Владимир Бондаренко “В ВЫСОКОМ ЛОНДОНСКОМ КРУГУ...”

Владимир Бондаренко “В ВЫСОКОМ ЛОНДОНСКОМ КРУГУ...”

В высоком лондонском кругу собрались русские поэты со всего мира. В Лондоне с 18 по 22 октября состоялся пятый, уже юбилейный поэтический русский фестиваль "Пушкин в Британии". Его концепция: Александр Пушкин – воплощение духа России. В этом качестве он пока неизвестен Европе. "Пушкин в Британии" бросает смелый вызов европейскому невежеству. Каждый год девизом фестиваля становится одна из пушкинских строк, посвящённых Лондону, в котором самому поэту, увы, побывать не пришлось. В этом году выбрали строку из "Евгения Онегина": "В высоком лондонском кругу…"

Наш великий поэт не был затворником и всю жизнь мечтал путешествовать по миру. Рвался то в Китай с Бичуриным, то в Лондон, то в Париж, то хотя бы в Турцию. Не пускали. Тем не менее, строчек, посвящённых Лондону, в его поэзии и прозе хватит для конкурсных девизов на много лет вперёд.

Со временем "Пушкин в Британии" стал самым крупным ежегодным форумом поэтов русского зарубежья, от Австралии до Италии, от Канады до Ирландии, от Финляндии до Узбекистана. Не случайно первая презентация нашего, уже пятого фестиваля, состоялась в Москве в посольстве Великобритании и вёл её посол Её Величества Тони Брентон. Не случайно и в Лондоне 18 октября открылся фестиваль – тоже в посольстве России в Великобритании, и открывал его посол России Юрий Федотов. Надеюсь, когда-нибудь открывать фестиваль в Лондоне будут или сама королева или премьер-министр, всегда высоко ценящие русскую литературу.

За пределами России понятие русскоязычность сразу же приобретает яркое позитивное значение. Англичане, к примеру, используют весь англоязычный мир для прославления своего языка, своей культуры. Дай Бог и нам поступать так же умно. Английская империя – политически, географически – давно умерла, но культурная англоязычная империя царит на двух третях земного шара, во многом благодаря англоязычной литературе. Так и мы должны рассматривать всех наших зарубежных русскоязычных авторов как своеобразную и очень важную пятую колонну. Империю русской культуры. Этого никак не могут понять наши политики. В отличие от Англии или Израиля, Германии или Испании, Россия никогда и ни в чём не поддерживает русскоязычные литературные издания. А они живут себе и пишут, в Австралии и Новой Зеландии, в США и Канаде, в Израиле и Швеции.

Значит, ценят ещё в мире русскую поэзию, следят за её зигзагами на страницах зарубежных изданий. А разве не величественно услышать в центре имперского Лондона, на площади Ковент Гарден с украшенной и щедро подсвеченной вечерней трибуны стихи русских поэтов, тут же переводимые на английский язык, с текстом, высвеченным на огромнейших экранах, с фамилией поэта буквами чуть ли не во всю площадь. Такое запоминается на всю жизнь.

Все шесть дней с десяти утра и до десяти вечера в ушах звенела русская поэтическая речь. Поражал охват участников. Этакая империя русской словесности... Впрочем, когда я в своём имперском выступлении так и обозначил сферу влияния русского слова, со мной и моей империей слова согласились и израильтяне Миша Сипер и Лев Вайсфельд, и русский финн Андрей Карпин, и узбек Бах Ахмедов, и австралиец Залман Шмейлин. Конечно же, они несут по всему миру влияние русской культуры. Издают русские газеты и журналы. Так или иначе, но они все вместе влияют на мир с помощью русского слова. Все они работают инженерами, учеными, преподавателями, врачами. Но чувствуют себя русскими поэтами, независимо от национальности. Вот она – неистребимая русская Империя. Таких и назвал Андрей Битов – солдаты Империи.

