КУЛЬТУРНЫЙ ТЕРРОРИЗМ Змея глобализма кусает себя за хвост

КУЛЬТУРНЫЙ ТЕРРОРИЗМ Змея глобализма кусает себя за хвост

26 августа 2003 0

КУЛЬТУРНЫЙ ТЕРРОРИЗМ Змея глобализма кусает себя за хвост

Окончание. Начало в №34.

ТЕРРОР КАК ФОРМА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ

Утверждение о том, что сегодня терроризм является политикой отдельных государств, далеко не голословно. Для более детальных рассуждений о природе современного терроризма обратимся к материалам немецкого ученого Михеля Либига, сотрудника аналитического центра института Шиллера, длительное время изучавшего эту проблему.

Либиг пришел к выводу о том, что предлагаемое общеизвестное представление о терроризме совершенно неверно. Полагать, будто практика терроризма объясняется тем, что "введенные в заблуждение", в основном молодые люди, попавшие под влияние "химерических радикальных идеологий", встали на путь "криминального насилия", чтобы совершать "бессмысленную слепую разрушительную работу" — почти аксиоматично. Во всяком случае, со времен появления немецкой "Фракции Красной армии" (RAF), итальянских "Красных бригад", французского "Прямого действия", испанской "ЭТА", "ИРА" в Великобритании или о других террористических группах именно эти объяснения приходится слышать от многочисленных западных политиков и "экспертов по терроризму".

Однако элементарная постановка вопроса "Кому выгодно?" по отношению к террористическим актам приводит к выводу о том, что помимо исполнителей и целей нападения, существуют и "заинтересованные третьи лица" (такое понятие ввел бригадный генерал, профессор Фридрих А.Фрайхер фон дер Хейдте, автор фундаментального труда "Современная малая война"). Исполнители террористических актов и представляемое ими "дело" существуют, разумеется, в среде социально-экономических, национальных, этнических и идеологических конфликтов. Но это не значит, что эти в широком смысле социологические факторы среды фактически "порождают" современный терроризм — они только создают благоприятные условия для его существования.

"Терроризм обусловливается социологическими факторами, но сам не представляет собой социологического явления",— замечает фон дер Хейдте, который, цитируя Карла Шмитта, утверждает: "Как только это становится возможным, нерегулярные борцы всегда приходят на помощь власть предержащим". За потенциальными террористами необходимо следить, их необходимо отбирать и вербовать. Их нужно обучать террористическому ремеслу. Для этого необходимы специалисты по разведке и контрразведке, военные специалисты, финансовые и материальные ресурсы, которыми располагают только государства.

Раньше в поддержке отдельных террористических организациях на Западе обвиняли КГБ СССР. Но после развала Советского Союза и КГБ международный терроризм не прекратил своего существования, даже наоборот — он значительно вырос в количественном и качественном отношении. А это может означать только одно: современный терроризм как форма нерегулярного ведения войны создан на Западе.

Фон дер Хейдте характеризует современную нерегулярную малую войну вообще как "тотальную, охватывающую всё государство и народ, ведущуюся всеми доступными средствами; длительное время продолжающееся насильственное столкновение, сначала небольшой интенсивности, но склонное к постепенному нарастанию. В этом столкновении побеждает та спорящая сторона, которой в ходе борьбы удается психологически и пространственно изолировать противника и морально так измотать, что он принимает все выдвигаемые условия".

Фон дер Хейдте называет современную малую войну "войной с размытыми контурами", которой "не хватает того, что приносит с собой "нормальная", или "большая", война". Спектр форм современной, нерегулярной, или малой, войны является в действительности разношерстным и многообразным, однако в нем можно выделить три основные формы:

— ставшая уже "классической" современная партизанская война или "национально-освободительная война", как, например, во Вьетнаме, Алжире или Афганистане, а также партизанская борьба в Советском Союзе в годы Второй Мировой войны. На англо-американском пространстве этот тип малой войны обозначается также как "конфликт малой интенсивности";

— современная малая война, проявляющаяся как терроризм в террористических акциях действующего насилием меньшинства;

— нерегулярные скрытые боевые действия специальных военных формирований (специальные силы, спецназ ВС США, "Бранденбургская дивизия" и пр.) в преддверии, на начальном этапе или в сопровождении регулярных военных операций.

