Адам Парфрей ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ

Адам Парфрей

ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ

ЭСТЕТИКА — раздел философии, изучающий природу красоты, искусства и вкуса, а также создание и оценку красоты.

ТЕРРОРИЗМ — систематическое использование террора, особенно в качестве средства принуждения.

Терроризм можно продвигать в искусстве лишь при условии, если искусство угрожает действием. Чтобы случился такой феномен, как Эстетический Терроризм, эстетические устремления должны начать символизировать не только свои собственные декадент-ско-солипсистские удовольствия (проявившиеся в сумасшествии дез Эссента в романе Гюисманса «Против природы»), но и действие, происходящее за пределами мира искусства.

«Терроризм в искусстве называется авангардом», — саркастически замечает Альберто Моравиа в своем эссе «Эстетика терроризма». Если так когда-то и было, то сейчас уже нет. Сегодня авангардное искусство по большей части рассматривается и создается просто как обволакивающая реакция на свою собственную историю. Эти лицемерные правила игры гарантируют, что авангард больше не может стимулировать или хотя бы провоцировать. Практика дадаизма и футуризма, которые попытались вывести искусство из классных комнат и музеев на улицу, легко воспроизводится в постмодернизме, который схватывает форму, почти не отражая суть оригинала. В любом случае, это едва ли имеет значение. Авангардное искусство занялось ничем иным, как отсиживанием на скамейке запасных вместе со списыванием корпоративных налогов, и нашло себе прикрытие в виде PR. Искусство, которое открыто поддерживает антикорпоративную идеологию, принимается до тех пор, пока оно соответствует произвольным стандартам, придуманным теми законодателями мод и нанятыми гадалками, которых это искусство критикует. В конце концов, что может случиться с деловым миром, позволяющим людям говорить то, что они хотят (поскольку это не имеет значения)?

Эстетический Терроризм — это более реалистичный термин, используемый по отношению к безликому режиму потребительской культуры, чем термин «авангард». Атака набивших оскомину шлягеров и джинглов, билбордов, топ-листов, рекламных видеороликов, логотипы корпораций и т. д. и т. п. — всему этому свойственна террористическая динамика вторжения и принуждения. Почти забывают о том, что когда-то эстетика предполагала дружбу между создателями и ценителями искусства с согласия обеих сторон. Часто ли теперь можно услышать, как кто-то признается в любви к какому-либо медиапродукту, «наступая себе на горло»?

Как часто вам приходится слышать какой-нибудь слоган или тошнотворную мелодию, похожие на разъедающую мозг мантру? Когда авангардный аналог потребительского террора, поп-арт, стал неотличим от объекта своей предполагаемой социальной сатиры, он смыл умаляющий его перед крупным бизнесом позор. Многие из сегодняшних звезд авангарда появились из мира бизнеса или вошли в него. Кое-кто из них весьма преуспел в тайном искажении цифр во время проворачивания афер со спекуляцией и товарами. Даже житье за счет государства и частных фондов стало честной игрой лишь для тех, чьи бюрократические способности дополнены бесстыдным подхалимажем. Неудивительно, что большинство получателей грантов мало чем выделяются, разве что типично адвокатской болтливостью и застарелой робостью художников.

Еще чище. Надписи на листовке Национального социалистического движения: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Иоан. 8:44). «Обороняясь против евреев, я сражаюсь за дело Господа» (Адольф Гитлер, «Mein Kampf», 1:2)

