Кража по закону
Кража по закону
страна подсудимых
Инвестор и его подручные, приехав в село на стареньких отечественных машинах, уезжали из него на новеньких иномарках, бросив обобранных ими людей.
Сергей Парфёнов одно время служил в администрации Каракулинского района Удмуртии и даже дослужился до заместителя главы. Так, быть может, и поднимался дальше по административной карьерной лестнице, если бы не случайный вечерний разговор с главой района.
- Как там наш колхоз? – спросил между делом Сергей.
– Помирает, – сказал глава. Они были земляками. – Нужен сильный руководитель. Кого послать, не знаю. Может, пойдёшь?
– Когда?
– Сегодня. Завтра будет поздно.
Колхоз "Русь" (так он прежде назывался, ныне это племенное хозяйство ООО «Родина») был уже объявлен банкротом и мог со дня на день прекратить существование. Ему была уготована судьба колхоза-миллионера имени Ленина, располагавшегося своей центральной усадьбой неподалёку, в селе Арзамасцево.
Пока Мамка кормит
Нет, нельзя сказать, что люди в Арзамасцеве сидели сложа руки и смиренно ждали, когда колхоз умрёт. В отсутствие государственной финансовой поддержки колхозники сами дотировали хозяйство. За свой счёт проводили сев, покупали семена, топливо, запчасти. Зарплату получали натурой – бычками, свиньями, зерном, соломой, сеном. Наконец районные власти привезли инвестора – депутата законодательного собрания республики Кулешова.
– С ним, – обещали, – заживёте припеваючи.
Поначалу жизнь действительно стала налаживаться. Новый хозяин начал платить зарплату живыми деньгами, коих здесь давно не видели. Появилась надежда. Но как появилась, так и умерла. Вместе со свиньями, павшими от голода, и стельными коровами, пущенными новыми хозяевами под нож.
– Свиньи дохнут, коров, даже стельных, вывозят на продажу, новенькие комбайны режут на металлолом, бетонные плиты и те сбывают на сторону. Более тысячи человек на грани нищеты. И всё это по закону? – спрашивали районного прокурора жители Арзамасцева.
– А кто добровольно отдал инвестору свои земельные и имущественные паи? – спрашивал, в свою очередь, прокурор. – Теперь он хозяин, что хочет то и делает.
И подтверждал:
– Всё по закону.
Люди плакали, видя, как расхищается добро, нажитое годами, но сделать ничего не могли. Инвестор и его подручные, приехав в село на стареньких отечественных машинах, уезжали из него на новеньких иномарках, бросив обобранных ими людей на произвол судьбы.
Вместе с инвесторами покинули Арзамасцево и жившие в нём мужчины. Молодёжь подалась на нефтепромыслы, кто постарше – в соседние хозяйства или в город. Кто-то спился. Женщины и дети выживали в основном за счёт стариков-пенсионеров. В речевом обиходе появилась даже новая аббревиатура из трёх букв – ПМК. Пока Мамка Кормит . Так на эти три буквы и жили.
Теперь такая же опасность нависла и над колхозом «Русь».
«Здесь дедушки мои, бабушки, отец, полсела родственников живут, и кому-то всё это вместе с ними отдать? Нет уж!» – так объясняет Сергей тот крутой поворот в своей судьбе.
Начал с того, что, создав на базе «Руси» новое дочернее предприятие «Родина», спешно перевёл туда все активы признанного банкротом колхоза, чтобы увести их от распродаж. А переведя, стал срочно возводить бастионы, которые позволили бы не ввергнуть в пучину банкротств и «Родину».
По республиканской программе субсидирования покупки техники обновили машинно-тракторный парк. Сконструировали свою крупорушку – стали делать перловую, ячневую крупу, дробить горох. Своя мельница позволяла делать собственный фураж, а это тоже экономия. Обновили стадо. Провели газопровод. Он вместе с проектом обошёлся хозяйству в 3,5 миллиона, но уже через год эти затраты окупились. Построили новые фермы. Наладили контроль и укрепили дисциплину. В частности, установили на машинном дворе и в зернохранилище видеокамеры. Ввели в штат должность заместителя по экономической безопасности.
