Егор РАДОВ НЕБЕСНЫЙ ОПОРОС

Егор РАДОВ НЕБЕСНЫЙ ОПОРОС

Вот уж два года как нет с нами Егора Радова (1962-2009). А ведь им предшествовало ещё шесть лет молчания – с момента выхода романа "Суть" (2003). Восемь лет, как большинство из нас ничего не слышало о "русском Берроузе", за исключением скупого сообщения о скоропостижной смерти в номере индийской гостиницы – в городе Карголиме, штат Гоа.

Наверное, даже поклонники Радова заключили, что молчание писателя в последние годы жизни объяснялось полным творческим истощением, самокритичным нежеланием печатать слабые тексты. Я утешал себя: а хоть бы и так! Разве мы требуем от спортсмена, чтобы он в сорок лет прыгал так же высоко, как в двадцать? Имеет значение лишь максимальная взятая планка, личный рекорд. Вот бы и писатели объявляли о завершении своей литературной деятельности, как спортсмены заявляют об уходе из профессионального спорта…

Однако после Егора Радова остались неопубликованный роман "Уйди-уйди", помеченный 2007 годом, и начало следующего романа "Проект и ресурс". С некоторым волнением я брал их в руки. Вдруг сбудутся самые худшие опасения?

Первые страницы. И вдруг яркая вспышка.

"… хочется взорвать этот мир и уйти на тот… Нет, не на тот, на другой, другой!

А есть ли другой свет, иной мир, истинная свобода, альтернатива, не-бытие, но не небытие?!

– Миров бесконечное количество, как песчинок в нашей песочнице, что стоит напротив спального корпуса, – утверждал Ян Шестов.

– Но, может быть, они так же похожи друг на друга, как эти песчинки? – тут же отзывался на это Николай Семенихин".

Сомнений не осталось. Радов не истощился. Он умер на пике своей гениальности. Не изменив себе. А вот издателя для своего последнего романа, после ссоры с Ad Marginem, найти не смог. Настало другое время. Конъюнктурщики Виктор Пелевин и Владимир Сорокин вписались в поворот, Радов – не смог.

Александр Проханов как-то охарактеризовал Радова как писателя, втягивавшего в литературу явления, сущности, идеи и состояния, которые прежде оставались за её пределами. Сам Радов писал о себе в автобиографии: "И мне не нравится современная "текстуальная" литература, в которой не заключается ничего более высшего, чем "текст", никакой метафизики. Мир должен быть прорван и открыт, но язык – только дорожка, ведущая к чудесному, и глупо её фетишизировать. Недостойно и неинтересно прикрываться культурой, чтобы отгородиться от настоящих странных истин и тайн".

Последний роман Радова полон настоящих странных истин и тайн. Он автобиографичен, смешон и запредельно жуток. Главный мотив – поиск Яном Шестовым своей умершей возлюбленной Инны. Для этого ему придётся перейти из Черной Вселенной в Белую Вселенную, но прежде – совершить психоделическое путешествие на Юпитер.

Последние страницы романа невозможно читать без содрогания – они содержат предсказание писателем собственной смерти. Можно подумать, что на взлёте маятника, в мистическом озарении, готовясь покинуть этот мир, Егор Радов узрел свою жизнь целиком.

Конечно, всех интересует, откуда такое название – "Уйди-уйди". Так называются игрушки, упоминаемые в романе Лазаря Лагина "Старик Хоттабыч" (Хоттабыч обещает Вольке впредь их не бояться). Как объяснил мне сын писателя Алексей Радов, эти игрушки до сих пор выпускают. Они представляют собой "фигурки на резиновой веревочке, которые можно бить ладонью, зажав конец резинки, и они летают с нужной скоростью и силой".

Предлагаемые две главы из "Уйди-уйди" выбиваются из общего ряда. Составить по ним представление о романе невозможно, но они напоминают о лжепатриотической истерии середины нулевых годов…

Михаил БОЙКО

***

– Мне это совершенно не нравится!

Семенихин, выпалив эту фразу, закурил сигару, которая вкусно заблагоухала своим дымом, заполняя им почти всю комнату какого-то роскошного отеля, где они сидели.

