Ольгерта:

Ольгерта:

Женщине в то время, после Второй мировой войны, и в той стране, где многие девушки пошли на производство заменить ушедших на фронт мужчин, внушалось, что для нее настал золотой век, когда она может не работать и полностью посвятить себя детям, мужу, дому. В анкетах переписи населения женщины, не имевшие работы вне дома, писали: «Род занятий — домохозяйка». И эти слова стали лейтмотивом книги Фридан. Символом и центральной точкой усилий американских женщин был дом. Они стремились не только к статусу идеальных мам, но и совершенных домохозяек. Их дом должен был быть безупречным. Ужины должны быть роскошными и проходить в точно назначенное время. Постели должны быть аккуратно застелены, полы начищены до зеркального блеска. Естественно, что полная сосредоточенность на подобных занятиях вызывала у женщин ощущения пустоты и отсутствия самореализации.

Фридан описывает растерянность сорокалетних американок, помнивших, что всего десять лет назад дело обстояло совсем не так: во время войны женщины были востребованы на производстве, они могли строить карьеру, а не только сидеть дома. В 1950?х же годах женщины, стремившиеся к карьере, государственной пропагандой представлялись несчастными, не получившими подлинного женского счастья невротичками. Словосочетание career woman стало фактически ругательством.

Тогдашняя риторика в этом смысле очень напоминает традиционалистский реваншизм, который охватил общественное сознание сегодня в России. Многие современные российские женщины мечтают следовать своему «истинному предназначению» — посвятить себя семье. А муж пусть зарабатывает деньги и содержит эту самую семью. Фридан в книге приводит содержание женских журналов образца 1960 года, и они пугающим образом напоминают содержания российских журналов наших дней, в которых рассказывается о «женской природе», «женском предназначении» и «женском счастье».

Реваншизм — стремление государств, партий или общественных групп к реваншу путем пересмотра результатов нанесенных им военных и политических поражений. Реваншизм начинается с преуменьшения и замалчивания вплоть до полного отрицания вины за собственные агрессивные действия. Далее могут следовать призывы к подготовке нового курса под предлогом реванша за понесенное поражение для восстановления утраченных позиций. Эти требования могут включать возвращение политического положения и влияния. При отсутствии сдерживающих факторов простое стремление к реваншу из слов, лозунгов и призывов зачастую превращается уже в идеологию и становится одним из столпов политики государства.

В книге ясно показано, к чему это привело женщин, казалось бы, живущих идеальной жизнью, предназначенной для них природой. В конце 1950?х — начале 1960?х в Америке разразилась эпидемия не имеющих имени душевных расстройств со сходной симптоматикой: женщины среднего класса жаловались на отсутствие смысла существования, отсутствие цели и удовольствия от жизни и на ощущение полной опустошенности. В основном жалобы исходили от женщин, счастливых в браке. Многие из них обратились к психоаналитикам и транквилизаторам.

Фридан показывает, как невротизация прямо вытекает из того состояния выученной беспомощности, в которое была ввергнута американская женщина после войны, и показывает это с примерами на руках. Женщин лишили выбора, им навязали традиционную роль «Женщины». В своей книге Бетти Фридан убедительно опровергает распространенный аргумент, мол, если «обычной женщине» не говорить, что она несчастлива в своей «традиционной» роли, то женщина будет счастлива. Как можно убедиться, подобная вытесненная безальтернативность существования в итоге порождает неврозы, которые невозможно свести к подавленной сексуальности. Это не подавленная сексуальность, это подавленная личность ввергала женщин в невротическое состояние и депрессию.

Выученная беспомощность (приобретенная или заученная беспомощность) — состояние личности, когда та не предпринимает попыток к улучшению своего положения (не пытается избежать негативных стимулов или получить позитивные), хотя имеет такую возможность. Подобное состояние появляется, как правило после нескольких неудачных попыток воздействовать на негативные обстоятельства среды (или избежать их) и характеризуется пассивностью, отказом от действия, нежеланием менять враждебную среду или избегать ее. Сопровождается потерей чувства свободы и контроля, неверием в возможность изменений и в собственные силы, подавленностью и депрессией.

