1. Традиции кулачного боя на Руси

Кулачная потеха на Руси известна со времен ее самобытности. Хотя изначально способом выяснения отношений между мужчинами была борьба. Борьба в древности ассоциировалась с культом быка или медведя. Позднее с появлением у европейцев культа громовержца и, соответственно, с отказом от поклонения животному, мужчины-воины начали использовать удар кулаком. Удар кулаком символизировал палицу или боевой молот, которыми по большей части и были вооружены воины древности и которые считались громовными орудиями.

В связи с делением древнего общества на воинов и пастухов (в некоторых культурах – пахарей) – религиозное мировоззрение в этих сословиях несколько различалось. Так, сословие производителей было более консервативно и не спешило расставаться с богом-быком (или медведем), защитником или дарителем мужской силы. Образ этого бога довлел над скотоводческим обществом или обществом лесных охотников. Это, в частности, выражалось в нежелании принимать прогрессивные воинские навыки. Даже в XIX веке в русском селе и в среде городского мещанства все еще существовали пришедшие из древнейших времен, приемы «боротьбы» (на поясок, на вороток и т. д.). Дворянство же, воинское сословие, к тому времени полностью рассталось с приемами борьбы.

Собственно же о кулачных боях наши летописцы еще в начале XIII в. говорили с какой-то восторженностью. Великий князь Киевский Александр Невский, Мстислав III, и князь Псковский Владимир, ободряя пред битвой своих союзников – новгородцев и смоленцев, к храброму отражению Великого князя Юрия Всеволодовича, представили им на волю: сразиться на конях или пешими. Новгородцы отвечали: мы не хотим на конях, но сразимся, по примеру наших предков, на кулаках. Восточные славянские народы вели сами битвы рукопашным боем: крепкий кулак защищал их так же хорошо, как оружие. Впоследствии кулачный бой стал забавою русских удальцов.

Да и в XXI веке таких удальцов на улице полным полно. Долго искать не придется.

Кулачный бой – старинная потеха в праздники и в то же время он был особым родом военного упражнения, которое приучало молодых людей к смертоносной битве. Я уверен, что кулачные бои на Руси не были бессмысленной жестокостью или варварским обрядом, как их нередко представляют «знатоки» русских традиций. В этом обычае нет ничего случайного. На кулачный бой сходился простой люд – они могли уже завтра стать ополченцами, к этому принуждала жизнь: редкий год на Руси был мирным. В групповых состязаниях по кулачному бою сходились улица на улицу, деревня на деревню, слобода на слободу. Летом потеха проходила на площадях, зимой – на льду рек и озер. Стеношный бой учил биться плечом к плечу. Кулачные бои производились один на один, стена на стену или валкою, (т. е. все на все). Когда сходились стенка на стенку, то каждая могла иметь два, три, четыре или больше рядов бойцов. Строго соблюдалось возрастное деление бойцов.

Не случайно выбиралось и место боя – зимой реки были главными дорогами Руси. По замерзшей воде передвигались войска, вероятность сражений на льду была очень велика. Вспомните хотя бы битву на Чудском озере в 1242 году.

Какое-либо вооружение, усиление ударов с помощью металлических или деревянных предметов категорически запрещалось и строго каралось!

Стоит также рассматривать праздничные бои как комплекс защитных мер, носящих религиозный характер и призванных доказать Богам свою ярость, живучесть, тем самым отгоняя от себя и своего рода навьи силы. Особенно ярко такие обряды отражены в погребальных боях, когда в ходе праздничной тризны по умершему молодые бойцы тешили друг друга кулаками на поминальном кургане. До наших дней этот обряд дошел под названием «царь горы».

Важно также отметить наличие в Древней Руси пласта профессиональных бойцов, участвовавших в судных боях.

Два бойца нанимались к неподелившим что-либо сторонам. Правой признавалась та сторона, чей боец побеждал в рукопашной схватке представителя оппонента. В среде таких рубак, которых еще называли охотницкими бойцами, существовали свои собственные школы боя. Как правило, приемы и методы ведения драки различались в зависимости от географического и социального происхождения.

В Твери дрались совсем не так, как в Новгороде, а кожемяка уделял больше внимания борьбе, нежели кузнец. Однако стилей и «школ» боя на Руси не было. Возможно, благодаря этому кулачный бой и сохранился на Руси как живая, а не схематичная, система. Кстати, большинство охотницких, или охотских, людей выходило из среды городских кулачников, не принадлежащих воинскому сословию.

