Глава 4 Форма и содержание

Глава 4

Форма и содержание

…Когда я сказал, что наука обещает вскорости побороть старение и сделать наше тело бессмертным, он поднял на меня глаза, выпустил дым изо рта и спросил:

— А вы человека в бессмертие потащите вместе с его геморроем, от которого он, бедный, мучился последние пятнадцать лет? С пивным пузом? С запахом изо рта? С ломкими ногтями и метеоризмом? С кариесом?..

Я задумался. И было о чем…

Действительно, перед тем как подарить человеку жизнь вечную, его носитель неплохо было бы реновировать. Некоторые дяденьки умеют это делать уже сейчас.

Вся Москва увешана плакатами, с которых бывший цирковой силач Дикуль приглашает в свою клинику решать нерешаемые проблемы опорно-двигательного аппарата. Дикуль, конечно, большой молодец. Молодец во всех смыслах. Во-первых, он восстановил себя после перелома позвоночника, что само по себе небанально. Во-вторых, Дикулю удалось раскрутить свое имя как бренд и создать целую медицинскую школу, которая основана не на лекарствах, а на движении. Неплохо зарабатывает.

А я знаю человека, у которого было два перелома позвоночника и огромное количество переломов конечностей. Но следов от этих переломов теперь не найдешь даже на рентгене. Потому что он собирает людей «в ноль», как хороший рихтовщик машину, и себя собрал так же — в этом смысле сапожник оказался отнюдь не босым. Этот человек, как и Дикуль, создал центр, в котором ремонтирует людей без лекарств — с помощью тренажеров и движения. Только рекламы его центра нигде не найдешь. Поскольку принимает он разных олигархов и прочих сильных мира сего, а последним реклама не нужна — они узнают о чудо-докторе через своих, и потому его неприметную клинику на первом этаже обычного дома можно опознать лишь по дорогим машинам, которые частенько возникают тут, удивляя жильцов.

Один из таких машиновладельцев и рассказал мне о странном докторе:

— Он не лечит в обычном смысле этого слова. Он заряжает человека, как батарейку, попутно исправляя все недостатки его личной конструкции. Если мне надо работать по 12 часов в стрессовой среде — а именно такова бизнес-среда, — я иду к нему. И закачиваю в себя здоровье в самом буквальном смысле. Поскольку я делаю это часто, у меня складывается такое ощущение, что я просто перестал стареть, — я вижу, как уходят вниз мои сверстники, дряхлеют, начинают мучиться возрастными болезнями. А я остаюсь там же, где и был. И даже больше — те недомогания, которые давили меня раньше, ушли вовсе…

Доктора зовут Евгений Блюм, и у него очень странные взгляды на медицину в частности и жизнь вообще. Впрочем, от человека, который в состоянии повернуть биологическое время вспять, вряд ли можно ожидать тривиальности. Он — оживший профессор Преображенский наших дней, только реальный, а не книжно-булгаковский: также не любит быдло а ля Шариков и обожает порассуждать про аристократию. Во время наших бесед я, как юный доктор Борменталь, слушал его с неослабевающим интересом, а он, попыхивая электронной сигаретой без никотина, излагал мне хитрые тонкости изнанки мира.

— Все зависит от денег. Когда мы восстанавливаем ногу спортсмену, это одна методика. Это дорого и нужно восстановить полностью, потому что спортсмен этой ногой себе деньги зарабатывает и, соответственно, их на лечение не жалеет. А когда восстанавливаем ногу рабочему, другая методика — подешевле и побыстрее. Пусть нога будет кривоватая — да хрен с ней! Будет она покороче? Да хрен с ней! Не будет она так же хорошо разгибаться? Да хрен с ней!.. Рабочему или бухгалтеру ноги вообще не нужны. Им надо болванки точить и цифры считать. Но если рабочему причуда такая взбредет — «в ноль» ногу восстановить, — не вопрос: любой каприз за ваши деньги! Только вот не приходят отчего-то. Я один в этом мире знаю тайну сколиоза; знаю, как убрать тяжелейшие его формы, — гтри четвертой стадии могу выпрямить позвоночник в струнку всего за год. Но вы думаете, это кому-то надо? Все полагают, раз под пиджаком не видно, то и наплевать. А то, что этот сколиоз человеку потом боком выйдет и скажется на работе внутренних органов, сократит жизнь, ему не объяснишь…

Блюм — удивительный дяденька. Он доктор медицинских наук. Но поступил в медицинский случайно: проехал на автобусе лишнюю остановку в юности, поленился возвращаться и потому подал документы вместо политеха в медицинский. При этом считает себя врачом по призванию.

— Политех и медицинский — разные вещи, Евгений Иваныч.

— Сейчас да. Но я считаю, что медицина должна стать точной наукой, а не той свалкой, какой является ныне. Главная беда нынешних врачей в том, что они физики не знают. А ведь основные прорывы возможны только на стыках дисциплин. Медицины и физики. Медицины и спорта. Если бы не мое понимание точных наук, хрен бы я чего добился.

После «меда» и физкультурного института Блюм еще закончил третий — экономический вуз, и теперь в его рабочем кабинете помимо медицинской литературы лежат книги «Как продать колесо», «Как работать по 4 часа в неделю и при этом не торчать в офисе от звонка до звонка, жить, где угодно, и богатеть», «Думай, как миллионер». Блюм считает, что врач должен жить богато. А если врач живет бедно, значит, это плохой врач.