В реальности все эти формы современной "малой" войны существуют не в "чистом" виде, а перекрещиваются и взаимно затушевываются в зависимости от конкретных социально-экономических, политических, идеологических и военных условий. "Классическая" партизанская война несколько отличается от своего современного варианта, но и эта форма малой войны в значительной степени зависит от политической и материальной поддержки ее "заинтересованными третьими лицами". Это касается также и двух других форм, даже в еще большей степени. Террористические элементы играют важную, хотя и подчиненную роль и в партизанской войне, и при скрытой борьбе военизированных специальных формирований.

Однако современный терроризм имеет несколько специфических основных характеристик, которые отличают его от других основных форм малой войны. В терроризме доминируют почти исключительно тактики, которые являются "сами по себе" террористическими и находятся вне всех норм военного права. Сознательно, целенаправленно и систематически применяется сила против не участвующих в войне. В состоянии мира гражданских лиц из числа неучаствующих убивают или ранят не в рамках применения силы против борющихся, а они сами становятся главным объектом применения силы. Соответственно, характерной тактикой терроризма являются удары по общедоступным местам и транспортным средствам, убийство служащих, судей или руководителей хозяйств, и это помимо актов саботажа против хозяйственных предприятий и инфраструктуры.

Второй признак терроризма заключается в его косвенном дестабилизирующем воздействии. В конечном результате оно оказывается даже важнее прямого влияния террористических силовых актов против людей или оборудования. Китайская поговорка "Убить одного и запугать сотни" очень точно характеризует это воздействие. Отсюда определяющая роль средств массовой информации, которые существенно усиливают косвенное воздействие террористических акций. Можно даже сказать, что без средств массовой информации не было бы современного терроризма. Масс-медиа создают для него то "виртуальное пространство", в котором можно добиться реальных политико-психологических результатов. Террористические политические покушения на хозяйственных деятелей вселяют неуверенность не только в их ближайшее и дальнее окружение. Через средства массовой информации можно вызвать неуверенность целых социальных групп в национальном или даже международном масштабе. Одновременно террористическое покушение на "представителей системы" вызывает в общественном сознании сомнение в стабильности общественной жизни. Этот политико-психологический дестабилизирующий эффект вынуждает как-то реагировать политическое руководство. Очень часто эта реакция выражается в чрезмерном применении силы или в покорном попустительстве.

Третий признак терроризма представляется парадоксальным, но убедительно доказывающим, что терроризм не является сугубо "социологическим феноменом". При отсутствии влияния государства и средств информации население в основном спонтанно и настойчиво отвергает террористические покушения и их террористических инициаторов. Кроме того, террористические покушения почти всегда дискредитируют пропагандистски представляемые их зачинщиками цели. По своей сущности терроризм совершенно не достигает цели как средство получения политической поддержки какой-то части населения и, тем более, большинства населения.

Вне всякого сомнения, палестинский терроризм нанес непоправимый ущерб делу палестинцев, тогда как определенные круги израильского руководства извлекли из него огромную политическую, а также и военную пользу. Аналогично террористические акции Ирландской Республиканской Армии (ИРА) существенно повредили ирландцам в Северной Ирландии, тогда как британское руководство политически весьма выиграло от них. Если таким образом терроризм неизбежно дискредитирует самих террористов-исполнителей и пропагандируемое ими "дело", то в этой связи очевиден вопрос: кому полезен терроризм? Поскольку современный терроризм, таким образом, не приносит "пользы" самим террористам, но может дестабилизировать и ослабить государство и экономику, то именно силы, заинтересованные в таком ослаблении, в подчинении государственной, хозяйственной и культурной элиты страны и являются искомым субъектом терроризма.

Концепция терроризма как стратегического оружия в скрытой войне между державами не нова. История знает много примеров направляемого государствами терроризма как инструмента скрытой борьбы между ними. В XIX веке особенно отличился в этом отношении лорд Пальмерстон, министр иностранных дел и премьер-министр Великобритании, который использовал международную "революционную" сеть, группирующуюся вокруг "молодой Европы" Джузеппе Маззини, а также операции Давида Уркварта на Балканах и на Кавказе для дестабилизации великих держав континентальной Европы, причем здесь особенно важную роль играли террористические акты, в частности, в России.

