ЖЕЛЕЗНЫЙ АЛЬБОМ
ЖЕЛЕЗНЫЙ АЛЬБОМ
ЖЕЛЕЗНЫЙ АЛЬБОМ
Марина Струкова
Марина Струкова
ЖЕЛЕЗНЫЙ АЛЬБОМ
***
В час восстания грозный, дикий, по колено в крови гуляй,
но запомни закон великий: Русский, в русского не стреляй!
Будет знамени красный сполох, черно-желтый и белый стяг.
Нас кремлевский политтехнолог станет стравливать, чуя страх.
Клевету чужаков услышишь, только мыслями не петляй.
Нас так мало осталось, слышишь — Русский, в русского не стреляй!
Этот лозунг простой бесспорный пусть в бою утвердят стократ
и соратник мой в форме черной, и спецназовец, и солдат.
В испытаниях бесконечных рода в сердце не разделяй
и не радуй врагов извечных — Русский, в русского не стреляй!
Одетая в пламя
Где сокол вьется, где ветер бьется,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир величья ее коснется,
умрет и очнется.
Мятется стадо и ищет брода,
но голос Бога, но голос Рода
летит над градом, грозой блистая.
Вы нынче стадо, а завтра — стая,
чей путь начертан и принят далью,
не вырубить сталью.
На нашей карте кресты и руны,
о нашей правде рокочут струны —
лучи от Запада до Востока
чеканят пульс неземного рока,
и грохот эха уходит в душу
шквалом на сушу.
Лови момент, воплощай легенды,
в умах — смещаются континенты.
Столкнутся правды — вскипает лава
и зверство нрава, и месть и слава,
чтоб завтра стаей толпа восстала…
И нацией стала!
Где сокол вьется, где ветер бьется,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир величья ее коснется,
умрет и очнется.
Перун
Перед ликом твоим, громовержец Перун,
у меня волхва-посредника нет,
я стою с тобою один на один,
не как подлый враг, заслонясь щитом,
не как жалкий раб, колена склонив,
а как верный воин твоих дружин…
И нет просьб у меня: что желал — взял сам,
да и нет мольбы, — я умею мстить,
для того у руса булатный меч,
молодецкая удаль и правый путь…
Я пришел покликать тебя на пир,
где вино мы красное будем пить,
сами будем пить и врагов поить,
так поить, что спать им в земле сырой.
Весел будет пир, стрелы будут петь,
будет сталь звенеть, граять черный вран.
Не на помощь зван, приходи взглянуть,
как умеем мы побеждать зверей.
Как мы славим Русь пламенем ран
на телах врагов, поверженных в прах
той земли, что им никогда не взять.
***
Не к вам, а к вашей крови возношу
свою мольбу, к победной древней воле.
Я в вас могучих пращуров бужу,
привыкших к ратной и разбойной доле.
Долг безнадежный выполню, верну
той родине, где пасть верней, чем сдаться.
И бисер солнц в людскую грязь швырну.
Зачем? А позже смогут догадаться.
Чтоб тварь, в бетонной спавшая норе,
вдруг задохнулась от шальной гордыни,
и взор взметнув к сияющей заре
оружия взыскала и святыни!
***
Семицветным ковром расстилались луга.
Только краше бурьян на могиле врага.
Семицветным огнем рассыпались снега.
Только краше бурьян на могиле врага…
Облетели вишневого рая сады,
обмелели живые потоки воды,
расплескала заря молодое вино,
размечтались мы зря, а осталось одно —
не уйти в подсознанье и просто в бега,
а увидеть бурьян на могиле врага.
В мертвом небе — обугленная пустота,
но последняя искра бела и чиста
и дрожит и мерцает на пыльном ветру.
Так — Россия одна. Мы одни на миру,
где вожди обжигаются ржавчиной лжи,
где нарушены недругом все рубежи,
всех побед самоцветы в чужом тайнике,
лишь булыжник зажат в занесенной руке.
Возрождение эпоса есть в мятеже,
раскружилась эпоха в шальном кураже,
зашаталась бетонная наша тайга,
прорастает бурьян на могиле врага.
***
Неотвратимость солнца во тьме,
неотвратимость мести в уме,
неотвратимость воли в тюрьме.
Атилла двинул полки.
Волчья шкура на крепком плече.
Длинная искра на древнем мече.
Скорость света до часа "ч".
Атилла двинул полки.
Сила зверя на дне души,
братство стаи, незнанье лжи,
тлен прогресса сожрут мятежи.
Атилла двинул полки.