Ну и, конечно, надо сказать о драках за территорию. Такие выяснения отношений особенно характерны для оседлых народов. Весь на весь, село на село, деревня на деревню. Таким образом происходило воспитание у молодежи любви к своей земле, подчеркивались ее ценность и необходимость защищать завоеванное предками жизненное пространство.

Этот обычай уж точно дошел до наших дней… Район на район – подобные побоища еще не потеряли актуальности на просторах России.

Вот интересное свидетельство историка:

«Чужих, пришлых хвастунов (как свидетельствуют о том народные былины) старые богатыри не только обрывали и обругивали, но и жестко наказывали. Попробовал было татарский богатырь на пиру поневежничать: есть по-звериному, пить по-лошадиному и притом еще похваляться и хвастаться, что у него косая сажень в плечах.

На него за то напустили не какого-нибудь храброго богатыря, а мужичонку плохонького, ростом маленького, горбатенького, в полное посмеяние и надругательство. Однако тот татарина из тела вышиб, по двору нагим пустил. Бились они и боролись всякий своим способом (какая же ругань без драки?).

А русская борьба отличается:

За ножку перепадает,

Из-под ручки выглядает.

Бьет правой рукой во белую грудь,

А левой ногой пинает позади.

Русская борьба – на два манера, по условию и по обычаям: в обхват руками крест-накрест левой рукой через плечо, правой – под мышки или под силки; а затем, как усноровятся: либо подламывают под себя, либо швыряют на сторону и кладут на бок и на спину через ногу. По другому приему – с носка, вприхватку, берут друг друга одной рукой за ворот, а другой не хватать. Лежачего не бьют – лежащий в драку не ходит; мазку (у кого кровь показалась) также не бьют; рукавички долой с рук. В сцеплянке, то есть в одиночной схватке, бой бывает самый жестокий, потому что ведется врассыпную, а не стена на стену, где не выходят из рядов. В единоборстве иногда просто пытают силу: тянутся, садясь наземь и упершись подошвами ног; хватаются руками за поперечную палку и тянут друг друга на себя. Иногда палку сменяют крючком указательного пальца.

Татарская и вообще степная борьба ведется также по-своему: татары хватаются за кушаки и левыми плечами упираются друг о друга; перехватывать руками и подставлять носки не разрешается.

Другой способ (у калмыков) совсем дикий: сходятся в одних портах, без рубашек, кружатся, словно петухи, друг около друга; затем, как ни попало, вцепляются и ломают один другого, совсем по-звериному, даже как будто бы по-медвежьи.

Иной и крепок, собака, не ломится,

А и жиловат татарин, не изорвется.

Русские люди редко кончали споры без драк врукопашную, стена на стену, когда еще не знали огненного боя, а ведались только лучным боем (стреляли из луков). Также стена на стену, на общую свалку хаживали предки наши, когда не устанавливалось ладов и мира между своими, как бывало у новгородцев с суздальцами, у южной Руси с северною, у черниговцев с суздальцами, у новгородцев с чудью и немцами, как теперь бывает на кулачных боях. И нынешние бои как наследие старины представляют расчеты по поводу накопившихся недоразумений и неудовольствий двух противных лагерей. Они и бывают трудноискоренимыми исключительно в старинных городах, где борются два направления: жители, например, одной стороны реки, разделяющей город, мелкие торговцы или пахари – с живущими по другую сторону фабричными.»

В наши дни это приняло форму район на район, улица на улицу.

Если не удавалось в старину отсидеться за деревянными стенами в городах и надо было выходить в чистое поле, выбирали для этого реку и становились ратями друг против друга. Суздальцы против черниговцев стояли в 1181 году на реке Влене таким образом две недели, смотря друг на друга с противоположных берегов, и переругивались. Припоминали старые неправды и притеснения, укоряли друг друга племенными отличиями, обращая их в насмешку и раззадоривая. Доставалось и самим князьям-предводителям. Точно так же и под Любечем долго стояли новгородцы противу киевлян и не решались переправиться через реку Днепр, пока первые не были выведены из терпения обидами и грубыми насмешками. Киевский князь Ярослав точно так же в ссоре с тьмутараканьским Игорем бросил в него бранное и оскорбительное слово: «Молчи ты, сверчок!» Начали биться. Битва кончилась победою Игоря, а народ стал с той поры, в посрамление бранчивого, подсмеиваться над ним: «Сверчок тьмутаракана победил».