Если женщина может выбирать, быть ей матерью и хранительницей очага или нет, — это один случай; если же ей с детства долбят, что ее удел — быть матерью и хранительницей очага, и это, мол, здорово и почетно! — то это совершенно другое дело, и оно не называется выбором, сколько бы его ни пытались таковым представить. Личность определяется выборами, которые она делает сама. Лишить человека свободы выбора — значит лишить его того, что делает человека человеком. Не только американских женщин середины прошлого века лишили выбора, но и многих современных российских женщин лишают представления об ответственности за выбор. Принуждение женщины к «женственности» — то есть к обладанию набором качеств, являющихся подчеркнуто непрактичными, — в целом ничем не отличается от принуждения к материнству, и последствия имеет ровно те же: вывести женщину из общественной сферы, запереть ее дома и навязать ей состояние выученной беспомощности.

В детстве мальчиков подталкивают к активности, их вовлекают в подвижные игры, предлагают участвовать в соревнованиях, пытаются увлечь занятиями спортом. Когда мальчик идет в школу, то на дополнительные занятия его скорее поведут в спортивную секцию. А девочку? На занятия музыкой, в танцкласс или в изокружок. У мальчиков развивают стремление к успеху, тренируют их тело и прививают навыки борьбы. А девочки должны заниматься тихими (имеется в виду не громкость звуков, а отсутствие ажитации), неконкурентными делами, которые сначала помогут им выйти замуж, и затем пригодятся в «домашнем хозяйстве», в частности при воспитании детей в собственных будущих семьях. То есть у девочек заранее ограничивают выбор жизненного сценария замужеством, сужают их сферу интересов до одной перспективы — построение семьи, это во?первых. Во?вторых, не прививают им навыки соревновательности и борьбы, не учат их постоять за себя, за свои интересы (потому что и интересы?то все — «ну, этим ты можешь заниматься, пока замуж не выйдешь, выйдешь, образумишься, не до этого будет»). И в?третьих, если девочка берется за какой?нибудь инструмент, кроме музыкального, ей говорят, что это не для нее, что с паяльником у нее ничего не получится, что молотком она себе только все пальцы расшибет, и вообще, пусть все оставит — не женское это дело. Ее дело — научиться борщ варить, но даже ножи на кухне пусть точит муж. То есть с самого начала ей прививают чувство беспомощности затем, чтобы она в помощи извне (со стороны «крепкого плеча» и «каменной стены») нуждалась, чтобы она жизни не могла прожить самостоятельно, без мужской опеки и внимания.

Каждая женщина хоть раз в жизни испытывала состояние, при котором не могла выйти из гнетущего переживания («я никогда не смогу справиться», «это бесполезно, все равно ничего хорошего не выйдет»), или когда не удавалось прекратить действия, которые не являлись эффективными или, напротив, инициировать то, что является жизненно важным («знаю, что глупо так себя вести, но ничего не могу с собой поделать», «мне лень, не могу себя заставить», «я слишком молода/плохо себя чувствую/слабосильна для этого» и т. д). Во всех таких ситуациях действует один и тот же механизм выученной беспомощности.

Наличие выученной беспомощности можно достаточно легко определить на основе слов?маркеров, употребляемых в речи. К таким словам относятся:

— «Не могу» (просить о помощи, отказывать, найти друзей, строить нормальные отношения, изменить свое поведение и т. д.), «не знаю» (что выбрать, потом, не сейчас), «я передумала», «стало неинтересно».

— «Не хочу» (учить трудный предмет, менять образ жизни, решать существующий конфликт и т. д.). Осознание, что «Я не могу что?то сделать», тесно связано с переживанием того, что «Я — плохая, слабая, неудачница», то есть с очень дискомфортным состоянием. Поэтому происходит трансформация «Я не могу» в «Я не хочу» или «Это не мое».

— «Всегда» (плачу по пустякам, опаздываю на встречи или работу, трудно начать, вечно все теряю и т. д., то есть «я всегда такой была, есть и буду»). «Никогда» (не могу вовремя подготовиться к встрече, не прошу о помощи, у меня никогда не получится справиться с этой проблемой и т. д.).

— «Все бесполезно» (нечего и пытаться, я не предполагала, что будет так трудно, никогда ни у кого ничего в этой ситуации не получалось, и не такие, как я, пробовали, хотелось бы, но…).

— «В нашей семье все такие» (семейные послания о способностях к определенным наукам, о неудачной судьбе или замужестве).