— Вот Антон Павлович Чехов уехал на Сахалин. Хреновый, значит, доктор был. Хорошего доктора кто ж на Сахалин отпустит, хороший врач в столице самим нужен. За хорошего врача держатся…

Собственно, от чего лечит этот странный Блюм? Можно было бы сказать «от всего», но ответ сей будет неточен, ибо сам вопрос поставлен неверно. Правильнее было бы сказать так: Блюм не лечит, он восстанавливает. Он имеет дело не с болезнью, как современная медицина, а с человеком. Он берет человека и «делает» его. Разбирает и собирает заново. И у вновь собранного человека болезнь исчезает, потому что ей негде уже помещаться. Болезнь по Блюму — это приобретенный дефект конструкции. Если дом осел, перекосился, и в щели меж бревен задули ветры, можно сказать, что дом заболел, а щели — старость, болезнь или ее симптом. Но если тот же дом пересобрать по бревнышку, установив прямо, как раньше, щелей не будет. Щели — не симптом болезни и не сама болезнь, а лишь следствие изменения общей геометрии.

(Этот тезис чем-то напоминает попытки продвинутых физиков свести базовые параметры и зависимости нашего материального мира к его геометрии. То есть вывести основные характеристики и свойства вещества и поля из геометрии пространства-времени. Этим занимался, например, Эйнштейн, который свел гравитацию к чистой геометрии. Иными словами, физики вышли на самые тонкие, практически философские вопросы бытия — на проблему соотношения формы и содержания. И это поразительно.)

Беда современной медицины в том, что дефекты от потери формы она воспринимает как самостоятельно существующее явление, имя которому — болезнь. Тень она принимает за реальность.

Медицина затыкает щели. Доктор Блюм перестраивает дом. А на щели ему наплевать, они сами закроются. Автоматически, при общей перестройке организма.

Полная перестройка организма — это больно. Иногда очень. Его тренажеры напоминают пыточные устройства. Дети во время экзекуций орут и плачут. Зато потом выходят из клиники без сколиозов, косолапостей, церебральных нарушений… Взрослые иногда терпят молча, а иногда орут не слабее детей. Зато потом забывают о неизлечимых болезнях, которые преследовали их годами и даже десятилетиями.

— Ну, вот пример. Двенадцать лет у человека была нулевая спермограмма. Я делал его год. И теперь у него двое детей, — пыхает дымом Блюм.

Я, наверное, зря назвал эти штуки «тренажерами». Просто иного слова подобрать не могу. Разве дыба — это тренажер? На тренажерах люди занимаются сами. А здесь над ними, зажатыми в этот «тренажер», работает «палач». Потому что иначе нельзя:

— Человек не может сам себя реконструировать — по тем же самым причинам, по которым Мюнхгаузен не мог поднять себя за волосы. Это элементарная физика. Чтобы изменять систему, исправляя ее недостатки, нужно выйти за пределы системы. То есть нужен инструктор, врач, тренер — назовите, как хотите. Нужно внешнее силовое воздействие…

— А рак вы лечите?

— Если хочешь прослыть городским сумасшедшим, скажи, что лечишь рак. Поэтому я не говорю, что лечу рак. Иначе меня сожрут. Я человек скромный и говорю, что восстанавливаю здоровье. У меня клиника по реабилитации, не более. А если при этом уходит рак, так я не виноват. Я вообще хочу уйти от слова «медицина» к слову «физкультура», потому что это не требует лицензирования.

Блюм работал во многих странах — в Израиле, в Англии, в Болгарии. Теперь, возможно, переедет в Испанию. Семью уже, во всяком случае, перевез. Ему наплевать на родину, он гражданин мира. Родина там, где жить комфортно и платят деньги.

— У меня есть знакомый, Алексей Д. Талантливый физик. В 28 лет стал профессором и заведующим кафедрой, лауреат всяческих премий. Из семьи физиков — и тесть физик, и отец физик. Сейчас живет в Италии. Занимается мебельным бизнесом. До сих пор его везде по старой памяти приглашают на физические тусовки. Он всех посылает: у меня мебельные фабрики, идите к черту… «Но ты же гениальный физик! Пропадет дарование!» Но это его дарование, ему и решать. Можно, конечно, картинно заламывать руки и риторически вопрошать: как же вы допустили, что он мебелью стал торговать?!. Но нам немного не повезло со страной — нашей родине люди не нужны, у нее есть нефть. А люди, как потенциал, ценны там, где нет ничего другого… Как и кто допустил, что Семен О., в 24 года написавший учебник по высшей математике для МГУ и защитивший диссертацию, отсидел потом за махинации, затем закончил Харьковский политех, снова отсидел, потом возглавлял синагогу, а сегодня плетет какие-то бизнес-схемы в Израиле? Как же можно было его сажать — это же «счетный» человек! Его если и сажать, то в шарашку, на золотую цепь… Я много таких людей видел, которые из России увезли только мозги. И которые конвертировали их в деньги на Западе. К ним сейчас подъезжают с моральными претензиями: тебя же Родина выучила! Да при чем тут Родина? Родина многих учила, а он на двадцать институтских выпусков один такой. И это заслуга не родины, а генов. То есть родителей, они во всем «виноваты». А родина просто не дала гению реализоваться, вот он и слинял. Талант не принадлежит родине, он принадлежит человеку.

Блюм откидывается в кресле и снова пыхает электронной сигаретой без никотина:

— Мне часто говорят: «Почему ты не публикуешься, не передаешь опыт?» Задаром? Не хочу. Я свое отпубликовал. Пусть другие корячатся. Я одно время подрабатывал тем, что диссертации по медицине на заказ писал. Много написал, штук тридцать, так что я многажды доктор наук. Теперь все, неохота… Кто учит, тот не лечит. А кто лечит — тот не учит. Кто умеет — тот не публикуется. Это же мое ноу-хау, зачем мне его раскрывать? Продать могу. Купите?.. Мне говорят: «Но ведь ученый до смерти должен быть ученым!» Я отвечаю: «Нет, ни ученый, ни музыкант не должны до гроба в одну дуду дудеть…» У меня друг есть, у него абсолютный музыкальный слух. Закончил Новосибирскую консерваторию, выступал с концертами, был заведующим фортепианным отделением. А потом переехал в «Китайскую стену» — это такой длиннющий жилой дом в Новосибирске. Панельный. И когда где-то кто-то из соседей играл и фальшивил, он испытывал нечеловеческие страдания. Да еще жена постоянно пилила за отсутствие денег. Он тогда перешел жить в гараж — утеплил его и спал там. А поскольку жил в гараже, помогал приходящим с машинами. В результате парень теперь имеет свой автосервис. Музыку бросил. Пианино и то выкатил из дому. Ни слышать, ни видеть эту музыку не хочет. И радио в машине слушает, только пока там говорят. А как музыка — переключает. А ведь сорок лет отбарабанил… Талант хорош, если он приносит деньги.