Поэзия, не побоюсь этого слова, – всегда религиозна сама по себе. И все русские поэты – её послушники, её монахи. Не случайно же в Израиле приехавший из России еврей уже до конца жизни остаётся русским. Иначе и не зовут. А тем более человек, пишущий русские стихи о России и на русском языке. Это наша замечательная культурная Пятая колонна в самом хорошем смысле слова. Об этом пишут кто с юмором, кто всерьёз, все наши трогательные лондонские империалисты.

Королём поэзии стал покоривший всех

молодой поэт из Узбекистана Бах Ахмедов. Наверное, не так просто узбеку, пишущему на русском языке, жить в сегодняшнем Узбекистане, помогает то, что Бах еще и ученый-математик, кандидат наук. И всё равно когда-то ему, видимо, придётся решаться на перемену судьбы.

Иероглиф судьбы чёрной тушью на тонкой бумаге.

И прозрачный пейзаж, где гора, и тропинка петляет.

И глядишь, и как будто бы слышишь журчание влаги.

И как будто бы видишь, как старый монах у ручья отдыхает…

Не знаю, куда занесёт Баха его иероглиф судьбы, в Москву, в Лондон, или будет стойко представлять русскую поэзию в Узбекистане?

Значит, буду снова в этот вечер

Я спокоен, тих и одинок.

И вокруг меня простые вещи

Оживит своим дыханьем Бог.

Спор за присуждение второго и третьего места разгорелся между мной и Натальей Ивановой, членами жюри этого года. Я с трудом отстоял на третьем месте своего москвича Андрея Ховрина, уже два года живущего в Швейцарии, Наталья боролась за автора "Знамени" Марию Игнатьеву из Испании. Интересен был и мой петрозаводский земляк Андрей Карпин, ныне живущий в Финляндии, к сожалению, выступивший на самом турнире не совсем удачно. А сложность любого поэтического фестиваля или турнира ещё и в том, что мало иметь хорошие стихи, их ещё надо хорошо прочитать. Не по-актерски, этого не любят, но душу стиха донести слушателям крайне необходимо. Турнир самих печатных текстов, может быть, дал бы несколько иной результат.

В Андрее Ховрине меня поразила обнажённая русскость стиха. Правда, я не понимал, зачем надо жить в Швейцарии Андрею, поэту с такими московскими стихами:

И каждый день, как грешник, по утрам

Я нашему молюсь Замоскворечью.

Брожу по переулкам и дворам

И жду, что небо улыбнётся нам,

И ты – из прошлого шагнешь навстречу.

Все эти Полянки, Якиманки, Остоженки, Волхонки – полноправные герои его стихов, они же должны к себе сакральной силой его же поэзии вытребовать поэта обратно. Ему бы с Сашей Бобровым московские поэтические фестивали проводить и петь песни под гитару. Впрочем, может, так и будет когда-нибудь, не от хорошей же жизни он уехал, надеюсь, на время. Надеюсь, не он один вернется из моих семинаристов и слушателей.

О такой же непроходимой разлуке с Россией, впрочем, пишет и "знаменская" барселонка Мария Игнатьева. Пусть и пишет она в Испании учебники по русской литературе, преподаёт поэзию Пушкина и Лермонтова, да и испанцы не самый чужой для нас народ, но из одного стихотворения в другое переходит все то же:

Скоро полжизни пройдет за границей.

Господи, как удалось сохраниться,

Корни пустить в пустоте?..

Или:

Вероятно, душа большевичка,

И её не прогонишь взашей.

В ней живучи любовь и привычка

К непроцеженной гуще вещей…

Ей мерещится в смертном покое

Древнерусского поля квадрат…

Думаю, и Карпин, и Игнатьева вполне могли бы украсить даже "Наш современник". Так что и споры у нас с Ивановой шли какие-то русофильские.

Родной, почти русской стала площадь Ковент Гарден, первая лондонская площадь, когда-то принадлежащая Вестминстерскому аббатству, а всю эту неделю – русским поэтам, не мешали нам и многочисленные пабы, в которых мы дружно отмечали награды всех наших королей и королев поэзии.

Последний вечер мы катались по Темзе на снятом для нас теплоходе, соединяя речную прогулку с конкурсами поэтической пародии и экспромта. Пили виски исключительно за Россию. И я смотрел на всех участников фестиваля как на русских поэтических имперских десантников.