– Я тебя вытащил, потому что у нас – учредительный съезд, а ты – мой заместитель. Извини, но я не могу без тебя на съезде! Но…

– Что – но? – вызывающе спросил Ян.

– Не передразнивай! Но… Я могу сказать, что ты, твоё поведение, вся твоя жизнь сейчас, когда мы ушли, – всё это мне совершенно не нравится!

Шестов положил ногу на ногу, почесал над глазом и издал некий недоуменный звук.

– Что же тебе так не нравится? Инна? Моя любовь к ней? Ты извини, конечно…

– Это – твоё личное дело! – почти прокричал Семенихин, злобно выпустив обильный дым изо рта. – Люби кого хочешь, но…

– Опять "но"?!

– Не передразнивай! Ты… в угоду этой любви… вообще забыл себя! Твой долг, твоя миссия здесь, в этом мире, это что – только одна любовь? Ты же… Ты же есть ты. Мы собирались покинуть несовершенную тюрьму ради этой реальности, где мы можем быть самими собой, где нас оценят по заслугам, – и что?! Я готов всё организовать, всё сделать для твоей раскрутки, реализации, ты же – творческая личность, но… где же твоё творчество?!

– В любви, – улыбаясь, сказал Ян.

– И всё? Ну, знаешь… Тогда как…

– Точнее, я понял: любовь выше творчества, выше искусства. Искусство – жалкое подобие любви. Зачем мне заниматься суррогатом, когда у меня есть подлинник, оригинал, настоящее?

– Но ты… – Семенихин шумно вздохнул, потом продолжил почти совсем тихо: – Ты уверен, что это никогда не закончится?

– Я не уверен во всём остальном, – горделиво заявил Ян. – Я не уверен вообще, что этот мир существует. Единственная реальность, это – Инна, я и наша любовь.

Семенихин опять вздохнул и потушил сигару в большой пепельнице, стоящей на столике перед ними.

– Ну что ты так… сокрушаешься? – Шестов дружелюбно посмотрел ему в глаза.

– Мне… обидно. Ты похоронил себя в этой любви, в Инне… не перебивай! Зарыл в землю свои таланты… и кайфуешь. Точнее, вы оба кайфуете, но это всё… бесплодно.

– Почему ты так думаешь? – спросил Шестов.

– Да я не в этом смысле… И вообще. Знаешь, кто ты теперь? Простой… обыватель!

– А ты – какой-то сумасшедший… политикан. Гроссе Руссише Швайн! Бред какой-то!

– Ну, вот и выяснили отношения! – натужно усмехнулся Семенихин. – Ты на съезд-то теперь пойдёшь?

– Можно и на съезд, – издевательским тоном промолвил Ян.

– Ага… Его величество разрешили… Ну, сейчас поедем.

– Кстати, где мы?

– Мы – в одном прекрасном старорусском городе, который, наверняка, войдёт в историю, потому что здесь состоялся первый съезд нашей партии. Но тебе это всё – по х…ю!

– Мне тебя жалко, – сообщил Ян. – Если бы ты испытал то, что я, тогда бы ты меня понял. А теперь мне с тобой общаться – как слепому говорить про Солнце.

– А мне с тобой – как с принцессой, которая всю свою молодую жизнь провела в королевском дворце. И рассказывать ей, что за воротами тоже есть другая, неведомая ей, жизнь.

– Я эту жизнь за воротами знаю, – ответил Шестов. – Она груба и не настолько интересна, что из-за неё следует перестать смотреть на Солнце.

– Ослепнешь!

– Может быть… Но я ослепну, смотря на Солнце! – Ян сделал рукой соответствующий высокопарный жест. – А тебя просто замочат в сортире!

– Ну, уж нет! – рассмеялся Коля Семенихин. – Кто кого замочит! Ладно, дружище, мне просто хочется, чтобы ты ещё что-нибудь делал! Я всё понимаю, медовый месяц…

– Я буду! – воскликнул Ян. – Просто сейчас…

– Знаю. Поехали на съезд? Побудь со мной какое-то время, побудь моим заместителем! Мне так одиноко… Ведь мы ушли!

