство магазина реализовывало «остатки» своим друзьям и знакомым по сниженной цене.

А позже, в конце 80-х, «демократы» специально организовали тотальный дефицит, чтобы вызвать недовольство народа советской властью. Об этом откровенно говорил в октябре 1989 года на конференции Московского объединения клубов избирателей известный «демократ» Гавриил Попов: «Для достижения всеобщего народного возмущения нам надо довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести. Таким образом можно добиться всеобщих забастовок рабочих Москвы». И «демократам» удалось парализовать торговлю.[42] Тех же колбасных изделий в 1990 г. в РСФСР было произведено 2283 тыс. т, а в 2003 г. в РФ — на треть меньше (1700 тыс. т), но в 1990 г. колбасы на прилавках магазинов не было, а в 2003 г. — навалом. Впрочем, ситуация с товарами в 2003 г. объясняется не только тем, что у «бизнесменов» исчезла необходимость припрятывать товары, но и резким снижением в период «реформ» покупательной способности населения из-за низких зарплат (к тому же выдаваемых с многомесячными задержками). Прилавки магазинов 2003 г. были полны, потому что люди не имели денег, чтобы приобретать те товары, к которым они привыкли в СССР. Это фактически признал тогдашний премьер-министр Михаил Касьянов, заявивший на пленарном заседании Государственной думы 12 февраля 2003 г.: «Повысив заработную плату, не обеспеченную другими материальными ценностями, материальным производством и всем другим обеспечением, что положено в общей макроэкономической модели, мы разрушим существующую стабильность. Нечего будет покупать в магазинах! Инфляция вырастет. Нечего будет покупать».[43]

* * *

Весь постсоветский период антикоммунисты, наряду с дефицитом, непременно клянут низкое качество и ограниченный ассортимент советских товаров и услуг, причём настолько рьяно и в таких масштабах, что современные дети убеждены в убогости советской жизни. В своих сочинениях они пишут: «Когда был СССР, люди не обращали внимания на одежду. Одевались не так хорошо. Мужчины одевались в галоши, в телогрейку, легкую шапку и перчатки, когда работаешь. А женщины одевали кофту, перчатки, шарф на голову (чтоб голова не была видна) — и тоже в галоши. Такая одежда была удобней всего, чтоб работать…». «Продукты в СССР были не очень качественные… Колбаса одной фабрики иногда была даже зеленой. Телевизоров у людей не было». «Все люди одевались одинаково. Существовала форма. В то время дети носили форму: девочки ходили в темно-коричневых юбках, блузках и красных галстуках, а мальчики — в темных брюках, белых рубашках и тоже красных галстуках». «Самыми счастливыми были те, кто жил в деревнях. У них было свое хозяйство, и они всегда могли зарезать и съесть свою свинью. А в городах люди всегда голодали». «Люди тогда работали на заводах и фабриках. Они делали бомбы, танки, машины, но не еду. Поэтому еды было мало. Для покупок люди пользовались талонами, а не деньгами, потому что денег у людей не было».

Ну, детям простительно, они в советское время не жили, но подобные глупости и взрослые дяди говорят и пишут.

Кинорежиссёр Егор Кончаловский в заметке «Почему не вешаются наши бизнесмены и чиновники» так рассуждает о качестве товаров: «Ну а что касается производителей опасных для здоровья продуктов и промышленных товаров, то об этом даже говорить смешно. На протяжении существования СССР-государство даже не задумывалось о том, насколько качественно будет питаться его стадо, то есть народ. Естественно, сегодня производители, скармливая нам тонны яда вместе с паленой водкой, вином, колбасой и всем, чем можно, ни на секунду не испытывает угрызений совести…»

Егору определённо надо серьёзно лечиться, потому что только безнадёжно больные слабоумием могут сваливать вину за производство нынешней отравы, выдаваемой за продукты питания, на советское государство.