Что греха таить, иногда специалисты пытались работать на свой карман. Пресекли это дело, как и попытки механизаторов сливать солярку из топливных баков, привычку рабочих приворовывать зерно с зерносклада. Памятуя о недавней смертельной опасности банкротства, стали пристальнее следить и за внешней безопасностью, на корню пресекать все попытки рейдерских захватов.
Стыдно за такую власть!..
А опасаться было чего.
В республике только за период с 2002 по 2010 год через процедуру банкротства, инициатором которой в основном выступала Федеральная налоговая служба, прошли 302 сельхозорганизации, 254 из них – c последующей ликвидацией.
На предприятии «Велипельга» Вавожского района сменившийся в очередной раз собственник вывез всю технику, продал и отправил на забой скот, в том числе и коров на последних месяцах беременности. На имущество и зерно был наложен арест за неуплату страховых взносов. 70 человек остались без работы.
В ОАО «Агрокомплекс» Воткинского района были частично распроданы основные фонды. Четыре фермы по 200 голов ушли с молотка всего за 4,5 миллиона рублей, хотя строительство каждой требовало куда больше средств.
СПК «Качкашурское» Красногорского района, имея 1600 коров и 600 свиней, при долге 948 тысяч рублей было выставлено на торги всего за 500 тысяч.
– Районная власть не только пустила на самотёк процесс банкротства перспективного хозяйства, но и не приняла участие в торгах, хотя в соответствии с федеральным законодательством муниципалитет имеет на таких торгах преимущество перед другими покупателями, – возмущался глава республики Александр Волков. – Стыдно за такую власть, которая пассивно смотрит, как нечистые на руку люди растаскивают вполне дееспособные хозяйства. Иначе как попустительством я такую деятельность назвать не могу. Как вы будете смотреть в глаза работникам этих хозяйств, что скажете в своё оправдание?
Не реаниматор, а могильщик
Увы, сказать было нечего не только районным или региональным властям, но и центральным.
– Можно ли помочь крестьянам, которые в результате преобразования хозяйств лишились земли и имущественного пая? Пока мы не выиграли ни один суд, – признавался бывший министр сельского хозяйства, ныне депутат Госдумы Геннадий Кулик. И пояснял: – Там большие деньги на кону. Причём во многих случаях неблаговидную роль играют прокуроры. Кроме того, я не знаю ни одного случая банкротства, который бы привёл к финансовому оздоровлению предприятия. Как правило, это передел собственности и захват земли. Надо делать поправки к закону о банкротстве и вернуться к закону о финансовом оздоровлении.
Вернулись. Но кардинально ничего не изменили. После принятия нового закона ещё хуже стало. Но об этом чуть ниже.
Неблаговидную роль играют и конкурсные управляющие. Назначаемые извне, подотчётные лишь своей вертикали, они игнорируют интересы населения и местной власти. В лучшем случае оставят на столе главы местного самоуправления телефон, по которому никто не отвечает, и адрес в виде номера абонементного ящика. Всё! На практике такой управляющий, скорее, не реаниматор, а могильщик, конкурсное же управление откровенно цинично и проводится не в целях оздоровления, а в целях максимального выкачивания денег.
Внедряя банкротство, как систему управления экономикой, власти, как и в реформировании других сфер бытия, пытались слепо перенести на нашу почву западный механизм, не просчитывая, как это у нас заработает. Действительно, с 1999 года резко пошла вверх динамика банкротств, в чём поначалу усматривались даже позитивные явления – ускорение перераспределения собственности от неэффективных собственников к эффективным. Но потом стало ясно, что банкротили не тех, кто лежал на боку и встать уже не мог, а тех, у кого оставались хоть какие-то активы. И захватчики были заинтересованы не в развитии бизнеса, а в выводе ликвидных активов предприятия и фактически в его ликвидации.