– Извини, друг, – тихо произнёс Ян. – Поехали, я побуду твоим заместителем. Да, мы ушли. И здесь я обрёл всё!

Они вышли на узенькую улицу; швейцар отеля подбоченился, увидев уверенную фигуру Семенихина, одетого в чёрный костюм, белую рубашку, чёрный галстук и чёрные ботинки; Ян шёл за ним, выглядя не так строго – тёмно-коричневый пиджак, светло-коричневые брюки и, почему-то, белые кроссовки. А вместо галстука – красная, вышитая зелёными узорами, бабочка.

– И где будет твой съезд? – спросил Ян.

– Увидишь, хотя могу тебе сообщить… Мы арендовали здесь самое большое помещение.

– Это, наверное, какой-нибудь местный кинотеатр? – Шестов заморгал, потому что в его глаз залетела мошка.

– Где?!! – рявкнул Семенихин.

– Что – где?.. – от неожиданности испуганно спросил Ян и начал долго тереть этот глаз рукой.

– Что ты делаешь? – остановился Коля.

– Мне что-то попало…

– Не три! А… Вот он, наконец!

– Да кто?..

– Он! Мой… Наш… шофёр!

– У нас есть шофёр?

К ним приближался "Мерседес" цвета "металлик", за рулём которого сидел усатый человек.

– Да, мой друг! У нас много чего есть!

– И машина, как я посмотрю!

– И не одна! И не только…

– Послушай, – Ян посмотрел на Колю доверчиво, как в детстве. – У меня такое ощущение, что у тебя и у меня время идёт по-разному. Я еле-еле успеваю встретиться… с любимой, а ты уже… вовсю… настолько много всего успеваешь!

– Потому что в любви время летит, – ухмыльнулся Семенихин.

– Да, увы, к сожалению, это правда. А мне так бы хотелось, чтобы оно остановилось!

– Ты серьёзно? – Коля заинтересованно на него посмотрел. Машина остановилась перед ними, шофёр открыл дверцу и что-то сказал Коле.

– О чём он? – спросил Ян.

– Он извиняется за опоздание. Садимся!

– Я серьёзно! – воскликнул Ян и юркнул в машину на заднее сиденье. Коля сел спереди и обернулся.

– Неужели ты хочешь, чтобы всё застыло на каком-то одном моменте? Чтобы секунды не сменялись минутами, минуты часами – и так далее?

– Да, – уверенно сказал Ян, немного откинувшись назад, когда они поехали. – И я даже знаю, какой это момент!

– Итак, как я вам докладывал, мы найдём огромную свиноматку, запустим её по просторам Родины, чтобы её отымело небо, и будущий приплод, когда она опоросится, станет нашей надеждой! – голос Семенихина был твёрд, как уверенная в своём отказе женщина, когда домогающийся её человек является полным придурком.

– А у вас есть что-нибудь на примете? – раздался голос из зала, в котором было человек двести, и на сцене, перед экраном (поскольку это действительно был местный кинотеатр) на стульях сидели Ян, Моисей Израилье- вич Раерман, Варпет и две девушки, похожие на модели. Коля стоял за трибуной.

"И откуда он столько людей сюда навёз! – подумал Ян. – И когда он их успел набрать? Или, действительно, время в любви летит?"

– Мы как раз вплотную этим занимаемся. Сейчас мы имеем шесть кандидатур, из которых наш специалист выберёт наилучшую особь.

– И что тогда будет?! – прозвучал откуда-то сзади вопрос, и раздался достаточно издевательский смех.

– А что вы смеётесь? – громко, со своей трибуны, выкрикнул Семенихин. – Тут смеяться нечему. Мы сами точно не знаем, что тогда будет, если Россия-Мать-Свинья опоросится. Точнее – кто тогда будет. И какие времена наступят. Но у нас есть прогноз! Сейчас я попрошу нашего социолога Северина Свеновича Безотцовых выступить и рассказать, чего мы ожидаем. Прошу!

