Заговор молчания

Велик список преступлений против человечности, совершенных немцами и их союзниками на оккупированных территориях. «Ярость благородная, вскипающая, как волна» раскалялась по мере освобождения Красной армией городов и посёлков, когда раскрылись чудовищные масштабы доселе невиданных преступлений, и солдат не всегда мог даже найти могилы родных и близких и клялся за их погибель отомстить врагу самой жуткой местью. За армией шёл СМЕРШ. Военный трибунал вершил правосудие. Карателей и полицаев казнили (вешали) при массовом скоплении народа. Бывали случаи самосуда, когда офицер-еврей, приехавший с фронта в отпуск, узнав, что его семья без вести пропала в фашистском аду и в его квартире проживает семья бывшего полицая или пособника гитлеровцев, разряжал обойму табельного оружия. Семья – за семью. За самосуд не арестовывали – военкомы рекомендовали офицерам возвращаться на фронт и мстить на передовой.

Послевоенная советская пропаганда неустанно повторяла, что Красная армия не отождествляла мирное население Германии с нацистами и руководствовалась указанием Сталина: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское – остаётся». Но когда оно прозвучало? Указание прекратить призывы к жестокой расправе и не грести всех немцев под одну гребёнку появилось в «Правде» 14 апреля 1945 года (статья «Товарищ Эренбург упрощает»), через три дня после опубликования Эренбургом в «Красной звезде» очередной статьи, призывавшей к беспощадному мщению. Статья в «Правде» была подписана Александровым, начальником Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), за которой только слепой не разглядел руку Сталина.

Прошло ещё шесть дней. Только 20 апреля командующие войсками и члены военных советов 1-го Белорусского фронта (командующий Жуков) и 1-го Украинского (Конев) получили директиву Ставки Верховного главнокомандования об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. Тем не менее войска были предупреждены, что «улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами». Директива была подписана Сталиным и Антоновым, начальником Генерального штаба.

Но почему именно к этим фронтам, наступающим на Берлин, обращался Верховный главнокомандующий, обойдя вниманием два других, 2-й и 3-й Белорусский, продолжавших боевые действия в Восточной Пруссии и Померании? Почему директива Ставки появилась в апреле 1945-го, хотя ещё осенью 1944-го международную огласку получили известия о массовых расправах и бесчинствах, совершаемых в Восточной Пруссии? Ответ на эти вопросы в главе «Тегеран-43 – Ялта-45 – Кенигсберг-45».

* * *

Десятилетия обе стороны молчали о военных изнасилованиях, которыми «отметилась» в Германии Красная армия. Советский Союз прославлял ГДР как дружественное государство. Молчала и Германия, Западная и Восточная, напуганная и униженная, испытавшая на себе ужасы последних месяцев войны. Более полувека по обоюдному молчаливому согласию три темы были запретными: массовые изнасилования, судьба немецких военнопленных, захваченных в плен Красной армией, и новые границы – память об утраченных территориях, о Восточной Пруссии, Померании и Силезии старались стереть. Жертвы насилий и их родственники считали пережитое семейной тайной, к душевным ранам старались не прикасаться. Жизнь в немецкой семье строилась на пакте молчания, жёны не спрашивали мужей о фронте и пребывании в советском плену; мужья не спрашивали жён об их жизни в период их длительного отсутствия и оккупации Германии. Изменилось отношение немецких женщин к мужчинам. Рухнул миф о «сильном мужчине» и женщинах-домохозяйках, предназначение которых формулировалось тремя К: Kinder, K?che, Kirche (киндер, кюхен, кирхен – дети, кухня, церковь). Мужчины, вернувшиеся из плена, выглядели жалкими и надломленными, лишенными жизненных сил. Заговор молчания позволил пройти психологическую реабилитацию. Прошли годы, пока зарубцевались душевные раны и немецкий мужчина приобрёл былую уверенность и занял привычное место во главе обеденного стола, а женщины – вытеснили тяжкие воспоминания и приспособились жить. Но вытеснить не означает забыть. Так же как не забыл об ампутированных ногах Алексей Маресьев, научившийся танцевать на протезах и управлять боевым самолётом. И не забыли ничего узники нацистских концлагерей смерти, дожившие до освобождения. Уничтожить людскую память можно, лишь закатав под асфальт десятки миллионов людей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.