…У Блюма в этом смысле хороший талант. Его врачебный принцип — браться за тех, от кого отказалась медицина. Этот принцип окончательно оформился в годы работы в Израиле. Блюм тогда просто договорился с местными врачами: я никакой конкуренции вам составлять не буду и никакой рекламы давать не буду, а вы просто отправляйте ко мне тех, с кем сами не справились; я сделаю. «Сделаю» — это его термин. Он практически не употребляет слово «вылечу».

— Ну а были ли такие болезни, которые вам вылечить не удавалось?

— Я не лечу болезни, — терпеливо повторяет Блюм. — Я занимаюсь человеком в целом. И если мне человек не нравится — вот не понравился чисто по-человечески! — я его просто не беру. Ну неприятен он мне!.. Но если я человека взял, он уйдет от меня здоровым, я его сделаю. А то некоторые приходят — пальцы веером, дверь ногой открывают…

— А как вы можете отказывать больным? Вы же врач!

— Я никому ничего не должен! Пусть идет в поликлинику. Там сидят врачи, они лечат болезни. А я не лечу болезни, я лавочник, я продаю здоровье. — Блюм яростно хмыкает. — Есть врачи, которые лечат, как собака лает, — сидят по поликлиникам и работают практически забесплатно, потому что не лечить не могут. Я не такой. Да, я могу вытащить любого и никогда не ошибаюсь в диагнозе. Но если мне надоест лечить, а захочется, например, картины рисовать, без колебаний оставлю медицину. Она — просто мой хлеб, который приносит хорошие деньги. В отличие от прочих врачей, я могу не лечить. Я получал образование и потом сорок лет учился тому, что умею, не для людей. А для себя. И для своих близких. Я сам своих собственных детей и себя лечу. И только поэтому ко всем остальным детям-пациентам отношусь как к собственным. Понятно?

— Не знаю…

Человек для Блюма — пластилин. Он может сделать с ним все что угодно…

— Вопрос цены. Я всегда задаю клиенту вопрос: чего хотите и какими ресурсами располагаете? У вас бесплодие и импотенция? Допустим… А чего хотите-то? В туалет ходить без боли? Это одни затраты времени и денег. Детей иметь? Другие затраты. Желаете потенцию такую, какой она не была у вас и в 17 лет? Тоже можно сделать. Вопрос времени и денег… Я могу полностью обновить организм — так, что от него прежнего останутся только документы, но изнутри это будет уже совсем другой человек. Новенький. Мыслящий по-другому. Но не всем это нужно. Потому что такой закачанный ресурс поддерживать надо. Заниматься.

Не у всех есть на это время. Да и желание. Многим вполне достаточно просто того, что у них ничего не болит. А физического счастья, эндорфинов, которые приносит здоровье, им не надо. Тем паче, что это может полностью сломать жизнь. Человек, обновленный и омоложенный на пару десятков лет, просто вываливается из привычного социального окружения и жизненного темпоритма.

Вот есть у меня одип клиент, генерал, ему далеко за шестьдесят. Я его сделал по максимуму. И что в результате? Седой дядька купил себе красный кабриолет и возит на нем тридцатилетних тетенек. С женой развелся: видите ли, старая она теперь для него. Все, кто его знал, пальцем у виска крутят, а он счастлив… Кстати, разводы после таких реноваций очень часты. Было у меня два фээсбэшника в разное время. Привели своих жен — с проблемами по женской части. Я их сделал. Хорошо сделал. И что? Обеим крышу снесло по части промежности. Обе увлеклись танцами, а там трахались с партнерами, пока их мужья круглые сутки на работе шпионов ловили и бизнес делали. В результате два развода… Зачастую ведь только болезни удерживают нас в нашей старой семье, где все привычно и накатанно. Для того болезни и нужны.

…Он настоящий философ, этот Блюм! И потому к Блюму нужно прислушаться. Тогда в голове многое проясняется…

— Здоровье — это биологический ресурс, который можно растратить, но можно и восполнить. Здоровье можно конвертировать — в деньги, знания, дружбу, веру… Знаете, что такое энтузиазм? Это прекрасный способ спалить свой ресурс здоровья. Пятилетку — в три года! И давай копать!.. Работа сделана, узкоколейка построена — но за счет убитого здоровья, ресурс которого весь вышел. Энтузиазм — фактор, генерируемый сознанием на самоуничтожение. Это свечка, к которой повели трубочку и дуют на нее кислородом — чтоб ярче горела и быстрее исчерпала свой ресурс. Как Павка Корчагин. На рожу его только посмотреть — все сразу ясно. И такое не только в физической работе происходит, но и в творческой. Вот Высоцкий. Спалил себя. Бессонница акцентирует творческий процесс. Наркотики тоже акцентируют. А здоровье губят.

Почему умный наниматель работника хвалит, на доску почета вешает, разжигает в нем энтузиазм и патриотизм? Потому что ему это выгодно: капиталист питается чужим ресурсом здоровья. Если человека на работе уважают, а дома нет, его домой меньше тянет, чем на работу. Детей плодить? Ему это на фиг не надо, ему одного-двух за глаза хватит. Порнуху посмотрел — и спать: завтра на работу. Повязали кредитами, моралью, честью — чтоб не сбежал. И он выкладывается. Отдает свой единственный ресурс, горит, как свечка.