«С тех дальних, первобытных времен перекоры и всякого рода переругивания, в дешевой форме вызова и задоров, или брань, стали употребляться, подобно слову битва, в переносном значении, для замены слов война и сражение. На самом деле существовал издревле особый порядок. За бранью следовала или свалка врукопашную, или сшибка на кулачки, или даже прямо потасовка, как схватка за святые волоса, и в этом удобном виде поволочка, лежа на земле или стоя на ногах, из стороны в сторону, с боку на бок, пока кто-либо не ослабнет первым. Брань или окончательно решала спор, или разжигала страсти других враждующих до драки, когда они вступали в дело, принимая участие и сражаясь всем множеством. Надо было пройти долгому времени, чтобы великое несчастие народа – оскорбительная зависимость от диких орд – могло благодушно превратиться в насмешливое выражение и шуточный укор: в таком виде обращаются к тем людям, которые беспутно ведут в доме хозяйство и, производя ненужные перевороты, достигают страшной неурядицы и даже полного имущественного разгрома со ссорами, драками и следами боевых знаков в виде синяков, желваков, колотых ран с рассечкой и ушибных подкожных и легких царапин ногтями и т. п. „Где вам с нами биться-ратиться, мужики вы лапотники, деревенщина-засельщина, воры-собаки, голь кабацкая!“ А тем временем по полям ходит ветер, все подметает и разносит: брань на вороту не виснет и в боку не болит, а бранят – не в мешок валят. Бывало так, что враждующие соседи досыта наругаются, отведут душу, да на том и покончат и разойдутся: так нередко случалось у новгородцев с суздальцами. Затевать долгие и большие бои было невыгодно, ибо одни без других жить не могли, потому что жили частыми обменами, вели живую торговлю. У новгородцев водились товары на всякую руку, вывезенные даже из-за моря, у суздальцев на зяблую и мокрую новгородскую страну заготовлялся хлеб-батюшко.

Закичатся новгородцы – суздальцы захватят их торговый город и складочное место Торжок, и запросят купцы у пахарей мира по старине, с крестным целованием. Тогда обходилось дело и без драки, без рукопашных схваток, без лучного боя.

Заломается Суздальская земля – новгородцы наймут рати, накупят оружия, вызовут недругов с очей на очи, поругаются – отведут душу. Да надо же и подраться – сердце повытрясти. Ругательствами подбодрились, охочих витязей на борьбу выпустили – еще больше разожгли сердца. Когда попятили богатырей на стену, дрогнула вся стена, как один человек и закричала свой „ясак“ – обычное заветное слово новгородское („за святую Софию“) – и пошла стена на стену. Произошел бой съемный: войска сошлись вплоть и сразились врукопашную. Всякий здесь борется не силой, а сноровкой и ловкостью: схватясь с противником, старается валить его наземь и побоями кулаками и ударами дубиной или холодным оружием довести его до того, чтобы он уже не вставал на ноги.

И не слышно было в бухтанье да охканья!

И взял он шалыгой поколачивать,

Зачал татарин поворачиваться,

С боку на бок перевертываться;

Прибил он всю силушку поганую,

Не оставил силушку неверную на семена.

Из взаимных бранных перекоров, разжигавших на битву или собственно бой, остались многочисленные следы в так называемых присловьях, где одна местность подсмеивается над недостатками или пороками другой. Иные из этих прозвищ до того метки и злы, что немедленно вызывают на ссору и драку современных невинных потомков за грехи или недостатки виновных предков».

Сергей Максимов (1831–1901) писатель, этнограф, академик Российской АН

Самым распространенным видом поединков был один на один. В праздничные дни сходились мальчики и взрослые за городом на обширном месте, или на городской площади, или на покрытой льдом реке: там подавали знак свистом, чтобы собирались сюда охотники-бойцы.

Стеношный бой напоминал сражение двух армий с фронтальными и фланговыми прорывами, использованием оперативного резерва (так называемые «записные бойцы»); каждая стенка имела и своего предводителя – «надежу-бойца», который, как правило, руководил действиями всей стенки и осуществлял прорывы.