Все захлопали; Семенихин сошёл с трибуны и уселся на стул рядом с Яном. К трибуне же из зала вышел молодой человек заносчивого вида в чёрных джинсах и чёрной рубашке. Не спеша, он занял место за трибуной и кашлянул. В ответ послышалось несколько хлопков, а кто-то ещё и свистнул.

– Спасибо, – громким, наглым голосом проговорил Безотцовых.

Откуда-то сзади послышалось: "А образование у тебя есть?", на что Северин Свенович немедленно отреагировал:

– Университет! А сейчас я – в аспирантуре!

На что тот же голос сказал: "Знаем мы ваши аспирантуры и университеты!".

– Ах, знаете! – враждебно сказал молодой человек, пытаясь вычислить голос. – Ну, выходи, посмотрим, что ты знаешь…

Всё стихло.

– Северин Свенович, – официально обратился к нему Семенихин. – Мало ли кто к нам мог проникнуть! Не обращайте внимания! Переходите к существу вопроса!

– К существу вопроса… – обескуражено повторил тот, озирая зал. – Хорошо, наверное, прятаться за чужими спинами! Я б тебе показал!

Все напряжённо смолкли.

Безотцовых гневно вперился в присутствующих, потом, поняв, что это бесполезно, вздохнул.

– Хорошо, но я теперь знаю, что среди нас есть враг! Ладно, ладно, я перехожу к делу. Итак, итак, вы, я думаю, знаете, в каком состоянии находится наша страна Россия. Я бы сказал: в таком же, в каком она и была всегда. Постоянно одно и то же: бесправный народ и кучка правящего класса, которому принадлежит всё. Потом приходит новый царь, а с ним и новые фавориты. Нет никакой преемственности власти – каждый раз всё заново, новый передел собственности. Единственное, что сейчас изменилось, это то, что империи больше нет, а дальше будет ещё хуже.

– В каком это смысле? – спросил кто-то.

– Ну… Дальний Восток и Сибирь отойдут китайцам и уже отходят, Юг, то есть Северный Кавказ, тоже кому-то отойдёт или будет самостоятельным, а останется то, что никому не нужно на планете Земля – Среднерусская возвышенность и Север. Земли неплодородные, зимы холодные, летом комары, осенью слякоть, весной грязь, впрочем, это всем известно. Население вымирает: мужчины спиваются, женщины проституируют, отдаваясь, кому ещё можно, за гроши. Вот если бы нас кто-нибудь завоевал…

– Да что вы такое говорите! – раздался возмущённый крик где-то в передних рядах.

– Но мы никому не нужны, – тут же закончил эту мысль Северин Свенович. – Всегда, во все эпохи, народы сражались за место под Солнцем. Вот, скажем, Турция. Там были буквально все, кто угодно – многочисленные народы прошлись по этой благодатной земле! И все хотели эту землю завоевать, потому что там – хорошо. А мы? Кто захочет нашу убогую территорию?!

– Безобразие! – воскликнул кто-то в зале. – Как вы себе такое позволяете!

– Надо смотреть правде в глаза, – тут же заявил Безотцовых.

– Вы что – не любите Отчизну?!

– Я-то, как раз, очень люблю, – Северин Свенович горделиво откинул голову назад, – и поэтому я примкнул к партии, возглавляемой Николаем Ивановичем.

– Я – Николаевич! – вставил Семенихин.

– Извините. Потому что он – единственный, который обещает как-то исправить ужасное положение вещей, получившееся в России.

– Но почему – свинья? – спросил кто-то из центра.

– Ну… Ну… То, что Россия – свинья, а русские – свиньи, думали многие. Так нас называли немецко-фашистские захватчики, так писал писатель Ерофеев.

– Да? – удивлённо посмотрел на Безотцовых Семенихин.

– Да. Но не тот, что вы думаете, и не там. А вообще, это – уже традиция: Россия – свинья. Значит, надо это признать; более того, свинья нас и спасёт.