Вы посмотрите, как мы здоровье тратим и во что конвертируем? Некоторые люди конвертируют здоровье в деньги. Это не очень умные люди. Рабочий, например, только тем и занимается всю жизнь тем, что конвертирует здоровье в деньги. С ничтожным КПД. Если денег ему мало, он устроится на вторую, на третью работу. И будет вкалывать. Денег у него станет чуть больше, а здоровья меньше… Те, кто чуть поумнее из этой категории, меняют страну. И верно: зачем мне работать каменщиком в Барнауле за 15 тысяч, если в Германии мне за то же самое дадут полторы штуки евро? Использую-ка я свои немецкие корни и сменю родину! Работать и зарабатывать буду там, а в отпуск ездить сюда, поскольку в России расходы меньше… Рабочий конвертирует здоровье в деньги, спортсмен конвертирует здоровье в деньги, музыкант — здоровье в деньги… Да почти все так и живут!

Есть и другие люди. Они сначала здоровье конвертируют в знания, а уж знания потом — в деньги. Правда, тут важно уметь конвертировать здоровье и время жизни в полезные знания. А то встречаю тут недавно своего приятеля: «Как живешь? Ремонт-то сделал? Ты все собирался, я знаю…» — «Да нет, какой ремонт, денег не хватает, я вот тут на курсы пошел, там очень интересно рассказывают…» Есть такая категория вечно нищей интеллигенции — они кончают по два-три вуза, просматривают периодику, чтобы быть в курсе событий, много книг читают. А толку — ноль: денег нету. Ну и на хрена? В голове — куча информационного мусора, а сам дома ремонт не может закончить.

Людей, которые конвертируют здоровье в знания, процентов девять, наверное. И есть один процент людей, которых я называю инвесторами. У них деньги и здоровье разделены. Вообще. Это самые умные люди. У них деньги делают деньги. В эту категорию могут перетечь спортсмены, накопившие денег, забросившие спорт и начавшие делать из накопленных денег деньги. У некоторых даже хватает ума начать восстанавливать убитое спортом здоровье… Я часто известным спортсменам, которых восстанавливаю, объясняю: не добивай себя в этом спорте, остаточный ресурс расходуй экономно, не пались в энтузиазме достижений. Пока мордашка симпатичная, зарабатывай ею, известностью, которую выменял на здоровье. Выступай перед школьниками, рассказывай детям про великие победы и пользу спорта. Но себя пожалей. Собирай все, что можешь взять, не вкладывая здоровье, а используя только имя. Школу своего имени открой.

— А разве с помощью того же спорта, качалки или фитнеса здоровье нельзя поправить?

— Нет! Все это либо во вред (в больших дозах), либо без пользы (в малых).

…Вот такие категории людей, по Блюму, живут на свете. И есть еще на свете, помимо этих трех категорий, сам доктор Блюм. Который умеет делать обратное — деньги конвертировать в здоровье. Поэтому и останавливаются периодически перед его крылечком дорогие машины. Так что сакраментальная фраза «здоровье не купишь» устарела. Очень даже купишь. Если денег много и человек вовремя спохватился…

— Потому что некоторые опаздывают. Мне нужно проделать с организмом определенную работу, на которую требуется время. И если случай запущенный, болезнь просто загонит больного в гроб быстрее, чем я успею провести процесс восстановления. А иногда лечение невозможно, потому что степень разрушения дурной ткани, например, опухоли, и, соответственно, интоксикации при лечении будет такой, что организм не выдержит.

— Значит, поговорка «здоровье не купишь» ошибочна, и здоровье все-таки покупается и продается, как прочие ресурсы?

— Да. А если нет у человека здоровья, нет и радости жизни, тогда получается наука ради науки, деньги ради денег. И сакраментальный вопрос «быть или не быть» на самом деле можно переформулировать так: «Я себе нужен или нет»? Здоровый человек всегда себе нужен. А вот многие больные люди сами себе не нужны! Я иногда разговариваю с клиентом и пытаюсь найти в нем зацепку — а зачем он живет? Потому что если нет сильного стимула, он не будет работать над собственным оздоровлением. А работа предстоит большая и порой болезненная. И вот, беседуя с больным, я ищу, кому же он в семье нужен? Чтобы мне было на кого опереться. Потому что выздоравливают только те, кто кому-то нужен. И выясняется, что жене он не нужен, детям тоже. А нужен он только своей собаке. Но я не могу опереться в лечении на бессловесное животное…

Конечно, абстрактно каждый хочет быть здоровым, но когда доходит до конкретных трат — денежных и временных, приоритеты могут резко поменяться. Даже когда дело касается здоровья детей! Например, родители вдруг говорят: ой, у нас сейчас нет денег, мы дом строим… Или: мы только что новый «Лексус» купили, в кредит влезли… Или: а мы можем водить ребенка к вам только три раза в неделю, потому что ему надо учиться, а летом мы уезжаем отдыхать… Извините, это не мои проблемы! Чей ребенок — ваш или мой?

Я не могу быть заинтересован в выздоровлении ребенка больше, чем его родители. Мои дети здоровы, у меня с приоритетами все в порядке…

Или вот был случай, говорят мне: вы пока полечите нашего ребенка, а мы вам потом принесем деньги — когда страховая выплатит нам крупную сумму за один там несчастный случай… Нет, отвечаю, я человек простой, а вы меня каким-то бухгалтером делаете. Я тя?их сложных витиеватых схем понять не могу. Вы мне просто деньги принесите без долгих объяснений, и все. А грузить проблемами не надо. Я же вас не гружу своими. У нас честная торговля: вы мне деньги, я вам — товар в виде здоровья. Сколько вложите, столько и получите. А я со своей стороны придерживаюсь этики. Я никогда не буду высасывать деньги, нарочно делая вид, будто продолжаю работать. Я отработал до конца — и до свидания. И можешь мне не звонить — не надо меня поздравлять с Новым годом, не надо мне говорить, как вам раньше было плохо, а теперь стало хорошо благодаря мне. Даже здороваться при встрече не обязательно… Сделали тебя — гуляй, иди и не оглядывайся. Будет опять какая-то проблема — приходи. А сейчас живи своей жизнью и отбрось хвост воспоминаний. Не надо благодарностей.