Во-первых, советское государство создало стройную систему государственных стандартов, предписывающих нормативы и технологию производства продуктов высокого качества. Например, в советских колбасах вплоть до 1974 г., кроме мяса, ничего практически не было. В 1974 г. в ГОСТы по производству колбас ввели некоторые послабления, поскольку из-за сильной засухи 1972 г. в СССР значительно сократилось поголовье скота. Тогда по рецептуре, согласно ГОСТ 23 670-79, при изготовлении на 100 кг докторской колбасы использовалось 25 кг говядины высшего сорта, 70 кг полужирной свинины, остальные 5 кг составляли яйца куриные или меланж, молоко коровье сухое цельное или обезжиренное, пряности и другие материалы (соль поваренная пищевая, нитрит натрия, сахар-песок или глюкоза, орех мускатный или кардамон молотые. И никаких консервантов, ароматизаторов и стабилизаторов (кроме нитрита натрия). Сравните с «обычной» рецептурой современной вареной колбасы: «Основные ингредиенты, входящие в состав колбасы одного из мясоперерабатывающих заводов: 30 % — птичье мясо, 25 % — субпродукты, 25 % — соевый белок, 10 % — собственно мясо, остальное — крахмал и вкусовые добавки».[44]

Ёщё одно замечание по поводу качества продуктов. Антикоммунисты обожают бытовавшую в 70–80-е годы загадку: «Длинная, зеленая, колбасой пахнет. Что это?» Они задыхаются от смеха над ответом — «электричка до Рязани». Раньше и мне было смешно, но сейчас меня волнует другой вопрос: а если сегодня набить «под завязку» колбасными изделиями какую-либо электричку, будет ли она пахнуть колбасой? Вряд ли. Нынешняя колбаса не имеет колбасного запаха. Раньше, подходя к колбасному отделу любого гастронома, слюнки начинали течь от вкуснейшего запаха, а сейчас почуять запах колбасы можно, разве что приблизив её вплотную к носу. И то не всегда.

Во-вторых, при советской власти невозможно было даже представить, чтобы в магазине продавалась палёная водка. Контроль над качеством продуктов, особенно в 50-е годы, был жесточайший. Моя теща в то время начинала свою трудовую жизнь товароведом в системе производства и продажи мясных и рыбных продуктов. Она рассказывала, как строго тогда следили за технологией производства продуктов. Если, например, в колбасу по рецептуре полагалось добавлять мадеру, то замена её другим вином, скажем, портвейном, не допускалась. На памяти тещи в их тресте однажды был большой скандал, когда для копчения колбасы привезли опилки не того сорта дерева.

И ассортимент продуктов был в те времена приличный. Моя старшая сестра в 1952 году приехала из Запорожья в Москву, поступала в МГУ, не прошла по конкурсу, но набранных ею баллов хватило для поступления в Плехановский институт (ныне академия народного хозяйства). Она жила в общежитии недалеко от Добрынинской (ныне Серпуховской) площади. Так вот, в те годы на Добрынинской площади, там, где сейчас стоит безобразное здание безобразного питания «Макдональдс», размещалось несколько небольших магазинов, в том числе овощной. В этом овощном магазине тогда продавалось только квашеной капусты 12 сортов! Назовите мне хоть один такой магазин сейчас.

Ассортимент промышленных товаров в 50–60-х годах, конечно, был невелик (страна еще залечивала раны Великой Отечественной войны), но то, что выпускалось, было высокого качества. В статье Елены Новоселовой «Back in USSR» Иван Лебедев, создатель виртуального музея «Старинизм», вспоминает: «Я собирал американские радиоприёмники параллельно с отечественными… наши агрегаты… шли в ногу с американскими кофемолками, телевизорами… до середины 60-х годов ничуть не отставали. Даже по начинке наши были, наверное, получше. А в смысле дизайна — практически близнецы-братья: формы, карболит, тряпочки на решетках приёмников…».