– Расскажи об этом побольше! – обрадовано выкрикнул Коля. – И свою версию, свой прогноз того, что будет потом…

– Понял. Короче, мы выбираем самую громадную и мощную свиноматку, затем небеса – высшие силы – Бог – должны её трахнуть, а потом она рождает плод новой России! Или вообще новую Россию! Я в точности не знаю, что тогда произойдёт, но то, что всё для нас изменится – несомненно!

– Простите! – в зале встал некий малорослый человечек, одетый в синий костюм. – Я хочу спросить вас и всех остальных, сидящих на этой сцене, так сказать, в президиуме: хоть кто-нибудь представляет, что произойдёт, и произойдёт ли что-нибудь?! Поподробнее! Если вы не знаете, может, кто-нибудь знает?!

– А вы знаете? – парировал Безотцовых.

– Знаю!

Все внимательно и заинтересованно посмотрели на него.

– Я так думаю, – медленно проговорил этот человек, – если запустить свинью безо всего просто побегать, то ничего и не будет. А чтобы что-то было, нам нужен великий русский хряк, который догонит эту свинью, ну и… сами понимаете.

– Вы – профан! – с достоинством сказал Безотцовых. – С хряком и я бы смог, то есть… ну, вы понимаете. Но наша задача – не в этом! Нам нужно, чтобы эту свинью отдрючила, как бы, сама Россия, точнее, Высшая Россия, Небесная Россия – можно назвать как угодно. А вот что она родит? У меня есть некое предположение…

– Какое? – тут же спросил Коля Семенихин.

– Послушай, – шепнул ему Ян. – Меня уже достала твоя партия. Про эту свинью – это бред сивой кобылы, по-моему. Я хочу назад!

– Потерпи! – так же, шёпотом, ответил ему Коля.

– Сколько ещё?

– Моё предположение, – не слыша их, проговорил стоящий на трибуне, Северин Свенович, – заключается в том, что наступит что-то вроде конца света…

– Это с чего это? – недоуменно отозвался малорослый человечек в синем костюме. – Подумаешь, свинья туда-сюда побегает!

– Сядьте, вы глупы! – торжественно объявил Безотцовых.

Человечка, видимо, сзади кто-то дёрнул за пиджак, потому что он с негодованием повернулся и, кажется, сказал: "Сам дурак!", но, тем не менее, сел.

– Так вот, я не договорил… Я не имел в виду такой конец света, что будет война, или ещё как-то всё накроется… Нет!

– Да? – вдруг с сомнением сказал со своего места Варпет.

– Да! Я считаю, что если что-то получится, на Россию изольётся свиная благодать, и всё станет таким…. обильным, пухлым и похрюкивающим!

– А как вы себе это представляете в реальности? – человечек опять встал.

– Ну… Ну…

– Я скажу, – встал Коля Семенихин. – Спасибо тебе, Северин, давай я объясню этим…

Безотцовых поклонился и ушёл с трибуны. Его место занял Семенихин.

– Мой предшественник, – громко сказал он, – правильно обрисовал вам, что должно наступит. Верно – свиная благодать затопит Россию, и наш мир станет… эээ… обильным, пухлым и похрюкивающим. Что это означает конкретно? А то и значит. Будет изобилие, как мы все мечтали, от этого мы немножко вспухнем, нам что, нам всем станет безумно хорошо, и мы… захрюкаем от счастья и удовольствия!

На этих его словах некоторое количество людей в зале повставали со своих мест и направились к выходу. Кто-то говорил: "Сумасшедший дом!", а кто-то просто мрачно удалялся.

– Пусть уходят, – сказал Коля, обращаясь к Яну. – Как говорил Ленин, прежде чем объединяться, надо нам размежеваться.

– Ну а мне-то, наконец, можно тоже уйти?

– И ты тоже? Ладно, иди… Подожди!

Семенихин засунул руку в карман, достал мобильный телефон и протянул его Яну.

– На, можешь со мной связываться, в каком бы мире ты ни оказался, и что бы ни случилось. Мой номер – там, в телефонной книжке.

– Спасибо, – Шестов взял телефон, и перед ним появилась невидимая никому, кроме него и Коли, прозрачная таблица с надписями.

– До свидания, друг! – кивнул он Семенихину, нажимая на вожделенное слово. – Здравствуй, и да здравствует любовь!!!