— Неужели можно решить любую проблему?

— Вопрос цены и трудозатрат. Вот случай. Ребенок — миопат. Миопатия — это неизлечимая болезнь, при которой разрушаются мышцы. Считается, что она генетическая. В 10–12 лет ребенок вдруг начинает хуже ходить, спотыкаться, потом вообще перестает вставать, лежит, а через полгода умирает — атрофировавшиеся мышцы не могут уже шевелить легкие для дыхания. Есть методы лечения гормонами, которые оттягивают кончину на полгода. То есть врачи пытаются затормозить процесс разрушения тканей. А я действую по-другому — ускоряю его! Разрушаю дурную ткань, и изнутри вдруг начинает расти ткань новая, здоровая. Процесс занимает три-четыре года… Был у меня ребенок, принесли на руках, у него уже останавливалось дыхание, не действовало глотание. Почти четыре года его сюда привозили каждый день. Бабушка сдалась, отец сдался, бабушка с дедушкой с другой стороны сдались. Одна мать осталась, сказала: буду бороться до конца! И вот теперь все в прошлом, сейчас он первый спортсмен в школе. Парень в порядке, приходит сюда раз в год.

— Зачем?

Блюм вздыхает:

— Как-никак кусок жизни здесь прожит. Просто в гости. Такие пациенты для меня — как картины для мастера… Так что, повторюсь, решение проблемы — вопрос стимула. Если стоит задача вытащить любой ценой, тогда — да, все можно победить. Если ко мне приходит мой сын, приводит ребенка полуторагодовалого, внучка моего, всего вот такого вот перекошенного, уродливого: вот нагулял, прости папа. Тогда я возьмусь, несмотря на любые трудозатраты, потому что это мой внук!.. Много лет назад у меня дочь заболела сальмонеллезом. Попала в больницу в Кишиневе. Я приехал туда, а там боксы. Говорю: отдайте ребенка. Они отвечают: нельзя, это инфекция, туда входа нет. Ребенка, говорю, отдайте! Это же не ваш ребенок, а мой. Я за него отвечаю. Не дают… В общем, дверь вышиб, ребенка забрал, на следующий день разбирался в милиции. Но зато сам ее вылечил.

— И как же вы ее вылечили?

Доктор Блюм протянул мне свои огромные лапищи — по пять пальцев на каждой.

— В две руки. У меня кроме вот этих вот рук ничего нет. В моей домашней аптечке только бинт и прополис. Ведь я же врач, а не фуфло. Настоящему врачу кроме знаний и двух рук ничего не надо.

— Так вы что, голыми руками ее от острого отравления вылечили?

— Да.

— Как?

— Дренировал кишечник, выгнал оттуда всю слизь. Дал попить, снова выгнал. Снова дал воды, снова выгнал. Дальше организм все сделал сам.

— И что любую инфекцию можно так лечить — руками? И даже вирусный гепатит?

— Можно так отработать человека, что у него резко подскочит иммунитет. И организм убьет вирус. Почему одни люди заболевают при контакте с вирусом или микробом, а другие нет? Иммунитет разный! У одного сильный, а у другого просел. Значит, надо поднять… Я вот у сына своего пятимесячного когда-то в две руки вылечил тяжеленную пневмонию. У него хлюпали легкие, температура под сороковник. За две недели выкачал из него всю заразу. Я просто умею рулить процессами внутри человека.

— А как это выглядит со стороны — то, что вы с больными делаете?

— Мну, гну, тру, нажимаю, качаю… С определенной частотой, силой, последовательностью. Если нужны рычаги, использую тренажеры. Но то, что я делаю снаружи — только привод для воздействия на внутренние органы. А внешний наблюдатель видит лишь то, что происходит снаружи. Поэтому ничего не понимает. В том числе и врачи не понимают. Врач никогда не выйдет из-за стола и не станет работать руками. Меня многие спрашивают: ты же профессор, как ты можешь опуститься до рукоделия, ведь массажистом может работать человек со средним образованием. Они путают массаж с тем, что делаю я. Это как с шахматами. Спроси начинающего: ты, мальчик, в шахматы играть умеешь? — Умею, дядя!.. Спроси гроссмейстера, и он скажет: умею!.. Но это разные уровни. В одного скрипача помидоры кидают, а другой — Паганини.

Это как если бы глухой взялся описывать работу пианиста. Он видит, как тот голову запрокидывает и руками водит туда-сюда. В общем-то интересно, конечно, посмотреть, но сути этой работы глухой не понимает. Ему нечем. Так вот и современным врачам нечем понять то, что я делаю. Аппарата нет. И потому они даже не понимают, за что мне клиенты столько платят. Неужели за то, что ты их помял? Нет! За то, что я из них болезнь выдавил! Порой это занимает много времени. Например, для того чтобы исправить порок сердца, мне нужно сначала основательно раскачать грудную клетку, иначе я к сердцу не подлезу. Ведь чтобы в определенную зону залезть, надо расчистить проходы, расшевелить, — доступ нужен. Чтобы подобраться к тому же сердцу, надо «разобрать» грудную клетку, чтобы, когда я туда полезу, я ему ребра не поломал. То есть межреберные промежутки необходимо расширить, реберно-грудинные сочленения расшатать. А иначе эластичности не хватит.

— Погодите-погодите! — я вскочил с кресла и нервно пробежался по кабинету. — Как можно без операции исправить порок сердца? Это ведь неизлечимое заболевание, при котором клапаны не полностью перекрывают аорту. А клапаны сделаны из соединительной ткани, которая, как известно…

— Спокойно! Был у меня период в жизни, когда я ездил калымить. То есть брал дорогую единичную работу. Сделал заказ — получил деньги. И был у меня ребенок 15 лет — врожденный вывих ноги, укорочение ноги на 7 см, деформация голеностопного сустава, порок сердца… Вот с таким букетом. По договору контракт считался выполненным, а ребенок «сделанным», когда я на нем смогу сидеть верхом (а весит Блюм килограммов за сто. — А. Н), и он сможет бегать от 5 до 10 км.