* * *

О качестве общественного питания в советскую эпоху Валерий Тишков в статье «Мы стали жить лучше» пишет: «…огромной проблемой для небогатого гражданина было пообедать на Невском проспекте в Ленинграде или на улице Горького в Москве, не говоря уже о более провинциальных местах. Унизительные очереди в грязные уличные пельменные, в рабочие столовые и в институтские буфеты отнимали время и даже здоровье. Рестораны были не для того, чтобы поужинать, а чтобы „гульнуть“. Сегодня ситуация с „общепитом“ совершенно иная. Резко выросло общее число ресторанов и кафе, не говоря уже о новой культуре уличных продуктовых ларьков и палаток или об одиночных частных торговцах разной едой на улицах и дорогах. Впервые в таких масштабах люди в России, особенно молодежь, стали есть и пить за пределами дома, и это огромный сдвиг в народной культуре».

Ну, во-первых, видимо, мы с Тишковым по разным улицам Горького в Москве ходили, потому что я на улице Горького (ныне Тверская) никаких трудностей, в смысле поесть, никогда не испытывал. Всевозможных точек питания там было вполне достаточно. По памяти, например, на пространстве от Манежной площади до Пушкинской площади были[45]: кафе «Марс» возле театра им. Ермоловой, напротив — популярное кафе-мороженое «Космос» (уничтожено), на углу улицы Горького и проезда Художественного театра (ныне Камергерский проезд) — отличная пельменная (ныне банк). А далее вверх по улице Горького — кафе «Московское», кафе «Птица» и несколько кафе и закусочных на Советской (ныне — Тверской) и Пушкинской площадях (изничтожены). Кроме того, в гастрономах и в булочной Филиппова (разгромлена) имелись кафетерии. А главное, во всех этих заведениях кормили вкусной и здоровой пищей. Разве можно сравнить все эти хот-доги, чисбургеры, гамбургеры и прочую отраву с великолепными слоеными пирожками, продаваемыми в пирожковой, что была на Кузнецком мосту напротив ЦУМа, или безвкусные образцы «фаст-фуда» — с пельменями, подаваемыми в пельменной на углу улицы Горького и проезда Художественного театра.

Во-вторых, о какой «новой культуре уличных продуктовых ларьков и палаток» можно вообще говорить после многочисленных телерепортажей о жуткой антисанитарии этих самых ларьков и палаток?

А молодёжь, которая стала питаться вне дома, нужно пожалеть: большая её часть — та, что питается в палатках и ларьках «фаст-фуда» — даже не знает вкуса настоящих продуктов.

* * *

Сказки о «беспросветной и унылой» жизни советских людей. Известный актер и режиссёр Олег Табаков в интервью еженедельнику «Аргументы и факты» сказал о нынешнем времени: «Россияне наконец поверили, что жизнь может меняться к лучшему. На моей памяти (а мне 73 года), это, пожалуй, впервые».

Кое-какая память у Табакова, конечно, сохранилась — свой возраст он называет правильно. А вот о жизни в советское время он, видимо, уже ничего не помнит. По Табакову выходит, что в Советском Союзе царило беспросветное уныние, а советские люди никогда не верили, что «жизнь может меняться к лучшему». К реалиям советской страны это не имеет никакого отношения. Неужели после Великой Отечественной войны Табаков не замечал, что советские люди не только надеялись на лучшую жизнь, но были абсолютно убеждены, что только так оно и будет? И советская власть их не разочаровывала: народное хозяйство быстро восстанавливалась, жизнь становилась все лучше и лучше. Зарплата росла, а цены снижались. Миллионы людей каждый год радостно отмечали переезд в новые квартиры, бесплатно предоставленные государством. Так было и в пятидесятые, и в шестидесятые и в семидесятые годы прошлого столетия. Советские люди были уверены в том, что «жизнь будет лучше, если только американцы не помешают». Американцы таки, в конце концов, помешали.

С приходом во власть Горбачёва контуры будущего страны стали тускнеть, при Ельцине вообще исчезли, а с ними пропали и надежды россиян на лучшую жизнь. В XXI веке ничего принципиально не изменилось: из выпавшего на страну обильного дождя «нефтедолларов» трудящемуся населению достались жалкие капли (о социальном самочувствии 38 миллионов репрессированных пенсионеров вообще речь не идет — их пенсии до сих пор не дотягивают до прожиточного минимума). Поэтому тезис Табакова о том, что «россияне наконец поверили, что жизнь может меняться к лучшему» далек от действительности. Даже на пике официального экономического оптимизма, в апреле 2008 г., по опросу ВЦИОМ только 23–24 % россиян считали, что через год они будут жить лучше, чем сейчас. Но это было в апреле, а к концу 2008 года число оптимистов резко убавилось — оно стремительно приближается к нулю.