Завязанный на критику постмодернизм породил гибрид слова и искусства, нашедший отражение в творчестве Барбары Крюгер и Дженни Хольцер, в котором похожий на рекламу слоган комбинируется с подразумеваемым посланием либо визуальным намеком (обычно стянутым из какого-нибудь старого журнала). Они заняли позицию беспощадного цинизма, от которого ждут, что он уничтожит «рабство» у рекламной власти. Крюгер и Хольцер играют на рынке как умелые двойные агенты, активно демонстрируя себя общественному мнению посредством умной кражи образа поведения с Мэдисон-авеню и в то же время разглаживая зашифрованный марксистский жаргон с целью подработать на критической и академической валюте. Их самореклама работала, когда они были ответвлением истеблишмента. Но сейчас социальный комментарий все больше и больше становится пустым. Пестуемые Мэри Бунн, миллионершей из Сохо, желающей добиться признания работ Крюгер у «сливок общества», вклад последней в Уитни-Биеннале в 1987 году, за который она получила кругленькую сумму, напоминал не что иное, как шутку еврейской принцессы: «Я делаю покупки, следовательно, я существую». Подмигивание и виляние хвостом перед иерархией истеблишмента — это часть игры по выкачиванию денег с названием «я мягко пошучу над вами, а вы мне заплатите», в которую художники играют со времен королевских дворов Ренессанса. Как и многие их собратья предшествующих столетий, эти современные придворные художники самодовольно притворяются, будто они плюют в глаза эксплуататорам, позволяя себя баловать, вычесывать вшей и незаметно выдергивать у себя когти.

Конечно, есть и такие художники — обычно они только-только окончили университет — которые не умеют заполнять заявки на гранты и потому считают себя «ниспровергателями». Большая часть этих арт-роковых, стилизованных под журналы бунтовщиков разыгрывает восстания-психодрамы для того, чтобы упаковать и продать их консьюмеристам-лизоблюдам. Подобная стратегия является (простите меня за этот термин) симулякром терроризма: содержание застывает в фиксированной неестественной форме и дальше не движется.

В поисках художника, действительно способного на эффективный контртеррор в ответ на коварные мантры консьюмерист-ского промывания мозгов, мы должны обратить свой взгляд на подлинных непрофессионалов и тех, кто не станет «своим». Террор означает угрозу, и непрофессиональная версия Эстетического Терроризма принадлежит тем перформансам и переделкам слов и картин, которые выпускают на волю реакционные импульсы полиции и буржуазных художников/критиков. Тот род искусства, что вызывает это глубокое возмущение, страх и порицание, обладает языческим духом злорадства, отвергающего гуманистическое благочестие «просвещенной жертвы». Впрочем, антисоциальный садизм редко находит покровителей. Находящийся за пределами продажного королевства социальных подачек, Эстетический Терроризм — во многом так же, как это определение может коробить его, — является последним бастионом эстетической чистоты. Операция «Солнечный дьявол» — это название правительственной акции, направленной против компьютерных специалистов, а также разномастных мошенников и суперумников, способных додуматься до того, как взломать электронные файлы компании Ma-Bell. Знающие люди утверждают, что гамбит «Солнечный дьявол» был вызван острой реакцией и страхом трудолюбивой и тупой бюрократии и направлен против разведки. Джон Перри Барлоу (Whole Earth Review, осень 1990) так описывает типичные действия против хакера-подростка в рамках операции «Солнечный дьявол»:

В шесть часов утра отец в Нью-Йорке… открыл дверь, и в его лицо уткнулся дробовик. В квартиру вошел десяток агентов. Пока один из них держал жену мужчины за горло, остальные, готовые открыть огонь, вошли в спальню их спящего четырнадцатилетнего сына. Прежде чем уйти, агенты конфисковали все электронное оборудование, включая все телефоны.

Четвертая Поправка, запрещающая необоснованный обыск и конфискацию, не принимается во внимание правительственными агентами, утверждающими, что увлеченные хакеры — это террористы, и имеющими «возможность получать доступ и просматривать личные дела пациентов больниц». «Больше того, они могли добавлять, уничтожать и изменять жизненно важную информацию о пациенте, что могло вызывать ситуации, угрожающие его жизни». Мегакорпоративные интересы претендуют на всю полноту киберпространства, и они не собираются терпеть присутствие цифровых чужаков. Кого-то это может отпугнуть, но другие пираты наподобие таинственного Legion of Doom[1] или NuPrometheus League, которая нелегально распространяла исходный программный код для «Макинтошей») поднимутся и бросят вызов явному врагу нововведений, свободе личности и личной свободе.