***
Так меня истиной время пытало:
"Русь наступала и Русь убивала,
эти просторы — тут дело нечисто,
ваша империя всем ненавистна".
…В русский окоп угодила граната,
если не Русь — значит власть Каганата.
В русские руки опасная книга,
если не Русь — значит черное иго.
Выбора нет кроме боя и боли.
Эх, мы империя, эх, поневоле,
но не покаемся подлым в угоду.
Истинно то, что полезно народу.
Предки
За службу на южной границе
наделы им дал государь.
Взошло далеко от столицы
село Туголуково встарь.
Не знало высокой науки,
но за нерушимостью меж
там гнули особые луки
и русский хранили рубеж…
В чекистском доносе примета
осталась с далеких времен:
село Туголуково — это
бунтарский, бандитский район.
Шатались кремлевские башни
и слышал картавый калмык
как дар государев — их пашни,
хранили казак и мужик.
Эх, что за народные сходки
бойцов посылали на месть!
Эх, что за расстрельные сводки
Антонов подписывал здесь!
Мой прадед, чья жизнь не допета,
мой край, что врагами пленен,
поэзия Струковой — это
ваш вольный "бандитский район"!
Антоновская
Черных дней прошло немеряно
через русское жнивье
только песня не потеряна,
я напомню вам ее.
Эту песню беспокойную,
заводящую в петлю,
звероватую, разбойную
пел Есенин во хмелю.
"Что-то солнышко не светит,
над головушкой туман,
видно пуля в сердце метит,
видно близок трибунал.
Каркнет ворон на осине,
комиссар, взводи курок,
заведут тебя в трясину
и прикончат под шумок".
От костров, что в землю втоптаны,
раскатились огоньки.
Там, где армия безропотна,
будут вольные стрелки.
Через чащи, поле дикое,
хутора и городки,
бродит воля всевеликая,
волчьи сузились зрачки.
Что-то солнышко не светит,
пашни схвачены в бурьян.
Кровь отцов тебе ответит
почему ты местью пьян.
Враг гуляет по России,
да не знает всех дорог…
Знает ворон на осине.
"Комиссар, взводи курок".
***
Неба звездного полог
пораскинут во тьму.
Сон казачий недолог
и в родимом дому.
Старый воин тревожно
хмурит брови во сне
и жена осторожно
говорит в тишине:
- Спи, мой сокол, спокойно,
никому не грози,
все окончились войны
на великой Руси.
То не взрывы сверкают,
а зарница видна,
не пожары мерцают,
а восходит луна.
То поспела калина,
а не кровь на листве.
Спят холмы и долины.
Спят злодеи в Москве…
…Он оделся и вышел,
шпорами не звеня,
и никто не услышал,
как он вывел коня.
-Я рожден не для дома,
не для жизни в ярме,
а для вольного Дона
жить себе на уме.
Сон казачий недолог,
нам и явь по плечу.
Вижу пламени сполох
и к победе лечу…
***
Ты говоришь: здесь все — не так,
здесь русским жизни нет.
Но знаешь, брат, каков казак,
таков и белый свет.
Иль за беспамятством времен
утрачен крови пыл?
Не помнишь даже, что рожден
в роду казачьем был.
Забыл, что прадед твой и дед
смотрели гордо вдаль,
и русских праведных побед
они ковали сталь.
Ты от безвыходности пьян
и голос властный стих.
А на полях шумел бурьян,
когда продали их.
Теперь какой-то армянин
здесь "бизнес" свой вершит —
хозяин пахотных равнин.
А ты, казак — наймит.
Очнись, недоля — грозный знак,
чтоб стал другим в ответ.
Ведь, знаешь, брат, каков казак —
таков и белый свет.
***
Мы о свободе так вопили,
но вопль стал плачем и затих.
Огнем, огнем не подтвердили
красивых лозунгов своих.
Мы сдали прежние победы,
нам время униженьем мстит.
Уж лучше русским — в моджахеды!
И на ремни крепить пластид.
Их мир жесточе и моложе,
там чтят и веру и адат,
порой враги у нас похожи…
Но между нами — кровь солдат!
Так не проси чужого света,
не воплощай чужих угроз,
и русского ищи ответа
на русский пламенный вопрос.
***
Где-то новое Солнце лучится,
где-то чувствует гибель палач.
В буреломе блуждает волчица,
слыша детский, прерывистый плач.
Белый мир обречен возродиться,
белый свет и над бездной храним.
Вновь ребенка отыщет волчица,
вновь ребенок задумает Рим.