* * *

В начале 90-х годов всю антикоммунистическую рать охватила эпидемия реформаторства. Считалось, что реформировать нужно все. Ну абсолютно все. Но в первую очередь, конечно, экономику. В прессе появилось множество статей, подписанных академиками А. Н. Яковлевым, С. С. Шаталиным, А. Г. Аганбегяном, докторами наук Н. П. Шмелевым, В. А. Найшуль, И. М. Клямкиным, Г. Х. Поповым, Е. Т. Гайдаром, в которых утверждалось, что советская промышленность абсолютно неэффективна, что в стране выпускается огромное количество ненужных товаров, поэтому промышленное производство надо кардинально сократить и реформировать. Доктор экономических наук Н. П. Шмелев писал в 1995 г.: «Наиболее важная экономическая проблема России — необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей…».

С не меньшей агрессивностью «реформаторы» обрушились на социалистическое сельское хозяйство. В «знаковой», как сейчас говорят, статье «Авансы и долги», опубликованной в 1987 г., Н. П. Шмелёв писал: «Мы производим металла почти вдвое больше, чем США, и нам его больше не надо: нам нужен иной металл, иного качества. Нам не нужно больше энергии[46]: энергоемкость нашего национального дохода почти в 1,5 раза выше, чем в большинстве западных стран, а внедрение передовой энергосберегающей технологии дает тот же эффект, но только она в 3–4 раза дешевле, чем бурение новых нефтяных скважин… Нам не нужно больше тракторов, мы производим их и так в 6–7 раз больше, чем США; нам необходимо добиться, чтобы уже имеющийся у нас тракторный парк действовал, а не простаивал, и чтобы чуть ли не каждый второй новый трактор не разбирали на запчасти. Нам не нужно больше станков: их у нас и так почти в 2,5 раза больше, чем в США; нам нужны станки иного качества, и чтобы работали они не в одну смену, а хотя бы в две, не говоря уже о трёх…».

Об «избытке» в стране тракторов рассуждал академик РАН А. Г. Аганбегян в книге «Экономическая перестройка», вышедшей в 1988 г., а в 1991 г. доктор философских наук А. С. Ципко (ныне директор Центра политологических программ Фонда Горбачева) в сборнике «Постижение духа» писал: «Мы буквально наводнили страну тракторами и комбайнами…» (выделено мной. — В. Л.).

Словарь русского языка С. И. Ожегова дает следующее определение слову наводнить — «наполнить, заполнить слишком большим количеством чего-нибудь». То есть, по мнению А. С. Ципко, Н. П. Шмелева и А. Г. Аганбегяна, в СССР было «слишком большое количество» тракторов и комбайнов. Но обеспеченность сельского хозяйства тракторами и комбайнами оценивается не абсолютным их числом, а относительной величиной — количеством тракторов и комбайнов на 1000 га пашни (см. табл. 4.1).

Математически безграмотные рассуждения академиков и докторов наук об избыточности и ненужности выпуска в стране многих товаров послужили основой предложений радикального сокращения промышленного производства и даже призывов к деиндустриализации страны (А. Н. Яковлев в предисловии к «Чёрной книге коммунизма»).

Таблица 4.1. Обеспеченность тракторами

Журналист Ринат Сагдиев в статье «К вопросу о мужике», опубликованной в газете «Известия», сетовал: «О новых методах хозяйствования на селе в России проговорили, проспорили, проборолись и „прорасстреливали“ весь ушедший XX век. Урожайности это не повысило». Между тем, в доступных статистических справочниках легко обнаружить, что урожайность зерновых в России в 1913 г. составляла 8 ц/га, а в 1986–1990 гг. — в среднем — 16,5 ц/га. По Сагдиеву, числа 16,5 и 8 равны.