В раннем детстве в силу культурных стереотипов родители подавляют активность ребенка в удовлетворении базовых потребностей в еде и движении: его кормят вначале по часам, потом в соответствии с правилами питания, пеленают, ограничивают его территорию кроваткой или манежем. В наше время ситуация меняется в лучшую сторону, но многие аспекты подавления остаются. В результате у ребенка нарушается способность понимать потребности своего тела в еде и движении. В качестве примера: когда дома мама заботливо кладет еду в тарелку, человек съедает столько, сколько положили, независимо от существующей потребности, «чтобы мама не обиделась», «продукты не пропадали», «тарелки должны остаться чистыми»…

А так как бо?льшего послушания требуют именно от девочек, то и результаты подавления в их жизненных стратегиях играют бо?льшую роль.

Позже, в 3–5 лет, в период освоения физического мира у девочки возникает потребность все делать самой, что, естественно, она делает не так, как «правильно», а экспериментируя и совершая ошибки. Взрослые или запрещают самостоятельные действия, или прерывают их прежде, чем девочка достигнет успеха, либо дают сделать только то, в чем удача абсолютно гарантирована. Последствие этого — закрепление двигательной беспомощности, которое проявляется в состоянии под названием «лень». Лень — результат обучения через негативное подкрепление («нельзя», «не трогай», «не подходи»). Маленькой девочке не бывает лень играть, гулять или сделать себе бутерброд, когда она хочет есть, в отличие от детей более старшего возраста, когда двигательная беспомощность уже сформирована.

С этим возрастом связан еще один интересный феномен. Если какие?либо активные действия девочки прерываются криком мамы, то нравоучение, следующее за этим криком, воспринимается некритично, как внушение гипнотизера, которое преобразуется в «формулу беспомощности». Например: «Ты никогда не научишься делать это!», «Вечно ты все портишь!». Эти формулы работают многие годы, как самореализующееся пророчество, пребывая вне критики и осмысления. В семейной психологии их принято называть «родительскими посланиями». И, вырастая, женщина продолжает искренне считать, что «я вечно все забываю», «торопыга», «всегда все теряю», «мне нельзя доверять технику», «женщина не справится с автомобилем», «тебя не возьмут на мужскую специальность» и т. п., и вести себя соответствующим образом.

Наконец, в подростковом возрасте культурные ограничения затрагивают активность в социальной жизни, сферу построения отношений, поиска пределов допустимого поведения. Понятно, что здесь ограничений у девушек гораздо больше, чем у парней. Возникающая при подавлении этой активности беспомощность уже переживается в состояниях более тяжелых, чем лень. Это состояния апатии и депрессии.

Личность становится беспомощной, если привыкает к тому, что от ее активных действий ничего не зависит. Девушка не может изменить ситуацию, когда «все парни хотят одного», когда все время надо быть настороже, но при этом неприятности все равно случатся, на их невозникновение повлиять никак нельзя. Она не может проявлять активность при знакомстве с юношей — это не по?женски, девушки себя так не ведут. И при этом ее уже запрограммировали на то, что все юноши хотят только секса, что она не может быть им интересна как личность и что приличные девушки в дом к парням не ходят. А если девушка следует всем этим правилам и оказывается без друзей мужского пола, то она сама виновата, что с ней никто не хочет дружить. И тогда девушка приучается думать, что ее неудачи определяются собственными неисправимыми недостатками (например, дефектами воли или интеллекта), а успехи, если они и случаются, зависят от удачного стечения обстоятельств или от действия других людей. Формируется установка: «это в принципе возможно, даже для любого другого возможно — но не для меня». И еще одна: «Мои успехи из?за вас, мои неудачи — из?за меня». Женщина относит свои неудачи не только к данным конкретным обстоятельствам, но считает их характерными для любых других жизненных ситуаций, причем как в настоящем, так и в будущем. Выработанная в одной конкретной ситуации, выученная беспомощность распространяется на многие другие, так что личность перестает предпринимать попытки справиться даже с теми задачами, которые поддаются решению: «Я вообще ничего не могу, ко мне никаких претензий!»

Почему?то принято считать пьесу У. Шекспира «Укрощение строптивой» веселой комедией. Перечитайте — ничего веселого. Он морит ее голодом, говорит нелепости, заставляет поступать по?дурацки, в итоге строптивая Катарина превращается в покорную жену. С этим мы сталкиваемся не только в литературе. Например, муж полностью обеспечивает жену, не пускает ее на работу, дает ей деньги, но требует предъявления всех чеков. Формально поводов жаловаться нет, да и муж вроде бы прав, он же зарабатывает. Но необходимость постоянно давать отчет приводит женщину к психическим расстройствам.