Новое качество и значение терроризм и применяемые им методы нерегулярного ведения войны приобрели во время "холодной войны". Феномен, который мы сегодня можем назвать "культурным терроризмом", возник в эпоху "взаимно обеспечиваемого ядерного уничтожения" в период с 1949 по 1989 гг. Скрытое ведение войны, включая использование террористических форм борьбы, между сверхдержавами в ожидании обычной или даже атомной войны было до конца 1989 г. основой военно-политических стратегий как НАТО, так и Варшавского пакта. В рамках патовой ситуации атомных и неатомных военных потенциалов нерегулярное ведение войны получило стратегический приоритет, поскольку оно было скрытым, косвенным, гибким и не слишком дорогостоящим.

Тезис о том, что терроризм 90-х годов является главным образом "социологическим феноменом", выросшим из "исламистского фундаментализма", служит удобным средством затушевывания истинных корней нынешнего терроризма. Эти корни лежат в афганской войне. В 80-е годы война в Афганистане была ярчайшим примером нерегулярной суррогатной войны между НАТО и Советским Союзом. Многим и сегодня непонятно советское решение о вторжении в Афганистан. Для этого, как минимум, нужно знать истинную роль таких советских руководителей, как Ю.В.Андропов. Американское и британское руководство вполне логично видело в афганской войне рычаг для дестабилизации Советского Союза в его собственном центральноазиатском терроризме радикальными исламистскими силами. Тогда имело хождение ключевое слово о "мягком подбрюшье" Советского Союза на его исламистских территориях в Средней Азии, где образовался значительный потенциал нерегулярного ведения войны против советского государства.

Моджахеды, созданные и вооруженные под британским и американским руководством в 80-е годы в Афганистане, между прочим, называемые также "исламистскими афганцами", образуют теперь позвоночник для организации и проведения международного терроризма. Эти афганцы — примерно 30 000 человек — вербовались во многих исламских странах, а также в США и Англии. Их обучение и вооружение широко финансировались англо-американскими службами за счет наркоденег. Именно отсюда "вырос" террорист №1 Осама бен Ладен.

Даже "контрас" в Никарагуа в своей значительной массе финансировались наркобизнесом, причем одни и те же самолеты доставляли "контрас" оружие и оборудование из США, а на обратном пути везли в США кокаин. Политическую ответственность и административный контроль над этими грязными операциями, включая комплекс "Иран-контрас", нес тогдашний вице-президент Джордж Буш-старший, которому Рональд Рейган в начале 1981 г. передал верховный контроль над всеми секретными специальными операциями США. При Буше было основано много особых организаций спецслужб с частным статусом, которые на жаргоне секретных служб США называются "астероидами".

Эти спецорганизации секретных служб занимали ведущее положение в огромных поставках оружия Ирану и Ираку во время восьмилетней войны между этими двумя государствами. При этом между секретными службами из сферы НАТО и из сферы Варшавского пакта проявилась просто-таки невероятная сыгранность. В этом бизнесе с оружием секретных служб, как в Афганистане, так и в Никарагуа, в игру были постоянно включены наркосделки и операции с отмыванием денег. Поэтому не приходится удивляться, что секретные службы США покупали в коммунистических Восточной Германии, Польше и Венгрии оружие и боеприпасы для "антикоммунистических" "контрас".

После того как директор ЦРУ Билл Кейси стал практически нетрудоспособным, Джордж Буш-старший сделался неограниченным шефом действующей во всем мире сети "астероидов", которая работала в теснейшем сотрудничестве с британскими и израильскими спецслужбами. Группа "астероидов" часто не могла быть уверенной, на кого, собственно, они работают; часто им это было все равно. Из этой среды британских секретных служб и англо-американских "астероидов" вербовались неформальные "старшие офицеры" террористов 90-х годов, включая Чечню.

ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ

Таким образом, совершенно очевидно, что феномен современного терроризма носит общекультурный характер и тесным образом связан с межгосударственной и межцивилизационной конкуренцией в условиях нарастающего глобализма, включая в себя не только политические, военно-технические и психологические компоненты, но прежде всего — компоненты ценностные, связанные с самоидентификацией отдельных людей, их групп и общностей в условиях постоянного информационно-культурного давления со стороны т.н. "глобального рынка". Именно уничтожение советской самоидентификации по этнорелигиозным и коммуникативным "линиям разлома" аксиологического, ценностного поля, привело к крушению Советского Союза. Взрывы и убийства — необходимое, но вовсе не достаточное условие для существования терроризма как феномена.