В другом месте той же статьи Ринат Сагдиев называет рекордным для России урожай зерна 1997 г. — 88,5 млн. т. Но в 1992 г. было собрано 106,9 млн. т, в 1990 г. — 116,7 млн. т, а в 1978 г. — 127 млн.т. Выходит, в этом случае Сагдиев считает, что 88,5 больше чем 106,9, 116,7 и даже больше 127.

Не менее безграмотным было «обоснование» антисоветчиками «неэффективности» колхозно-совхозного строя. В 1994 году доктор экономических наук Отто Лацис в интервью журналу «Общественные науки и современность» сообщил: «Еще в начале перестройки в нашей с Гайдаром статье в журнале „Коммунист“ мы писали, что за 1975–1985 годы в отечественное сельское хозяйство была вложена сумма, эквивалентная четверти триллиона долларов США. Это неслыханные средства, но они дали нулевой прирост чистой продукции сельского хозяйства за десять лет».

Антисоветизм уничтожил у Лациса и Гайдара даже представления о масштабах чисел. Во-первых, «неслыханные средства», вложенные в 1975–1985 гг. в отечественное сельское хозяйство, при ближайшем рассмотрении оказались весьма и весьма скромными дотациями — всего 25 млрд. долл. в год. Сравните: в 1986 г. в США дотации сельскому хозяйству составили 74 млрд. долл., а в Японии — 50 млрд. долл. А, во-вторых, прирост чистой продукции сельского хозяйства в СССР за десять лет, о которых говорил О. Лацис, не был «нулевым»: годовой валовой сбор зерна вырос за это время со 140,1 млн. т до 191,7 млн. т, производство молока возросло на 8 млн. т в год, а производство яиц — на 17,6 млрд. штук (на 53 %!).

В целом колхозно-совхозная система работала эффективно вплоть до самого ее слома. В 1980–1990 гг. урожайность зерновых в СССР повысилась с 13,9 ц. до 19,9 ц. с гектара а надой молока на корову увеличился с 2200 до 2850 кг. При втрое меньших дотациях, энерговооруженности и существенно худших почвенно-климатических условиях колхозно-совхозная система СССР по производству основных продуктов питания на душу населения не уступала сельскому хозяйству США (см. табл. 4.2.).

Таблица 4.2. Производство основных продуктов питания на душу населения (в кг) в 1989 году

Н. Шмелёв в книге «На переломе: перестройка экономики в СССР», написанной в соавторстве с В. Поповым и изданной в 1989 году, обвиняет советскую экономику в расточительности: «Сейчас примерно два из каждых трех вывезенных кубометров древесины не идут в дело — они остаются в лесу, гниют, пылают в кострах, ложатся на дно сплавных рек… С каждого кубометра древесины мы получаем продукции в 5–6 раз меньше, чем США».

На это обвинение С. Г. Кара-Мурза приводит в книге «Манипуляция сознанием» статистические данные по производству изделий из древесины в США и СССР за 1986 г. (табл. 4.3)

Таблица 4.3. Выход изделий из древесины в СССР и США в 1986 г. (в расчёте на 1000 кубических метров вывезенной древесины)

Что же следует из таблицы 4.3? А следует то, что очень слаб в арифметике Шмелёв: выход изделий из вывезенных из леса бревен в СССР и США был примерно равным — ни о каких «в 5–6 раз меньше» не может быть и речи.

* * *

Максим Орышак и Сергей Осипов в статье «Октябрь, великий и ужасный» сквозь зубы признают: «При Советском Союзе мы, пусть ненадолго, не по всем показателям, но вышли на 1–2 место». И тут же заявляют: «А вот по производству на душу населения Россия и при царях, и при генсеках отставала от развитых стран в десятки раз» (выделено мной. — В. Л.).

Сведения о производстве на душу населения продуктов питания в СССР и западных странах в 1989 г. по официальным данным приведены в табл. 4.4.