Прославленным бойцам вменялось в честь пить водку, но считалось за бесчестие брать подарки, которыми их сманивали на свою сторону. Дети зачинали бой. Старые бойцы стояли в отдаленности, наблюдая за бьющимися; каждая из противных сторон уговаривала отличных бойцов перейти на их сторону, обещая им большие подарки и вина до упою. Когда стена гнала стену, тогда молодец-боец, или надежа-боец, засучив рукава, летел бешеным зверем, с распущенными волосами, и наносил страшные удары. При общей свалке уже действовали не только руки, но и ноги, и колена; били безжалостно своих противников. Но, несмотря на кажущуюся жестокость, эти бои имели свои правила, именно те правила, которые знает каждый русский человек с детства: в спину не бить, лежачего не бить, того, на ком кровь, не бить.

Кто более других удерживался на месте и более переносил удары, тот приобретал уважение, и превозносился даже его недругами. По пробитии стены оставались на месте одни бойцы-молодцы. Их битва была ужасной. Другие бежали на выручку товарищей, нападали на надежу-бойца, который стоял уже бледным как смерть. Он не сдавался, переносил жестокие побои, и вдруг, уловив счастливую минуту, ударял: одного под глаз, другого в висок – и оба протягивались со стоном у ног его. Надежа-боец сопровождался всеобщим радостным криком: наша взяла! Но если он был не в состоянии перенести град ударов, то у него оставалось одно спасение, чтобы сохранить свою жизнь, надо было упасть на землю – лежачего не бьют, но такие бойцы не пользовались уважением. По окончании боя поклонники вели своего богатыря по улице при пении громких песен и вводили его в питейный дом.

Было время, когда наши бояре, тщеславясь своими бойцами, поили их со своего стола; бились об заклад и сводили их для своей потехи. Было время, что старики, воспламеняя умы молодых людей несбыточными рассказами об удальстве бойцов, пробуждали в них страсть к кулачному бою. Из наших бойцов славились казанские, калужские и тульские оружейники: Алёша Родимой, Терёша Кунеин, Зубовы, Никита Долгов и братья Походкины. Тульские бойцы и ныне славятся, но каждое место имело своих удальцов.

К сожалению, cтеночные бои часто превращались в массовые побоища (а сцеплялка-свалка была побоищем изначально) с непременным использованием дубинок, кистеней, свинцовых заначек, ножей (хотя людей на «аргументах» в кулачном бою не уважали уже тогда!). «Стенка» или «сцеплялка», после которой не оставались хотя бы несколько убитых либо искалеченных участников, была до конца XVIII века редчайшим явлением. Первая попытка регламентации кулачных боев с целью смягчения царящих там обычаев имела место только в 1726 году. В изданном тогда Указе императрицы Екатерины Первой говорилось, в частности, следующее: «Чтобы увечного боя не было б и кто упадет, лежащих никого не били б»… После этого стало попроще.

Жесткие правила кулачных боев, практически исключавшие тяжелые увечия и смерть бойцов, давали возможность показать свою удаль, но не позволяли калечить соперника. Кулачные бои – это изначально молодецкая забава, а не бездумная драка, своеобразный спорт, а не просто стремление избить соседа или фаната «чужой» футбольной команды.

Вот, например, какие правила кулачных боев царили на Руси двести лет назад:

– биться с задором, но без злобы;

– лежачего не бить;

– у кого идет кровь – того не бить;

– в рукавицы ничего не вкладывать (если у кого-то находили зажатый в кулаке медный пятак, то били такого и свои, и соперники);

– ногами не бить;

– после боя зла на соперника не держать;

– пьяному в бою не участвовать.

В практически поголовном участии мужского населения в стеношных боях военные историки видят корень той стойкости и выучки, которую демонстрировали Русские воины.

Писатель П. П. Бажов так описывает правила и традиции стеношного боя в рассказе «Широкое плечо»:

Раньше по нашему заводу обычай держался – праздничным делом стенка на стенку ходили. По всем концам этим тешились и так подгоняли, чтоб остальным поглядеть было можно. Сегодня, скажем, в одном конце бьются, завтра – в другом, послезавтра – в третьем.