Возможно, кого-то удивит, что в наши дни немногие художники создают работы, классифицируемые как интеллектуальное преступление (thought crime) и наказуемые ссылкой в Сибирь нераспространения, а в некоторых случаях — судебным процессом и лишением свободы. Чикагский журнал Pure, отксерокопированная пропаганда детских пыток, убийств и крайнего женоненавистничества, прищемил слишком много носов с развитым чувством гражданского долга, и его редактора Питера Сотоса заткнули на девять месяцев и подвергли затяжному судебному процессу, в результате которого он был окончательно признан виновным во владении детской порнографией (то есть одного журнала — Incest IV). Дело Сотоса стало первым успешным результатом применения нового закона штата Иллинойс, принятого под влиянием Доклада о порнографии комиссии Миза[2] — этого пересмотра Первой Поправки[3] par excellence.

Случай с Сотосом особенно тревожит потому, что он доказывает: тюрьма «светит» даже за владение спорным материалом. Нет сомнений в том, что этот юридический прецедент был осуществлен с целью зажечь зеленый свет будущим облавам, устроенным на других идеологических преступников. Мастерски управляемая Война (бойня) в заливе, когда данные о потерях подвергались цензуре в Сети для предотвращения «вьетнамского синдрома», позволяет ограниченно взглянуть на динамику будущего массового контроля. Любой внимательный человек явно плохо питается, сидя на сегодняшней информационной диете. Происходит это по причине прямого заговора Государства или это устроил олигархический рынок — не суть важно. Но такая ситуация внесла свой вклад в новый Американский Samizdat, где «постыдные», «сумасшедшие» или «опасные» темы обсуждаются отдельными людьми или небольшими независимыми группами, которые не пошли на компромисс с институциональными приоритетами или не поддались им. Могут ли «оскорбительные» интересы стать политическим преступлением в будущем?

Очевидно, что могут. С тех пор, как предыдущие фразы были напечатаны в «Культуре Апокалипсиса» издания 1987 года, за неприличные тексты были арестованы музыканты, анархистов-оборванцев поймали за сожжение флага, родителей подвергали аресту за то, что они фотографировали своих малышей нагишом, а художника и актера Джо Коулмена арестовали в Бостоне за приведение в действие некой «адской машины», а в Нью-Йорке — за убийство крысы; кураторам музеев угрожали арестом за размещение гомосексуальных фотографий; Дж. Дж. Аллин оказался в тюрьме за садомазохистские действия со своей подружкой, осуществленные с ее согласия; ФБР стало «наблюдать» за определенными группами, практикующими нетрадиционный секс, и т. д. и т. п. Даже книга, которую вы сейчас читаете, попала под огонь широко разрекламированной критики в сборнике «Painted Black» издательства Harper & Row. Один из авторов этого сборника, Карл Рашке, выступает за отмену Первой поправки в отношении тех, кто распространяет «культурный терроризм», в число которых, вероятно, входит и редактор этой пагубной иллюминатской идеологической бомбы под названием «Культура времен Апокалипсиса».

Становится все очевиднее, что эти пугала — эстетические террористы — не кто иные, как символические козлы отпущения, нужные для того, чтобы отвлечь внимание от реальных проблем. Для американцев страх — это не еще одна форма понимания, а просто очередная форма распускания сплетен. Как сказал Чарльз Мэн-сон, настоящий подрывной террор можно осуществить, лишь выключив из сети все телевизоры. Пока это не произойдет, эстетический терроризм будет плясать под дудку тех, кто уже командует борьбой с мнимыми или несуществующими злодеями.

А в будущем, когда пантомима богемы изживет себя в пряничной форме политически корректного мученика/жертвы, эстетические террористы не побегут за сомнительными наградами, сопутствующими известности. Проникнув в стан врага, лучшие из них будут работать в одиночку и, как хамелеоны, изменять алгоритмы в пятой колонне, разрушая старый режим. Их имена будут нам неизвестны, но их вознаграждением станет возможность влиять на судьбу планеты. Однако до этого нужно проделать еще кучу работы.