Я чешу затылок:

— Ну, ноги, ладно, выгнули, вытянули. Молодые кости… А как вы порок сердца устранили? Это же невозможно!

— Возможно. Представьте, в сердце клапаны не до конца перекрываются, просвет остается. Если сердце разъехалось в разные стороны, клапаны растащило — это и есть порок. А если мы сердце вот так вот соберем «в кучку» — клапаны будут перекрываться. И нет порока!

— А как изменить форму сердца?

— За счет изменения пространства внутри тела, за счет изменения формы грудной клетки. Сердце — как ходики: криво висят — плохо ходят. Повесьте сердце нормально, разбейте спайки, если они есть, — и оно будет тикать точно. Бывают спайки сердца с перикардом, спайки с легкими, измененное положение. Если вы все это повыправите, многие проблемы уйдут… Вот смотрите: существуют в медицине искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Они позволяют вернуть человека с того света на этот. Сильное средство! Я говорю врачам: ну так облагородьте эти методы, сделайте их рабочими! Почему вам обязательно надо, чтобы он подыхать-то начал?.. Если врач начинает массировать сердце руками с помощью непрямого массажа, он его смещает, деформирует, расправляет, помогает проталкивать кровь — так запускают остановившийся мотор… Но ведь то же самое можно делать, не дожидаясь клинической смерти!.. Ну а если не удается устранить порок сердца полностью, я могу запустить компенсаторный механизм. Шум прослушиваться будет, но человек по-другому станет переносить нагрузки. На это уходит 7–8 месяцев.

— А денег сколько?

— Я не экономлю чужих денег, — улыбается Блюм.

…Некоторым может показаться, что это невозможно.

В самом деле, какая связь между потрохами и тренажерами, то есть сложнейшей биохимией в тканях и простой физикой (механикой) опорно-двигательного аппарата? Ведь весь этот ливер внутри нас работает не своей внешней формой, а внутренним содержанием! Разве содержание зависит от формы? Ну, чуть-чуть перекосило сердце или почку из-за искривления позвоночника и таза. Какая им разница? Сердце еще ладно, оно там внутри нас шевелится и ему, допустим, нужно штатное положение, чтобы тикать без лишнего сопротивления и чтобы не было спаек. Согласимся. Но печень? Почки?

Вместо ответа медведеподобный Блюм огромными своими ручищами взял эфемерный пластиковый стаканчик и постучал здоровенным пальцем по его стенке возле самого донышка.

— Вот сюда присобачим трубочку, чтобы стекало. И будет нормально стекать. А теперь перекосим стаканчик.

Блюм чуть повернул стаканчик. Донышко немного перекосилось, и теперь воображаемая трубочка оказалась не в самой низшей точке емкости.

— Видите? Образовалась застойная область. Тут будут собираться комары, мухи. Болото. И чтобы оно не гнило, туда надо насыпать хлорки. Так медицина и поступает. В застойной зоне, которая образовалась из-за перекоса, мы имеем камнеобразование и размножение микробов, то есть хроническое воспаление. Врачи забомбили это воспаление антибиотиками, заглушили его. Радуются: вывели в ремиссию! Но убери антибиотики, и через некоторое время все вернется на круги своя. Случится обострение. Это называется фон, на котором происходит возникновение болезни. Каковой фон в данном случае есть просто неудачное расположение органа. То же самое происходит и со всеми прочими органами. И болезнями… Удалили человеку опухоль, забомбили его химией. Вылечили! Но потом его годами наблюдают в онкодиспансере — не вернется ли опухоль. А почему она должна вернуться? А потому что опухоль-то устранили, а фон, на котором она возникла, — нет. Фон — это способ жизни человека (его питание, режим дня, образ мышления) и те перекосы, которые в нем есть, — асимметрия внутренних органов.

Казалось бы, ну, перекошен немного человек, ну и что? Это даже незаметно. Но работа нашего метаболического котла зависит от этих перекосов. Пустот внутри человека нет. Существует такая шутка медицинская: «Будем вам легкое оперировать, подрежем маленько». — «А что, у меня с легким проблемы?» — «Нет, просто печень уже не влазит».

В организме — теснота. Органы развешаны на опорно-двигательном аппарате, и если он кривой, органам тоже нехорошо.

Асимметрия — страшная штука. Породистая лошадь — ровная, бежит прямо, никуда ее не заносит. А если лошадь годами ходила по кругу, воду из колодца качала, у нее внешние ноги ходили по большей траектории, а внутренние — по меньшей. Отвяжите ее, и она будет кругами ходить. Она не заболела. Мы ей просто сбили симметрию. Когда-то каторжнику вешали гирю на ногу, и он годами эту гирю таскал. И после освобождения, когда гирю снимали, потом всю жизнь ногу приволакивал. А ведь ему эту ногу не ломали, ему просто сбили мышечно-суставный баланс. У современного человека даже руки развиты неравномерно, мы почти все правши, и считается, что это нормально. Но если бы мы ходили на четвереньках и припадали на одну — переднюю левую ногу, это было бы совсем ненормально! Первый же хищник догнал бы такого убого и съел. Природа асимметрию естественным отбором выкашивает. А цивилизация сделала нас асимметричными.

— Я думаю, то, что мы правши, связано с тем, что левое полушарие, которое отвечает за логику и решение точных задач, управляет правой рукой. Разумное животное — животное с сильной логикой. И, значит, правой рукой.

— Возможно, — кивнул Блюм. — Но природа выкашивает асимметричных и гиподинамичных, — то есть уродливых и ленивых. К чему приводит любая травма? К двум вещам — асимметрии и гиподинамии. Заболела лапа — гиподинамия и асимметрия. Заболело ухо — асимметрия.