Иные теперь это за старую дурость считают, – от малого, дескать, понятия да со скуки колотили друг дружку. Может, оно и так, да ведь не осудишь человека, что он неграмотным родился и никто ему грамоты не показал. Забавлялись, как умели. И то сказать, это не драка была, а бой по правилам. К нему спозаранок подготовку делали. На том месте, где бойцам сходиться, боевую черту проводили, а от нее шагов так на двадцать, а когда и больше, прогоняли по ту и другую сторону потылье – тоже черты, до которых считалось поле. За победу признавали, когда одна сторона вытеснит другую за потылье, чтоб ни одного человека на ногах в поле не осталось. Со счетом тоже строго велось. Правило было: – выбирай из своего околотка бойцов, каких тебе любо, а за счет не выскакивай! Сотня на сотню, полсотни на полсотню. Насчет закладок, то есть в руке какую тяжесть зажать, говорить не приходится. Убьют, коли такой случай окажется, и башлыка, который за начальника стенки ходил, не пощадят. Недаром перед началом боя каждый башлык говорит: – А ну, молодцы, перекрестись, что в кулаке обману нет!

Уже тогда русские люди понимали, что между собой необходимо придерживаться честных правил боя, фэйрплэй в современной терминологии. Но продолжим рассказ:

«Бились концами, кто где живет, а не то что подбирались по работе либо еще как. Ну, подмена допускалась. Приедет, к примеру сказать, к кому брат либо какой сродственник из другого места, и можно этого приезжего вместо себя поставить. Таких, бывало, братцев да сродничков понавезут, что диву даешься, откуда этаких молодцов откопали. Все, понятно, знали, что это подстава. Порой и то сказывали, за сколько бойца купили, а все-таки будто этого не замечали. На то своя причина была. Своих бойцов не то что в каждом конце, а и по всему заводу знали, – кто чего в бою стоит. Если одни-то сойдутся, так наперед угадать можно, чем бой кончится, а с этими приезжими дело втемную выходило, потому – никто не знал их силы и повадки. Недолюбливали этих купленных бойцов, норовили покрепче памятку оставить, а отвергать не отвергали и к тому не вязались, кто они: точно ли в родстве али вовсе со стороны. За одним следили, чтоб подмены было не больше одного на десяток, а в остальном без препятствий.

Те, кто приходил поглядеть, заклады меж собой ставили на этих приезжих бойцов, а когда и на всю артель. Заклады, может, в копейках считались, зато азарту на рубли было. Такие закладчики – будь спокоен – не хуже доброго судьи за порядком следили, чтоб никакой фальши либо неустойки не случилось».

Впрочем, несмотря на все, желающих сжульничать и получить легкую победу всегда имелось предостаточно, бойцы использовали так называемые «закладки», говоря современным языком – всякие девайсы в перчатку вкладывали. Вот что пишет по этому поводу историк:

«У таковых, на случай побоища, имелся готовый к услугам ассортимент так называемых закладок – какие-нибудь бесформенные кусочки железа, свинца и т. п., иногда с несколько заострённым концом. Этот дрянной кусочек, заложенный в кулак таким образом, чтобы один край его выдавался на руку, в рукопашной схватке сотен остервенившихся полупьяных мужиков и сослуживал своим хозяевам иногда роковую службу: плохо надеясь на помощь своих кулаков, они выбирали у своих противников какое-нибудь незащищенное место: висок, нос, щёку – вообще лицо, и в какую-либо часть его угождали прикладом свинца, как бы оправленного в кулак. При известной ловкости и наторелости в упражнении такого рода, особенно впотьмах сумерек, когда разыгрывались побоища, довольно трудно было попасться кому-нибудь на глаза с таким орудием в кулаке.

И вот, если с таким бойцом-закладчиком случался такой грех, что его в пылу битвы излавливали со свинчаткой в руке, ему приходилось, в свою очередь, жутко, ибо его предавали на суд разъярённой толпы и даже свои отказывались защищать его, и если ему удавалось после этого уцелеть, хотя с небольшим остатком рёбер, то он должен был считать себя необыкновенным счастливцем».