Современная индустриально-техническая цивилизация, став глобальной, направлена на унификацию людей. Именно этой террористической, по сути, цели служит современная "массовая культура", использующая технологические возможности распространения по всему миру определенных стандартов, образов поведения с помощью радио, телевидения, аудио-, видеозаписей, газет, сети Интернет... В то же время эта культура ориентирована на материальное потребление, бедна гуманитарными знаниями, духовно-нравственными ценностями, фактически устраняет творческие начала из общественной жизни, пропагандирует насилие и манипулирование общественным сознанием.

Глобализация идет "ниже пояса". Она нивелирует и унифицирует особенности и самобытность культуры каждого народа. Человек в этих условиях теряет свою культурную идентичность, особенности, создающие особый колорит народного облика, становится механическим роботом, порождая массу психологических и духовно-нравственных проблем.

Исходя из этого, важнейшей задачей любого государства становится создание эффективной защитной системы, связанной с использованием информационных ресурсов, обеспечением жизни и деятельности граждан, субъектов хозяйствования и т.д.

Противодействию информационным угрозам будет способствовать всемерное внедрение российских компаний в мировой рынок средств и систем информации, телекоммуникации и информационных услуг. При этом особенно важно найти средства защиты отечественного института тайн (государственной, коммерческой, служебной и персональных данных). России необходимо в самые короткие сроки научиться предотвращать и вести результативную борьбу с новым видом преступлений — компьютерной преступностью. На наш взгляд, необходимо формирование под эгидой ООН системы международных правовых актов, регламентирующих отношения в информационной сфере между различными государствами. В целом же речь идет о надежной защите основных жизненно важных интересов России в информационной сфере, как то: обеспечение конституционных прав граждан на доступ, получение и передачу информации; развитие системы сохранения, рационального использования и наращивания информационных ресурсов; соблюдение прав граждан на личную и семейную тайну, тайну переписки, почтовых и иных сообщений; укрепление институтов правового регулирования отношений собственности на информацию, продукты интеллектуальной собственности; развитие средств и систем информатизации, компьютеризации и связи; повышение безопасности информационных систем.

В XXI столетии вырисовывается одна из главных стратегических задач России, которая заключается в создании всевозможных предпосылок для развития единого информационного пространства России, способного обеспечить врастание РФ в мировую информационную систему, обеспечение эффективности его использования в деле прогрессивного общественного развития, возрождения нашей страны как великой державы мира.

В области использования и эксплуатации мощных информационных систем государство устанавливает самые высокие в мире стандарты профессиональной подготовки работников СМИ, их духовно-нравственного облика, обеспечивая им материальные условия для достижения высокой цели. Успех в решении проблем информационной безопасности России целиком зависит от эффективной организации работы технологических, интеллектуальных и культурных подразделений системы, где в основном заняты представители молодежи. Здесь должно быть покончено с реакционной по своей сути практикой экономии на "умных и здоровых" мозгах, которая ведет в этой сфере к манипуляции общественным сознанием и деградации общества.

Важным направлением укрепления духовной безопасности России является постоянная забота о развитии русского языка, мощного оружия в жизненной борьбе, средством познания и осознания бытия, передача опыта и традиций, духовного и культурного наследия прошлых поколений. В последние годы заметно снижено внимание общественности к повышению грамотности населения, к красоте, выразительности русского литературного языка, языка высокой культуры и науки, в их необходимой взаимосвязи, межнационального общения народов.

Защита пространственной идентификации государства (его границ) и его системной идентификации (структур политической власти) в современных условиях абсолютно невозможна без защиты культурной, информационной и ценностной идентификации государствообразующего сообщества. В этом отношении приходится признать, что подобная идентификация для Российской Федерации сегодня полностью отсутствует. Здесь даже абсолютно нечего защищать, и в данном отношении культурный террор против России и ее народа достиг своей цели. Удвоение внутреннего валового продукта за 10 лет, а равно и другие подобные социально-экономические инициативы, по определению не могут выполнять функции "национальной идеи", как это было и во времена поздней советской власти с ее "фетишами пятилеток". Проблема смыслов, ценностей государства и народного сообщества может решаться только на основе совокупности присущих данному государству и данному сообществу исторических форм развития, их взаимосвязи и взаимопроникновения. В противном случае такое государство и такое сообщество окажутся неустойчивыми и будут уничтожены в процессе глобальной мировой конкуренции: социально-экономической, военно-политической и культурно-информационной.