7

7

Наш лагерь разбит у Лосиоло над восточной стеной рифта, на высоте около двух тысяч метров. После удушливого зноя Долины ночи тут кажутся прохладными, а ночной ветер подчас так силен, что пришлось закрепить палатку толстыми веревками за один из «лендроверов». Пламя нашего костра плещется горизонтально над пропастью.

Мы рассчитывали на уединение здесь наверху. Однако днем нас навещают самбуру, для которых наш лагерь, очевидно, большой аттракцион. Мать семейства — высокорослая женщина с классическим четким профилем и широкой ослепительной улыбкой. Она вооружена луком и стрелами — черная Диана. С обнаженным бюстом, как и выводок ее дочерей разного возраста. Придут, сядут в тени дерева, прислонив к стволу калебасы с водой, и молча следят за нашими деяниями. Два молодых воина с мелкими косичками, намазанными красной охрой, держатся в сторонке, изображая безразличие. Погодя, садятся на склоне, так что нам видны только торчащие над кромкой рифта широкие копья.

Вид на Долину умопомрачительно красив. Прямо перед палаткой обрывается отвесом восточная стена рифта, а западная просматривается вдали мглисто-голубым задником. Внизу под нами суровые складки скал обрамляют желтую равнину на дне Долины, тоже подернутую голубоватой дымкой.

Сейчас я меньше всего думаю о том, что кажущаяся такой прочной скала подо мной медленно перемещается, что и панорама, и наблюдательный пункт временны. Взгляд влечется к ложу Долины. Не замечаю никаких признаков жизни — ни людей, ни животных, хотя самбуру рассказывают, что там водятся и леопарды, и буйволы. Узкими желтыми полосками извиваются несколько тропок. Между ними белеют маленькие пятна — зола от лагерных костров.

Но я высматриваю другие, давно потухшие костры… И жизнь, что была на подходе до того, как новые костры добавились к тем, какие разжигали в кустарниках и траве раскаленная лава и вулканический пепел. Возможно, именно огонь, рожденный вулканом, а не молнией, огонь подземный, а не небесный, в один прекрасный день был использован для первого лагерного костра неким двуногим созданием, которое тем самым изменило условия существования всего своего вида.

Вполне логичный вариант. Вулканический огонь и раньше во многом изменял условия жизни, а может быть, и прямо влиял на самый ход эволюции. С самого начала вулканическая деятельность могла участвовать в оживлении планетной материи. Вода в облаках и океанах, азот в воздухе, углерод, непостоянный атом которого снабдил жизнь костяком, — возможно, все они своим происхождением обязаны выбросам из подземелья.

Бурные толчки и спазмы геологических процессов, чудовищные извержения из недр Земли должны были решительно воздействовать на развитие жизни в Долине и ее окрестностях. Всюду перед нами следы вулканической активности. Они — в конусовидной форме гор. На бесплодных пространствах, где плиты относительно свежей лавы лежат так плотно, что между ними пробились лишь редкие колючие кустарники да скудная жесткая трава. И конечно же, на просторах степей и саванны, куда муссон приносил пепел из вулканов нагорья, и тот, откладываясь, образовал способные удерживать влагу слои плодородной почвы. Такие души вулканического пепла совместно с эрозией кромки нагорья подняли ложе Долины на сотни метров выше первоначального уровня.

Вот эта почва, надо думать, и сыграла в далеком прошлом роль экологической основы для богатейшей фауны — богатейшей по разнообразию, обилию и скоплению особей одного вида. Несмотря на развернувшееся в наше время массовое истребление дичи, Долина и прилегающие к ней районы по сей день известны самой богатой в мире дикой фауной. Здесь проходит и один из важнейших путей перелета для полчищ европейских птиц. Вымытые из вулканического пепла карбонаты натрия в бессточных озерах на дне Долины породили специфическую фауну. Ядовитая для млекопитающих горькая жижа в сочетании с палящим зноем служит отменной средой для диатомовых и других водорослей, которые размножаются с чудовищной быстротой, окрашивая воду в винно-красный или конфетно-розовый цвет и обеспечивая питанием самое живописное в мире скопление пернатых: от миллионных полчищ фламинго озера кажутся объятыми пламенем.

Когда земная кора лопнула под напором изнутри, из недр планеты хлынула и радиоактивность. Она могла вызвать мутации, которые объясняют расточительное обилие быстро сменявших друг друга жизненных форм^{7}. Лишь немногие виды прошли через катаклизмы без изменений. Таковы крокодилы, что, приметив тебя на берегу озер Рудольф или Баринго, торопятся скользнуть в воду; сегодня они выглядят примерно так же, как сто тридцать миллионов лет назад. Однако большинство крупных животных, существовавших еще два-три миллиона лет назад, исчезли, уступив место потомкам подчас совсем другого облика.

Пока в северном полушарии наступали и отступали ледники, пока в тропиках чередовались периоды дождей и засух, прохладной погоды и зноя, а из обнаженного чрева Земли струилась радиоактивность, алхимия стихий трудилась также и над приматами. Лепились различные формы человеко-обезьян и обезьянолюдей — одни вскоре исчезали, другие продолжали эволюционировать.

Один из этих экспериментов привел к появлению человека. Обилие останков предчеловека, почтичеловека и древнего человека именно в Восточной Африке не может объясняться только тем, что вулканический туф и богатое осадконакопление обеспечили на редкость благоприятные условия для сохранности ископаемых. Все известные ныне следы указывают, что та часть древней Гондваны, где эволюция экспериментировала с множеством вариантов примата, как раз и стала прародиной человека. Быть может, именно радиоактивность вызвала мутацию, что оказалась столь роковой для планеты.

Великая брешь в тропическом нагорье явилась влагалищем самой Земли, из тьмы которого вышел на свет наш собственный род.