В упомянутом выше рассказе Бажова есть достаточно подробное описание стеношного боя:

«Со всего заводу народ сбежался поглядеть. Зимами у них боевая черта была по самой середине реки, а по вешнему времени бились на Покатом логу. Место обширное, а на этот раз и тут тесно стало. Пришлось оцепить поле, чтоб помехи не случилось. Вот вышли бойцы. Полсотня на полсотню. С ямской стороны народ на подбор: рослые да здоровенные. Башлык у них из лабазников. В пожилых годах, а боец хоть куда, смолоду от этого не отставал. Неподалеку от него, справа и слева, два саженных дяди: Кирша Глушило да этот новокупленный-то. Забыл его прозванье. Оба Федюню глазами зорят – где он? Глушило, конечно, желает за прошлый раз рассчитаться, а новокупленному надо хозяйские рубли оправдать. И одеты на ямской стороне по-богатому. Этот купец, которого Федюня сшиб, раскошелился: всякому бойцу велел сшить новую рубаху, плисовые шаровары да пояс выдать пофасонистее. Рубахи, понятно, разные: кому зеленая, кому красная, кому жаркого цвету. Пестренько вышло. Поглядеть любо.

Слесарская стенка куда жиже. Там, конечно, тоже кто повыше, кто пониже, только все народ худощавый, тощой и с лица как задымленный. Одежонка хоть праздничная, а без видимости. Рубахи больше немаркого цвету, поясья кожаные. И башлычок у них – Ножовый Обух – за малым ростом в солдаты не приняли. Ямщина да прасолы над этим башлыком зубы скалят, всякие обидные слова придумывают, он, знай, свое ведет. Расставил бойцов, как ему лучше показалось, и наказывает, особенно тем, кои раньше в корню ходили и за самых надежных слыли. – Гляди, без баловства у меня. Нам без надобности, коли ты с каким Гришкой-Мишкой на потеху девкам да закладчикам станешь силой меряться. Нам надо, чтоб всем заодно, широким плечом. Действуй, как сказано. Голову оберегай, руку посвободнее держи, чтоб маленько пружинила, а сам бей с плеча напересек ходовой жилы в правую руку. Который обезручеет, хлещи с локтя ребром под самую чушку. Свалишь – не свалишь, а больше об этом подбитом не беспокойся. Он как очумелый станет и ежели еще руками машет, так силы в них, как в собачьем хвосте. Ты на него и не гляди, а пособляй соседу справа. Кто приучился левой бить не хуже правой, тот этим пользуйся. При случае ловко выходит. Особо, когда надо чушку рубить. А главное, помни, – не одиночный бой, не борьба, а стенка. Не о себе думай, о широком плече!

Сделал этак наказ напоследок и встал крайним с левой стороны. С ямского конца закричали: – Куда вы свою муху прячете? Почему башлык не в середке? Федя отвечает: – Нет такого правила, чтоб башлыку место указывать. В народе тоже закричали: – О чем разговор? Где захотел, там и встал. На то он и башлык. При бое волен и с места на место перебегать… Законно дело. Чем о пустом спорить, давай зачин. Не до обеда вас ждать. Ямскому концу это не по губе, потому как они подстроили, чтоб Федя оказался против самых что ни есть крепких бойцов и никуда выскользнуть не мог. Все-таки при народе, видно, постыдились местами меняться.

Ну, вышли обе стороны на свои потылья, покрестились, каждый руку поднял, показал: нет никакой закладки, – стали сходиться. Федюня, конечно, не без хитрости себе место выбрал. Против него пришелся прасол один. Мужик могутный, только грузный и неувертливый. Пока он замахивался, Федя его левой рукой под чушку и срубил, да так, что он глаза закатил и дыханье потерял. Федя между тем у следующего руку пересек, а его сосед тем же манером это дальше передал. Глядишь, трех бойцов и не стало: один на земле лежит, очухаться не может, два хоть на ногах, да обезручены. Тут Федя видит – стенка прогнулась, двоих уж там оглушили, кинулся туда, с налету сбил тамошнего башлыка, да и сам под кулак приезжему-то попал. Ну, не больно крепко, потому этому идолу до того успели насадить на руке зарубок, сила-то и была на исходе. Вскоре его и вовсе повалили. Кирше на этот раз вовсе не посчастливило. То ли оступился, то ли промахнулся, только его сразу начисто укомплектовали: не боец стал, а туша под ногами. Так поворот и вышел. Выбили тогда ямщину да прасолов с поля. Человек с пяток пришлось им лежачими подобрать.»

П. Бажов. «Широкое плечо»

До чего же похоже на сражения футбольных хулиганов в наши дни, драку по правилам, только приуроченную не к Масленице, а, например, к дерби Спартак-ЦСКА.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.