Таблица 4.4. Производство на душу населения (кг)

Ну и где здесь отставание в десятки раз? Наоборот, все важнейшие продукты (за исключением мяса) в СССР производилось на душу населения больше, чем в среднем на Западе.

При этом на рубеже веков директор Института этнологии и антропологии РАН и председатель комиссии Общественной палаты по вопросам толерантности и свободы совести, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН Валерий Тишков в своих публикациях утверждал, что в современной России стало жить лучше. Чем же он измеряет эту «лучшесть», какими показателями? А таким, например, (цитирую): «Чем больше вещей использует человек в повседневной жизни, тем лучше качество этой жизни…».

Оригинальный, надо заметить, показатель качества жизни. По нему очень высокое качество жизни имеют бомжи, живущие на свалке: уж они-то пользуются огромным количеством различных вещей. Столь же экзотичны и другие показатели (типа числа земельных участков в собственности и числа личных автомобилей), которыми оперирует В. Тишков в попытках доказать, что в современной России жизнь лучше, чем в советской.

Зато В. Тишков даже не упоминает общепринятые, широко используемые в оценках ООН показатели качества жизни: ожидаемую продолжительность жизни, которая в России к 2003 г. сократилась по сравнению с 1990 г. на 4 года (с 69 до 65 лет), число самоубийств, характеризующее неудовлетворенность жизнью в крайнем ее выражении и возросшее в 1,4 раза (с 26,4 до 36,1 случаев на 100 000 чел. населения), а также число убийств, характеризующее агрессивность общества — оно возросло более чем в 2 раза (с 14,3 до 29,1 случаев на 100 000 чел. населения). Игнорируются В. Тишковым и показатели потребления продуктов, по которым современная Россия значительно уступает советской: по всем основным продуктам потребление снизилось примерно в 1,5 раза. Рост потребления зафиксирован только по картофелю. В 1990 г. по уровню питания Россия находилась на 7 месте в мире, а в 2000 г. — на 71.

На качество жизни оказывают влияние и незамеченные В. Тишковым нематериальные факторы: уверенность в завтрашнем дне, безопасность жизни и социальная защищенность, справедливость в оценках труда и распределении благ, нравственность общества и др.

В целом рассуждения В. Тишкова о качестве жизни производят гнетущее впечатление. Гнетущее потому, что принадлежат они не каким-нибудь недоразвитым млечиным или сванидзе, а директору академического научного института гуманитарного профиля. Это говорит о том, что антикоммунизм поверг в глубочайший кризис общественные науки: они стремительно деградируют в научном отношении.

* * *

Агрессивный (ныне, правда, исчезнувший с телеэкрана) тележурналист Евгений Киселёв как-то в передаче «Глас народа» (18.07.2000) на слова одной из участниц о том, что она хотела бы видеть Россию такой же, какой она была в советское время — с бесплатным образованием, медицинским обслуживанием, с дешевыми продуктами и дешевыми коммунальными услугами, — отреагировал так: «Вы хотели бы видеть Россию с плохим образованием, плохим медицинским обслуживанием и мизерной зарплатой?» Здесь «кривым метром», которым пользуется Киселев, служат деньги: все, что бесплатно, то плохо, а что платно — хорошо.

На практике все может быть наоборот. Лучшее в мире медицинское обслуживание существует на Кубе. И оно бесплатно. При «плохой» бесплатной медицине смертность в СССР снизилась в 3,6 раза (с 39 чел. на 1000 чел населения в 1922 г. до 11 чел. на 1000 чел населения в 1991 г.), а при «хорошей» платной медицине смертность в современной России увеличилась в 1,5 раза (с 11 чел. на 1000 чел населения в 1991 г. до 16 чел. на 1000 чел населения в 2006 г.). Наше советское бесплатное здравоохранение, как отметил в интервью еженедельнику «Аргументы и факты» известный детский врач Леонид Рошаль, «по своей организационной сути являлось одним из лучших в мире». В этом же интервью Леонид Рошаль говорил о низком качестве платной медицины в США. Да и российская действительность не подтверждает высокого качества платных медицинских услуг. Более того, переход на платную медицину привел к появлению огромного числа всевозможных шарлатанов и мошенников, массовым подделкам лекарств и сознательному затягиванию постановки диагноза и лечения пациентов. И совершенно справедливо Леонид Рошаль в отношении здравоохранения резюмировал: «финансы важны, однако…». Вот это «однако» в антикоммунистическом затмении не в состоянии заметить и понять антисоветчики типа Е. Киселёва.