— Сломанная лапа заживет.

— Поздно! Асимметрия уже наработана. Правую больную лапу он берег, а на левую наступал с двойной нагрузкой. На одной ноге мышцы окрепли, на другой атрофировались. И само по себе это не устранится. Поэтому когда ко мне попадает ребенок со сломанной ногой, мы гипсуем две ноги — чтобы не потерять симметрию. «Казенная» медицина этого не понимает. Потому что она пошла по другому пути — по пути массовости и аллопатии. Современный евро-американский стандарт медицины основан на том, что мы лезем во внутреннее пространство организма и пытаемся там рулить на биохимическом уровне. Бомбим таблетками — в надежде, что часть химии попадет туда, куда надо, и вызовет нужный эффект. А я лезу во внутреннее пространство руками. У меня других инструментов нет. Почему такая разница в подходах? Потому что для западной медицины главное — снятие симптомов и массовость. Симптоматическая медицина стала основной в мире, поскольку лежит в общецивилизационном — индустриальном — русле: она основана на науке и заводах (фармпредприятиях), в этом ее сила. И там царит вполне логичный принцип: «нет симптомов без болезни». Вот с симптомами и борются. Но ведь это не значит, что все остальные виды медицины умерли, нет, они просто не смогли стать массовыми, бесплатными, бюджетными — все эти иглоукалывания, мануальные терапии, фитотерапия, у-шу… А медицина таблеток стала массовой, как массовая культура. Потому что там производство. И унификация.

В конце концов давление фармкорпораций на медицину стало невыносимым. Существует масса хороших и относительно недорогих методик, которые фарминдустрия просто душит. Давно клинически испытано, например, ультрафиолетовое облучение крови, хорошие результаты показаны. Но это чистая физика! Там нет места химической фарминдустрии. И потому метод широко не применяется. Его используют отдельные энтузиасты на свой страх и риск, получают прекрасные результаты. А остальные предпочитают травить таблетками. Это безопасно — для врача. А всякого рода нетрадиционные методики типа моей — риск для врача. Достаточно одной ошибки на тысячу человек — кто-то помер, — и тебя тут же закроют. А если люди помирают и получают осложнения и побочки от лекарств, это как бы нормально.

Поэтому когда практикуешь нетрадиционные методы, нужно быть очень осторожным. Если ко мне приходит человек со смертельной болезнью и у меня шансов его вытащить 90 %, а 10 % за то, что он помрет, я его не возьму. На фиг мне это надо! Ведь если помрет — осадочек останется, клеймо на имени останется. Пусть он лучше помрет в государственной медицине, ей как с гуся вода, она пачками хоронит, ей можно. Соберут консилиум и спишут труп по всем правилам. Каждый день списывают. Я — другое дело. Я частник, с меня другой спрос. Поэтому у меня трупов нет. Труп — это сразу закрывайся.

Короче говоря, после промышленной революции медицинская пирамида перевернулась. Народная медицина стала медициной для высшего света и элит — в отличие от медицины фарминдустрии, которая стала медициной масс. И язык евроамериканской медицины стал официальным языком мировой медицины. Специалист по аюрведе говорит на другом языке, которого дипломированный врач не поймет. А у специалиста по китайскому иглоукалыванию — свой язык. У тибетской медицины свой. И сложно конвертировать один диагноз в другой. А надо бы.

…Тут я на минуточку прерву интересные рассуждения Блюма о языках медицин, чтобы проиллюстрировать их наилучшим образом. Есть у меня приятель Игорь. У которого были серьезные проблемы с сердцем. Не буду сейчас засорять текст диагнозами, скажу просто: в ритме его сердца частенько случались провалы длительностью по секунде и больше. Медицинский вердикт был однозначен: нужно вшивать кардиостимулятор. Игорь уже почти решился на это, но перед самой операцией профессор-кардиолог, желая морально поддержать парня, положил ему руку на колено и проникновенно сказал:

— Игорь! С этим живут.

Блин… После этих слов Игорь встал и молча ушел из больницы — навсегда. Он решил искать альтернативные варианты. И нашел их. В лице тибетского монаха, который поставил Игорю диагноз по пульсу. Там не было ученых слов типа «мерцательная аритмия» и тому подобных. Таких слов монах и не знал. Он просто долго щупал пульс, после чего констатировал:

— Ветер в сердце.

Вот такая смешная терминология… Монах выдал Игорю какие-то порошки, которые тот долго пил. Теперь у него с сердцем все в порядке. Никакой аритмии и провалов…

А мы вернемся к симптоматической медицине. К которой главный герой этой главы не имеет никакого отношения. Потому что у него нет массовости.

— Я, например, могу принять в день всего пару человек, — продолжал Блюм. — Потому что мне надо с каждым побеседовать, изучить. Я могу человека попросить не есть полдня и посмотреть, как повела себя кровь. У меня есть время узнать, как он переносит жару или холод. Да и просто поговорить за жизнь. Я смотрю, как он реагирует, как бледнеет, как сбивается с мысли. Как его заедает на одной и той же мысли. Беседа порой может длиться несколько часов: мне нужно понять, как он живет, чем дышит, как ходит, что любит, почему у него в какой-то момент вдруг поперло мистическое мышление…

— Зачем?

— Видя, как человек живет, мыслит, как у него организован дом, семья, сколько и как он зарабатывает, мы можем сказать, как он себя тратит. Свое здоровье. Свой жизненный ресурс. Это его социальный диагноз. А социальный диагноз имеет в подоснове диагноз биологический. Если у женщины с промежностью проблемы, она может посвятить себя карьере и убедить себя и окружающих, что ей дети просто не нужны. Но поскольку биологически самка должна рожать, мы понимаем, что с этой самкой что-то не в порядке. Что-то со здоровьем у нее не так. Осталось найти и вылечить. Тогда и сознание поменяется. И она родит… А казенный врач такой роскоши, как беседа с пациентом, лишен. Он принимает у себя в кабинете десятки человек в день, потому что это конвейер, где деньги зарабатываются не с эксклюзива, не с ручной работы, а с массовости. Казенный врач имеет дело не с людьми, а с симптомами. Для массовой медицины все пациенты на одно лицо и различаются только по весу — потому что доза лекарства рассчитывается в зависимости от массы тела. Поскольку люди схожи по конструкции, это работает. Но не всегда. Бывают исключения, с которыми массовая медицина не справилась. И тогда они приходят ко мне. Я как исключительный человек работаю с исключительными людьми. А в бюджетной медицине средний лечит среднего.

