«Я иду последний самый»
«Я иду последний самый»
Виктор БРЮХОВЕЦКИЙ
Родился в 1945 году на Алтае. Служил на космодроме "Плесецк". Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения. Живёт в посёлке Кузьмоловский Ленинградской области. Автор 10 книг стихов.
Сергей
У Сергея над крышей до неба труба,
У Сергея разорвана пулей губа,
Перебито крыло - молоток не поднять.
Но зато от плеча до плеча – не объять.
Он в здоровую руку подкову берёт
И подкову не видно. Дивится народ,
Глядя гнутый металл: ну, Серёга, каков!..
Только жизнь не подкова, хоть вся из подков.
Он медаль, что его наградила страна,
В козью ножку свернул (жидковата цена),
Вставил в ботало. Звук – не сравнится любой.
Хорошо с этим звуком корове рябой!
Ходит в стаде она, а как будто одна.
Мелодична, пестра и слышна, и видна.
И любовно её деревенский народ
Не Пеструхой, как раньше, – Афганкой зовёт.
А Сергей улыбается битой губой,
Без руки человек, а доволен судьбой.
Вот и стрелян, и взорван, ползёт, но везёт,
И за бабу свою семерых загрызёт.
На здоровой руке, прижимая к плечу,
Он несёт её в горницу, словно свечу!
Смотрят с завистью жёны, кряхтят старики...
Тридцать лет мужику.
Десять лет без руки.
* * *
Просыпаюсь. Умываюсь.
Утро. Лето. Коростель.
Я в коровах разбираюсь:
Эта – нетель, эта – тель.
Это – мерин, в смысле лошадь,
Это – кнут, пастуший бич.
Я с бичом вхожу на площадь:
– Пошевеливай, Фомич!
А Фомич – бугай, что надо!
Белый галстук, рыжий фрак.
Он обнюхивает стадо,
Потому что надо так.
Не бодлив, кольцо не вдето,
Мыкнет – волны по воде!
И при нём шестое лето
Волки ходят чёрт-те где...
Он идёт – на шее складки,
На хребте несёт зарю,
Он вдыхает запах сладкий
Через левую ноздрю!
Ну, пошли...
Телята, мамы...
Бык – вожатый, в голове!
Я иду последний самый,
Бич змеится по траве.
Бич змеится-серебрится.
Ладный бич.
И я не плох!
Улетай с дороги, птица!
Убегай, чертополох!
Дых здоровый!
Дух дворовый!
Мы идём, а через лес
Солнце красною коровой
К нам спешит наперерез.
* * *
В трёхпалых рукавицах и кирзах,
С тушёнкой и перловкою в желудке,
На северных ветрах и морозах
Я честно полигоню третьи сутки.
Я без команды до свету встаю,
Тяжёлый снег лопатой разгребаю,
Соляром дизель старенький пою,
По рации приказы принимаю...
И сдох бы я, наверное, с тоски
В дырявом чуме русского покроя,
Когда б не пёс со шкурою героя –
На ней волчара пробовал клыки!
Откуда он, тяжёлый, без ушей,
Пришёл и стал на службу, зол и чуток?..
Потом мне лейтенант сказал:
– Пришей...
А я сказал:
– Меняю на пять суток...
– Добро, сержант... Играй свой интерес,
Но только псина мне без интересу...
Я отбыл «на губу», а пёс исчез,
Я отсидел, и пёс пришёл из лесу,
И кличку получил, и провиант,
И службу в карауле по нарядам...
Хранится фото: сосны, лейтенант,
Без лычек я и Пьер безухий рядом.
* * *
Выйду во двор – в рукомойнике лёд.
Жерди оград серебром оторочены.
Ясное небо.
Над пашнями вотчины
Красное солнце, играя, встаёт.
Падает с крыши, течёт на порог,
В царство заходит, которым владею[?]
Я не умру, не смогу, не сумею,
Я не прошёл ещё столько дорог!
Рыбой не плавал, орлом не кружил,
В полную силу с врагом не сражался,
Воздухом родины не надышался,
Я, если честно, ещё и не жил…
Глухарь
Передо мною словно леший
Он появился вдруг.
Высок!
Красив, как царь, стоит и чешет
Стальные лапы о песок.
Чего-то склюнул и ни слова.
В железных перьях, как в броне,
Он на меня глядел сурово,
И неуютно стало мне.
Но я не вышел из машины,
Картечь в патронник не дослал…
Я знаю сталь, ходил сквозь мины,
Я на бинты рубахи рвал.
Зачем ещё мне это горе?
И без того здесь жизнь горька…
Стоит сосна на косогоре,
Под ней глухарь – у родника!
Он крупный галечник катает,
Он мелкий галечник клюёт,
И влагу пьёт.
Он просто знает:
Пока я здесь, он не умрёт.