Аналогична ситуация и в образовании. В 1953 году «плохое» бесплатное советское образование по своему уровню занимало 3-е место в мире, а «хорошее» наполовину платное образование России в 2006 году, по данным Государственного университета — Высшей школы экономики, — 66-е место.

В 60-х годах прошлого века мы смеялись над невежеством миллионов американцев, которые не могли показать на карте свою страну. Современная Россия «догнала» США по безграмотности: по данным опроса ВЦИОМ, проведенного в апреле 2007 года, 28 % россиян уверены, что Солнце вращается вокруг Земли. Приехали!

Доктор медицинских наук, профессор Андрей Акопян в статье о демографической ситуации в стране написал: «Но главное— невысокий уровень человекосбережения, то чего СССР никогда не делал на деле, лишь на словах…». Изумляет то, что слова эти принадлежат врачу, который по долгу службы должен знать и уметь сравнивать хотя бы самые общие статистические данные по основным показателям здравоохранения, характеризующих человекосбережение: число врачей, лечебных учреждений, уровень младенческой смерти, продолжительность жизни и др. Ведь данные по перечисленным показателям (см. табл. 4.5.) говорят не просто о росте внимания к здоровью граждан в советское время, а о качественном сдвиге в человекосбережении, переходе на более высокий уровень его обеспечения.

Таблица 4.5. Показатели здравоохранения России (в современных границах)

* * *

В еженедельнике «Аргументы и факты» (№ 18, 2008 г.) приведены величины средней по стране пенсии в 1978 г. (60 руб. или 88,2 долл. США) и в 2008 г. (4115 руб. или 174, 8 долл. США).

Глядя на эти цифры, человек, не живший в СССР, придет в недоумение: чего, мол, пенсионеры возмущаются размерами нынешней пенсии, если она в долларах почти в 2 раза больше, чем в советское время.

Тут математическая глупость сравнения пенсий разных лет вот в чем: покупательная способность доллара в 1978 г. и в 2008 г. — это, как говорят в Одессе, «две большие разницы». В табл. 4.6 приведены значения стоимости жизненно важных товаров и услуг в 1978 г. и в 2008 г.

Таблица 4.6. Стоимость товаров и услуг в 1978 и 2008 гг.

Из табл. 4.6, следует, что в среднем покупательная способность доллара упала за 30 лет в 3–6 раз. Это значит, что нынешняя средняя пенсия по покупательной способности в 2–3 раза меньше, чем советская пенсия в 1978 г.[47]

* * *

Параллельно с оголтелой кампанией дискредитации советской экономики «реформаторы» активно пропагандировали идеи либеральной рыночной экономики. В то время подавляющее большинство отечественных экономистов о либеральной экономике говорили и писали только в превосходных тонах. Робкие попытки обсудить недостатки либеральной рыночной экономики безжалостно пресекались. Любой сомневающийся в чудодейственных свойствах «свободного саморегулирующегося рынка» подвергался осмеянию и обвинениям в невежестве. А между тем Карл Поланьи, американский социолог и экономист венгерского происхождения, считающийся ныне классиком, ещё в 1944 г. в книге «Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени» писал: «Мы намерены показать, что идея саморегулирующегося рынка основывается на самой настоящей утопии. Подобный институт не мог бы просуществовать сколько-нибудь долго, не разрушив при этом человеческую и природную субстанцию общества; он бы физически уничтожил человека, а среду его обитания превратил в пустыню».

Но что нашим «реформаторам» Поланьи: они признавали и признают только либеральные идеи Милтона Фридмана и рекомендации доктрины Вашингтонского консенсуса. И с этими идеями и рекомендациями наперевес они бросились фанатично «реформировать» советскую экономику.