***

В заснеженной дикости безлюдного белого гладкого поля, у леса, стоящего в сумраке смёрзшихся ёлочных игл, берёз с заледеневшей берестой и сосен с осинами, появилась кучка людей, напряжённо выдыхающих пар из ртов.

Они везли на санях нечто непонятное. Очевидно, был конец декабря, поскольку наступал волшебный, хрустальный вечер. Сугробы становились серебряными под едва проступившей луной, всё поле блистало, словно в нём зажглись звёзды, а лес охватывала загадочная тьма.

Эти люди встали на поле, развязали существо в санях и сняли с него мешок.

Оказалось, что это – огромная розовая свинья.

– Ну, давай! – крикнул кто-то. – Вперёд, за Россию, нашу мать!..

– Кто сказал "мать"?.. – тут же спросил Семенихин.

– Я сказал "мать", но не сказал "ёб"! – стал оправдываться предыдущий человек.

– Хорошо… То есть – совсем не хорошо! Видите – она у нас никуда не хочет!

Свинья стояла, озирая маленькими жалостливыми глазами снежное поле, мрачный лес и людей.

– Нам надо её как-то подтолкнуть… Эй! Пошла, сука! Иди на х… отсюда! – Семенихин дал свинье пинка, но она так и не поняла, что от неё хотят.

– Николай Николаевич! Давайте, уж я! – вышел молодой человек, встал перед свиньёй, больно ущипнул её за пятачок, а потом стал убегать. Свинья бросилась за ним.

– Ура! Пошла! Пошла!

Люди начали хлопать в ладоши, подсвистывать и пританцовывать.

– Ах, иди! Ах, иди!

Свинья догнала оскорбившего его человека, поддела его и сбила с ног. Тот упал, потом вскочил, отряхаясь от снега, побежал дальше, стараясь удалиться от преследовавшей его свиньи, но она не отставала.

– Как его звали? – спросил Семенихин.

– Иван… – ответил кто-то, потом испуганно спросил: – А что с ним?

Тут небеса зажглись непереносимой яркостью, озаряющим всё поле пламенем белого света. Ударили молнии; зажглись зарницы; вспыхнули огненным дымом облака.

Люди упали ниц, в страхе зажмуриваясь и зарываясь лицами в снег, только Семенихин стоял гордо и смотрел вперёд.

Буквально через мгновение всё кончилось.

Когда все поднялись и посмотрели на поле, то увидели, что там больше нет ни свиньи, ни Ивана.

– Что это?! – раздался испуганный возглас.

– Всё правильно, – сказал Семенихин. – Смотрите! Слушайте! Наблюдайте!

Небеса словно разверзлись, и оттуда, сверху, посыпались какие-то сперва не видные, а потом всё более заметные, светлые точки.

– Вот они!!! – буквально завопил Коля и стал подпрыгивать на месте от очевидного счастья. – Мы победили! Гроссе Руссише Швайн! Ура!!!

– Это… Это…

Точки приближались и приближались, принимая распознаваемые очертания.

– Это – свиньи! – сказал кто-то.

– Дурак ты! – насмешливо откликнулся другой. – Это – поросята!

У Семенихина в кармане зазвонил мобильный телефон. Он его достал и приложил к уху. Звонил Ян.

– Привет, Коля, – сказал он.

– Привет. Как твоя жизнь?

– Инна умерла, – ответил Ян.

Семенихин съёжился и стал ещё более внимательно смотреть на небесных поросят, совершенно не зная, что ему надо делать и говорить.

– Я потом позвоню, – наконец, раздался голос Яна в трубке, и разговор был окончен.

Один из поросят приземлился рядом. Он выбрался из снега, встал на задние лапы, сложил передние по швам и подошёл к Семенихину.

– Капитан Леонтьев для дальнейших распоряжений прибыл! – отчеканил поросёнок.

– Вольно, – рассеянно сказал Семенихин и посмотрел в небо, где всё уже было, как обычно, никаких поросят, только стайка перелётных мышей, которые улетали куда-то вдаль.