***
Наши песни и книги безжалостно правы,
но опять чья-то фраза с экрана слышна,
что борьба за могущество нашей державы —
пропаганда фашизма. Опасна она.
Паникуют враги перед тем, что не лживо,
и повсюду погромщиков слышат шаги.
То, что русские есть, то, что русские живы —
пропаганда фашизма, не так ли, враги?
Ощущаете близость великой расплаты,
защищаетесь грязью досужей молвы.
Для истории мы — белой расы солдаты.
Мародеры, ворье — для истории вы.
И увидите, как беспощадно и властно
будут наши мечты воплощаться в бою.
Пропаганда фашизма бесспорно опасна
для того, кто ограбил Россию мою.
Ветерану
Чтоб в крематориях не жег
их Гитлер на своей отчизне,
спасал евреев ты как мог,
порою не жалея жизни.
Нет, наций ты не различал,
когда: "За Родину!" кричал.
И наградил героя Бог,
и даровал победы счастье.
Но в государственный чертог
вступил еврей, и стал он властью.
Семь шкур с России вздумал драть,
чтоб накормить собратьев рать.
Ты изнемог от старых ран,
от нищеты невзвидел света.
Ты спас еврея, ветеран…
А он сожрал твою победу!
Так не вини теперь внучат,
когда они "Зиг хайль!" кричат.
Быть легендарными
Мы идем городами угарными,
устремляя в грядущее взор,
мы торопимся стать легендарными,
подчиняя сердца и простор.
Есть холопские радости спорные
чтить закон и налоги платить.
Веселее надеть форму черную,
что хотеть на Руси воротить.
Эй, друзья, вы — моя мифология,
и народных раздумий итог.
Ваша дерзкая идеология —
исторических взлетов залог.
Вы — законов упрямые взломщики
стали сбывшейся русской мечтой,
добры молодцы — злые погромщики,
поединщики с новой ордой.
Наша истина — самая правая,
и правее нее только бог.
Я люблю тебя, Русь бритоглавая,
юный образ прекрасен и строг.
Сердце маршами бредит ударными.
Коловрат наш взойдет высоко.
Легендарными быть, легендарными,
это правильно, страшно, легко.
Железный альбом
А я воспеваю забывших о доме.
Историю воин творит.
Оставьте автограф в железном альбоме,
вот рукопись, что не сгорит.
Скрепленный тяжелой сверкающей цепью,
он, словно гербарий, хранит
крыло самолета, что взорван над степью,
и компаса верный магнит.
Колючую проволоку и кокарды,
забытые между страниц.
В железном альбоме — железные карты,
где россыпи мин вдоль границ.
Тугими листами он вспарывал дали,
чтоб звезды осыпались вниз.
Трофейным кинжалом испытанной стали
вы вырежете свой девиз.
И цели достойной не вижу я кроме
свершенья имперских побед.
Оставьте автограф в железном альбоме:
За расу, за Русь, за рассвет!
Русским националистам
Наши правы всегда, даже если не правы! —
утверждаю на все обвиненья толпы,
как сумеем, сразимся за славу Державы.
Ничего не должны, никому не рабы.
И ломаем сомнения через колено,
словно ветку в костер неземного суда,
где вскипает огонь, нисходя в наши вены.
это небо гласит: наши правы всегда!
Ведь пока мы терпели, нас грабили подло,
ведь пока мы молились — в подполье свели.
Мы щадили, а нам наступали на горло,
оставляли без памяти и без земли…
Рефлексия мыслителя, стон богослова,
лишь кивни, обрекут на несенье креста,
будут судьбы уродовать снова и снова.
Им в ответ заяви: наши правы всегда!
У тебя есть достойные единоверцы,
с ними будешь огнем очищать города,
пусть спокойно и четко пульсирует сердце:
Наши правы всегда! Наши правы всегда!
***
То ли с Запада армады грядут,
то ли с Юга азиатчина крадится,
обступают, осаждают, пройдут…
Все пройдет, одна Россия останется.
И Америка потопа хлебнет,
и Европа жгучим пеплом подавится,
а нам пламя мятежей, словно мед.
Все пройдет, одна Россия останется.
Белый бинт и с кровью смешанный йод.
Пьяный ветер по руинам шатается,
он в полнеба алый стяг разовьет.
Все пройдет, одна Россия останется.
***
Через года, через века,
сквозь бой и слезный причет
течет кровавая река,
ее Россией кличут.
Пусть лжец сплетает цепь строки,
пусть новый тать смелеет,
пусть пес лакает из реки…
Река не обмелеет.