– Банкротства сельхозпредприятий в том виде, в котором они существуют, это разбой среди бела дня, говорит президент Республики Удмуртия Александр Волков, – а правоохранительные органы разводят руками: мол, всё по закону, виноватых нет. Если откровенно, то это больше похоже на диверсию. Признаться, я не знаю ни одного предприятия, прошедшего через банкротство, которое бы оздоровилось и получило новое развитие. Как правило, имущество его покупается за копейки, затем распродаётся, а жители, для которых это предприятие порой единственная организация, где можно работать, остаются ни с чем. Однако, к моему удивлению, многие это воспринимают спокойно – вроде как всё в рамках закона. Но ведь это неправильно! Во-первых, хочешь быть собственником – заработай эту собственность, получи её по реальной стоимости. А во-вторых, предприниматель не должен в погоне за наживой забывать о судьбах людей, живущих на селе, которые остаются без средств к существованию и без надежд на будущее. Я считаю, что процедура банкротства в её сегодняшнем виде ничего хорошего российскому, в том числе и удмуртскому, селу не принесла .
...Кстати, Удмуртия пыталась предупредить такие рейдерские захваты. Муниципальным властям и органам местного самоуправления было поручено отслеживать ситуацию и по возможности опережать события. В практику вошло присоединение должников к сильным предприятиям. Если опередить события не удавалось, рекомендовали местным властям выкупать на торгах имущество банкротов и создавать на этой базе муниципальные сельскохозяйственные предприятия. По поручению Александра Волкова в Министерстве сельского хозяйства и продовольствия республики была создана рабочая группа, в которую вошли опытные специалисты из разных областей – юристы, экономисты, призванные предупреждать захват. Совместно с Удмуртским центром сельскохозяйственного консультирования выполнялась программа реформирования предприятий, находящихся в стадии глубокого финансового кризиса. За семь лет в ней приняли участие 44 предприятия, это позволило сохранить на селе четыре тысячи рабочих мест и создать дополнительно ещё 500.
В числе спасённых от банкротства оказался и бывший колхоз «Русь», к которому уже присматривались известные в республике спекулянты, разорившие не один сельхозкооператив.
Но своих собственных возможностей в борьбе с рейдерством республике было мало. Требовалось изменение законодательной базы, а это могла сделать только Государственная Дума. Тем более что в целом по России ситуация была ещё более драматичной, чем в Удмуртии.
У прокуратуры «руки коротки»
Судите сами. Из 23 000 крестьянских хозяйств, которые ещё продолжали дышать, в 2005 году было обанкрочено более двух тысяч, в 2006 году – шесть, далее по нарастающей. Разорение, как правило, шло либо через покупку инвесторами контрольного пакета акций и изменение Устава, дающее право новым хозяевам продавать имущество и выводить из оборота земли сельскохозяйственного назначения. Либо через процедуру банкротства, что тоже давало право людям с толстыми кошельками и тонкой совестью скупать за бесценок, а затем распродавать материальные ресурсы банкротов.
С принятием в 2002 году нового Закона «О несостоятельности (банкротстве)» ситуация ещё более усугубилась. Вместо принципа неоплатности был введён принцип неплатёжеспособности. То есть будь у тебя имущества хоть на миллиард, но если ты в течение трёх месяцев не отдал долг в 101 тысячу рублей, это уже являлось основанием для возбуждения процедуры банкротства.
Сельчан, работа которых сезонна и у которых деньги появляются лишь по осени, когда выращен урожай, поставили в один ряд со всеми. И сельское хозяйство попало в ловушку. Суть её была в следующем. Сезонное кредитование производилось не живыми деньгами, а товарными кредитами. Товары, главным образом масла и горючее, навязывались крестьянам по ценам, в 2–3 раза превышающим рыночные. После уборки урожая при гашении кредита продукцией чиновники опять же назначали такие закупочные цены, которые не обеспечивали доходность, достаточную для погашения кредита. По этой схеме в целом по стране было обанкрочено около 10 тысяч колхозов и совхозов, в результате чего брошенными оказались 13 тысяч сел и посёлков.