В 1994 г., проанализировав результаты двух первых лет «реформ», большая группа российских и американских экономистов, к которой присоединились пять нобелевских лауреатов по экономике (Лоуренс Кляйн, Василий Леонтьев, Дуглас Норт, Кеннет Эрроу и Джеймс Тобин), опубликовала «Заявление», подвергшее жесткой критике действия наших радикальных либералов. В этом документе говорилось, что продолжение «реформ» приведет к сокращению валового национального продукта, высокой инфляции, криминализации экономики, ухудшению положения в социальной сфере, включая государственное здравоохранение, образование и безопасность населения, падение уровня жизни и рост разрыва в доходах.

Однако доводы нобелевских лауреатов российских либералов не убедили — «реформы» продолжились, и все предсказания «Заявления» полностью сбылись. Но и это не образумило «реформаторов»: они продолжали твердить об исключительной замечательности либеральной экономики. Алексей Улюкаев в статье «Постсоциалистический либерализм» писал: «Экономическая эффективность свободной экономики опирается на свободу ценообразования, свободу рынков несменяемо движущихся товаров, труда, капитала, интеллектуального продукта, открытость и демилитаризацию экономики, а главное — на частную собственность».

Здесь что ни слово, то отдельный бред. Где это Улюкаев видел свободу ценообразования? Ее нет даже на муниципальных рынках. Попробуйте там продать любой товар по «свободной» цене. Вам это никогда не дадут сделать «мудрые» люди, контролирующие рынок. И только в состоянии полного идиотизма можно верить, что цены на мировых рынках, где в обороте находятся колоссальные денежные средства, никем не контролируются и не регулируются. А «свобода рынков не стесняемо движущихся товаров» и «открытость экономики» существуют лишь в воспаленном антикоммунизмом мозгу улюкаевых. Попытались как-то наши металлурги «свободно и нестесняемо» двинуться на американский рынок, так их быстро поставили на место, обвинив в демпинге, и в США не допустили. Наконец, то, что сама по себе частная собственность не только не повышает эффективность экономики, но в ряде отраслей науки и промышленности (например, в фундаментальных исследованиях) вредна, стало уже общим местом в экономической науке.

* * *

В начале двадцать первого века объявился новый тип реформаторского бреда — коллективный. В «Политической декларации», принятой на съезде Союза правых сил (СПС) 26 мая 2001 г., утверждалось: «В двадцатом веке Россия была отброшена назад. Но благодаря самоотверженным усилиям диссидентов-правозащитников, политиков-демократов, экономистов-реформаторов и первых российских предпринимателей Россия сделала гигантский шаг в своем политическом, экономическом и нравственном развитии…».

Ну и каков же этот «гигантский шаг» в «экономическом развитии»? Взгляните на табл. 4.7., в которой приведены данные Росстата по основным показателям промышленного и сельскохозяйственного производства в РСФСР (1990 г.) и РФ (2000 г.).

Таблица 4.7. Производство продукции в РСФСР (1990 г.) и РФ (2000 г.)

Данные табл. 4.7. убедительно свидетельствуют, что разрушительные экономические идеи «реформаторов» были успешно реализованы. Что же получилось в результате? А получилось вот что.

У нас была великолепная, выпускающая ежегодно сотни первоклассных самолётов авиационная промышленность. Теперь её у нас практически нет — в стране производятся единицы самолётов в год.

У нас была передовая, выпускавшая в год более 70 тыс. металлорежущих станков (треть из них составляли станки с числовым программным управлением, а также станки высокой и особо высокой точности) станкостроительная промышленность. Теперь ее у нас фактически нет — станков ежегодно производится около 9 тыс. шт. (при этом станки с числовым программным управлением и станки высокой и особо высокой точности составляют всего лишь 2 % от общего количества).

У нас было мощное сельскохозяйственное машиностроение, Теперь его нет — тракторов и комбайнов выпускается не более 10 % от уровня 1990 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.