У меня вот одна женщина была недавно — генеральская жена. Честно отлежала срок в госпитале с проблемами спины. И пришла ко мне. Почему пришла? «Может, лечили мало?» — спрашиваю. «Нет, — отвечает она. — Два с половиной месяца провела в госпитале…» — «Может, профессура в госпитале хреновая?» — «Нет. Лучшие профессора смотрели, у меня муж — ключевая фигура в Минобороны…» — «Может, аппаратура в госпитале плохая?» — «Нет. Новейшая. Минобороны завозит последний писк медицинской моды…» — «Может, лично к вам плохо относились?» — «Нет. Относились отлично. Мужа моего там уважают…» — «Ну, тогда остается последнее — вы неизлечимо больны».

Тут она упала на стол и зарыдала. А я объясняю: дело в том, что лечили вас, как всех прочих. А вы — не как все. И эту вашу индивидуальность, породившую болезнь, массовая медицина увидеть не может. Они привыкли разбираться с типовыми проблемами. Именно поэтому массовая медицина каждый день спасает тысячи людей. И спотыкается на нестандартных задачах. Вы не вписываетесь в стандартную схему. Под вас должны быть разработаны не стандартные, а персональные методы. Именно поэтому в частной медицине так важна личность доктора. Потому что один врач может решать сложные задачи, а другой нет.

Юный математик говорит мне: в учебнике тыща задач, а я решил 990! Какой я молодец! Но в медицине нерешенные задачи — это чьи-то жизни. Поэтому я отвечаю: не молодец ты, а слабак. Потому что десять задач у тебя умерли. Ты их не решил!.. Да, когда работаешь на популяции и статистике — результат у казенной медицины выходит приличный. А если среди этих «нерешенных задач» — президент страны? Ни хрена себе вы запороли! Нашли кого запороть! Президент — единственный в стране. «А мы ему делали, как всем, всем же помогает!..» А на хрена вы президенту делаете, как всем? Ведь президент — не как все! Другой президент сидит только в другой стране. Это же первое лицо государства, а вы его запороли!

Особым людям нужна особая медицина. Бюджетная медицина — это прекрасно. Но это не значит, что не должно быть следующей ступени — высшей медицины, медицины иного качества. «Аристократической» медицины. Иначе мы придем к тому, что и бомжа, и президента будем лечить одними методами, разница будет только в уровне сервиса и чистоте лекарств. А ведь бомж и президент неравноценны! Интуитивно это многие понимают. В том числе и медики. Они знают: генералу надо ногу спасать, а солдату — ампутировать. Ценность людей разная. Маршала нельзя в атаку бросать. Но проблема в том, что для маршалов-то медицины нет. Я-то всего один, а казенных врачей — тыщи. Я работаю с человеком, а они — с типичными симптомами. Я усиливаю кровоток и дренирование, формирую внутреннее пространство человека. А они бомбят таблетками. Что можно сделать таблеткой? Да особо ничего. Бабахнули, как из пушки по воробьям. Где-то долетело, а где-то нет. Тем более, снарядов точного наведения нету. Гасим по площадям — авось накроет. Стреляем не тем, чем надо, а тем, что завезли в аптеку.

Я не против бюджетной медицины. Бюджетная медицина — это фундамент. Она оказывает всем одинаковые медицинские услуги, невзирая на возраст и социальное положение. Только не надо путать это с сервисом! Отдельная палата, телевизор, туалет в палате — это сервис. А процедуры и лекарства, вне зависимости о того, лежишь ты в отдельной палате или в коридоре, одинаковые или практически одинаковые у всех. А отличия элитной медицины должны быть в методологии, подходах, системе организации. Пример. Я говорю: чтобы мы этого пациента вытащили, мне нужны два здоровых мужика, которые каждый час будут делать с этим больным то, что я скажу. Он, например, парализован ниже пояса, сам двигать ногами не может, значит, нужен внешний привод — чтобы его ногами двигали другие, сокращали и распрямляли ему мышцы. А там постепенно-постепенно начнет подхватываться и внутреннее управление. Потихоньку-потихоньку, сначала слабенько, потом все сильнее организм начнет сам управлять ногами, подчиняясь внешнему воздействию. Это называется проприоцептивное проторение. Если я буду вашей ногой качать раз за разом, рано или поздно сформируется нейродинамическая цепь. Она включится и начнет работать, хотя мы ее сформировали извне. Так я лечу ДЦП. Да, спусковым крючком для ДЦП послужила внешняя причина — гипоксия. Но проблема ДЦП состоит в том, что интегративный компьютер слетел в какой-то момент, и центр потерял управление периферией. И если вы ДЦП-шнику купите в магазине новую голову, совершенно исправную, и приставите к его туловищу, она тело не вылечит! Компьютер не подхватит периферию! Потому что в его теле рассогласован исполнительный механизм. В цепи предохранители повырубило… Короче, для того, чтобы вот этого клиента поднять с каталки и сделать ходячим, мне нужны два дюжих мужика, которые будут им заниматься по нескольку часов в день. А мне отвечают: а где же мы возьмем этих дюжих мужиков? По штату такие мужики в больнице не положены!.. Но почему меня должно это волновать? Ваш штат — не мой вопрос. Я знаю, как вылечить паралитика и что для этого надо. А то, что у вашей бюджетной медицины нет для этого денег или времени, — ваши проблемы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.