ДОПЛАТНЫЕ ПИСЬМА

ДОПЛАТНЫЕ ПИСЬМА

М. Ковров

12 августа 2003 0

33(508)

Date: 13-08-2003

Author: М. КОВРОВ

ДОПЛАТНЫЕ ПИСЬМА

Впервые на русском языке вышел роман Вирджинии Вулф "МеIymbrosia": "По морю прочь", М.: "Текст", перевод Артема Осокина. Раньше он упоминался у нас под названием "Путешествие". Это ее первый роман (1908-1913 г.г.), и там она пишет, что автомобили похожи скорее на сверхестественных пауков, чем на земные средства передвижения.

Вирджиния Вулф — английская писательница и пишет об англичанах, мы узнаем об этом уже в первом абзаце: "На лондонских мостовых красоту никто не ценит, но необычность не проходит даром, поэтому там лучше не быть слишком высоким, не носить долгополый синий плащ и не размахивать в воздухе левой рукой".

В церковных проповедях и передовицах в еженедельных газетах обычно проводится мысль, что все люди под кожей весьма похожи друг на друга, однако в действительности всё же исходят из системы ценностей, согласно которой жизнь одного человека безусловно важнее, чем жизнь другого: "Думаешь обо всем, чего мы достигли, о нашем военном флоте, о наших людях в Индии, в Африке, о том, как мы век за веком шли всё дальше, посылая вперед наших деревенских ребят — и вдруг понимаешь, как это, наверное, невыносимо не быть англичанином! И свет, идущий от нашего парламента!"— обращается к мужу одна из героинь романа Кларисса Дэллоуэй. Она только что освободила пташку, пойманную в силки каким-то негодяем. Поскольку ей омерзительна даже мысль о том, что там, где похоронены англичане, бьется в неволе живое существо.

Приступая к "Мелимброзии", Вирджиния Вулф записывает: "Надо писать из самых глубин чувства, как учит Достоевский. А я? Может быть, я, так любящая слова, лишь играю ими? Нет, не думаю. В той книге у меня слишком много задач. Я хочу описать жизнь и смерть, здоровье и безумие".

Герои романа — англичане, которые отправились отдыхать на побережье Южной Америки, куда триста лет назад бросили якорь пять елизаветинских барков. Испанские галеоны лежали тогда наполовину вытащенными на берег без присмотра, и английские моряки забрали серебряные слитки, льняные ткани и золотые распятия, инкрустированные изумрудами. Когда пьяные испанцы вернулись к кораблям, завязалась драка, и испанцы, разжиревшие от легкой жизни, гибли один за другим, а закаленные англичане, "с клыками, жадными до плоти, и руками, алчными до золота, добили раненых и утопили умирающих". Но творчество должно быть отделено от политики, требовал муж. Он был блумсберийцем, издавал Фрейда и писал тому приветственные письма, ставя под ними ее подпись. Никогда! Никогда не следует выражать собственных мыслей. Вам предпишут отдых. Отдых в одиночестве. Отдых и тишину. Без друзей, без книг, без откровений, шестимесячный отдых.

Но им так и не удалось ее приручить. И тогда они разместили ее в ящичках: "модернизм", "феминизм". Теперь Вирджиния Вулф — классик модернизма. Если вы не специалист, то можете и не знать, что за этим термином нет никакого содержания.

Она считала, что тщета и мертвость происходят от этой жуткой повествовательности — последовательного изложения событий от обеда до ужина. Произнося слова, люди не выражают ни мыслей, ни чувств: читатель не знает, прочел он их или не прочел, а писатель не помнит, написал он их или нет. Если бы он был свободным человеком, а не рабом, если бы он мог руководствоваться собственным чувством, а не условностями, то не было бы ни сюжета, ни комедии, ни трагедии, ни любовной интриги, ни традиционной развязки. В середине ее романа "Орландо", опубликованном в 1928 г., главный герой проснулся, взглянул на свое отражение в зеркале и обнаружил, что стал женщиной,— это было невозможно отрицать. И ничего. У критиков это стало поводом поговорить об андрогинном сознании, Вулф же просто пошутила, она презирала Фрейда. Сэр Исайя Берлин, также обиженный ее невниманием, говорит Анатолию Найману: она была страшная антисемитка. Надеясь, что Найман найдет способ распространить это далее — не ему же, сэру, — как можно! Тот и распространяет. У "феминизма" Вулф в России есть аналог: Платонов — писатель-железнодорожник.

В статье, считающейся программной, она пишет, что проблема у писателя одна — в мужестве. В качестве образца писателя, который имеет мужество сказать, что его интересует не это, а то, и только то может лечь в основу его произведения (и в результате акцент перемещается на то, чего прежде совсем не замечали), она приводит Чехова, разбирая его рассказ "Гусев" (именно Чехов и говорил: никаких сюжетов не нужно).

Она каждый раз изобретает всё новый способ остаться свободной, не выдумывая никаких смешных и трагических поворотов, у нее: "день за днем копились мелкие события, постепенно составляя год, и...настало воскресенье". Или: "Рэчел начала постукивать указательным пальцем по подлокотнику кресла, чтобы напомнить себе о собственном существовании. Затем ее охватила невыразимая странность того, что она сидит в кресле, утром, посреди мира".

Она знала, кто она. "Сапфо — лучшее из всего, что было написано",— говорит как бы между прочим один из героев "Мелимброзии". Это не случайная фраза, она относится к самой Вирджинии Вулф. И с какой легкостью это достигнуто! Стюарт Н.Кларк, автор послесловия (издательство выражает ему искреннюю благодарность), многажды перечитывая первый абзац "Мелимброзии", пишет: чем больше читаешь эти строки, тем непонятнее. "Что значит "необычность не проходит даром"? Чем это ей предстоит расплачиваться?" — Жизнью.

Читаешь: "Да, конечно, умен я исключительно. Я бесконечно умнее Хьюита. Возможно, я буду одним из тех, кто действительно определяет жизнь общества" (с.221), "Я всё вижу насквозь, всё без исключения. Для меня в жизни тайн больше нет" (с.232), "К чему я испытываю особое омерзение — так это к женской груди. Представь себя на месте Веннинга, которому надо ложиться в постель со Сьюзен!" (с.252),— и Д.Хармс и вся эта компания кажутся жалкими эпигонами. Вирджиния Вулф начала и этот ряд названий: "Мелимброзия", "Чевенгур", "Амаркорд"...