Выученная беспомощность чаще возникает у людей, склонных к позиции «жертвы» (эта склонность появляется в процессе воспитания и, конечно, у девочек чаще, чем у мальчиков, не потому что девочки, а потому что воспитывают так). Особенно явно это проявляется в ситуации насилия, в том числе семейного насилия. Физическое воздействие, избиение, действует на психику человека, и нужна очень большая уверенность в себе, убежденность в том, что «все зависит от меня», чтобы с этим справиться, воспользовавшись очевидной внешнему наблюдателю возможностью «выпрыгнуть» из ситуации. Увы, для жертв семейного насилия нередко эта очевидная возможность кажется буквально невидимой.

Часто для выработки выученной беспомощности используют другую технологию — искусственно создают ситуацию непредсказуемости. Как этого добиться? Очень просто. В любой религии существует понятие греха, неправильных действий, за которые человек будет наказан. В любой идеологии существует понятие «предательство». В любом воспитательном процессе существует понятие «правила и нормы», в частности понятие «правильная девочка». Грехом объявляется все, что приносит удовольствие, в первую очередь, конечно, секс, но даже и смех, шутки, сладости, все вкусненькое, веселое и запретное. А у людей есть потребность в развлечении и в сладком. И вот так каждый человек оказывается в ситуации, которой невозможно избежать: есть потребность в сексе, в смехе, но все это наказуемо. Осознание собственной греховности давит на психику.

Вспомним высказывание Ницше, его очень любят цитировать: все, что нас не убивает, делает сильнее. И Ницше тут абсолютно не прав. То же состояние выученной беспомощности, конечно, не убивает, но сильнее не делает, оно приводит к развитию соматических и психических расстройств.

Для маленького ребенка успешная стратегия поведения — полное послушание. Ребенок не может сформулировать и понять, почему на стул забираться можно, а на подоконник нет. Поэтому естественно сначала спросить у мамы, можно ли, а потом действовать. Но если при этом не объяснить, почему так можно, а так нельзя, свести все к приказу, к жесткому необъяснимому ограничению, то вот уже почва для выученной беспомощности. Это хорошо видно на примере левшей. Как объяснить ребенку, что надо держать ручку или вилку в той руке, в которой держать их неудобно? Никак, только путем подавления воли. Среди переученных левшей очень много людей безынициативных. Это результат такого подавления.

Как объяснить девочке, что она не должна бегать, прыгать, кричать, лазать и т. п., когда мальчики все это успешно совершают? Только прибегнув к мифическому идеалу «женственности», к аргументу «тыждевочка!».

Еще удобный аргумент — «ты же будущая мать!». Но при этом мальчику никто не говорит, что он будущий отец и поэтому должен немедленно слезть с дерева.

Сандра Липсиц Бем в своей книге «Линзы гендера. Трансформация взглядов на проблему неравенства полов» рассуждает об источниках половых различий. С ее точки зрения разделение труда по половому признаку послужило причиной «появления этих повсеместных половых различий в агрессии через механизм присвоения мужчинами роли воинов, а женщинами — роли заботливых нянек».

Сандра Липсиц Бем (Sandra Ruth Lipsitz Bem) (родилась в 1944 г. в США) — американская психологиня. Получила образование в Университете Карнеги?Меллона (бакалавр, 1965); доктор философии (Мичиганский университет, 1968). С 1970?х занималась исследованием проблем эмансипации женщин и анализом половой идентификации и андрогинии (соединения мужских и женских половых признаков). На основе этих исследований Бем создала так называемую теорию пола, в которой утверждается, что становление пола у детей происходит на основе существующих в культуре социальных стереотипов, а развитие человеческой культуры выдвигает пол (различие полов) в качестве наиболее важной категории социальной жизни.

Мужчины, и только мужчины, проводят время — в зрелости, в детстве и в юности — в занятиях, напрямую связанных с боем или убийством; они проверяют свою физическую силу и храбрость. Женщины, и только они, проводят свое время, занимаясь одним из дел, которое, как уже доказано, снижает уровень агрессии, — они заботятся о младенцах и маленьких детях. Эта система, будучи когда?то созданной в результате взаимодействия биологии и истории, впоследствии создавала настолько различный жизненный опыт у мужчин и женщин, что тем самым мужское и женское трансформировалось, соответственно, в «маскулинное» и «феминное».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.