У пригородных хозяйств, расположившихся вокруг мегаполисов, была иная беда – земля, на которую претендовали уже не предприниматели-одиночки, а крупные олигархические структуры. На слушаньях по земле в Совете Федерации Сергей Федотов, член общественной организации «Совет инициативных групп в защиту прав собственности земли», рассказывал:
– В 2003 году в Московскую область пришла группа мощных московских банков, предварительно распределив территорию между собой. Мошеннически собрали свидетельства на землю у половины земельных дольщиков Подмосковья, а это 700 тысяч человек. Об этом знают прокуратура, полиция, Роснедвижимость, но ничего не предпринимают. Работники прокуратуры признаются: «У нас руки коротки» . За Московской областью и остальные субъекты Федерации, создав процедуру скупки земель, выбросили на рынок огромное количество чёрного нала – десятки миллиардов рублей – и фактически завладели землями сельхозназначения, а также сельхозпредприятиями. Учитывая то, что крестьяне своих паёв земельных и имущественных не продавали, рейдеры зарегистрировали право на землю и недвижимость по подложным документам.
Заказчиками банкротств сельхозпредприятий являлись либо их руководители, либо внешние «агрессоры».
Раковая опухоль рейдерства
Интересы директората во многих случаях были достаточно локальны: банкротство позволяло им вывести наиболее ценные активы из состава предприятия (например, лесопилки, фермы, АЗС, склады, технику и т.п.) или же просто очиститься от долгов. Как правило, директора и аффилированные с ними структуры являются инициаторами банкротств в не очень крупных хозяйствах, где контроль со стороны муниципальных властей и местных элит практически отсутствует.
Внешние «агрессоры», наоборот, заинтересованы в банкротстве крупных предприятий, из которых можно побольше выжать. В этой группе выделяются два типа компаний: одни используют банкротство для получения имущества, чтобы через несколько месяцев распродать его (их рентабельность зависит от наценки, с которой удастся перепродать имущество); другие имеют в отрасли стратегические цели и за счёт банкротств пытаются расширить свой бизнес. На селе одновременно с переделом собственности шло стихийное формирование новых элит в аграрном секторе.
Василий Мельниченко, представитель Уральской народной ассамблеи, после того как на его глазах были захвачены и разорены 14 крупных сельхозпредприятий в Свердловской области, рассказал:
«У нас есть юридическая контора «Свердловск-Энерго», почти все являются её должниками. Она подаёт в суд – и через месяц от села ничего не остаётся. А если это крепкое хозяйство, то по программе АПК ему выдают мощный кредит, а через год оно уже разорено; деньги при этом уходят «наверх».
Такого массового и, по сути, вредительского банкротства, как в России ХХI века, нет ни в США, ни в Европе, откуда мы списываем свои реформы, ни в Китае, ни в Индии.
Понимая, что собственными силами с раковой опухолью рейдерства не справиться, депутаты Законодательного собрания Удмуртии сформулировали и направили в Госдуму РФ поправки к Закону о банкротстве. Они предлагали включить в круг участников в деле о банкротстве представителей органов исполнительной власти субъектов Федерации и органов местного самоуправления. Арбитражный управляющий должен был, по мнению удмуртских законодателей, иметь стаж работы в сельском хозяйстве не менее пяти лет и не менее года на руководящих должностях. И обязан предоставить местным властям разработанный им план временного управления, чтобы те могли дать заключение на него, которое в последующем будет рассмотрено общим собранием кредиторов.
А главное – первоочередное право покупки имущества должно быть закреплено за тем, кто покупает его целиком, как имущественный комплекс. В противном случае, исходя из практики, это имущество безвозвратно выбывает из производственного процесса, что оборачивается необоснованным разорением по всей России десятков тысяч сельскохозяйственных предприятий и дикой безработицей на селе.
Увы, эти предложения были встречены в штыки Комитетом по собственности Госдумы и в результате ни одно из них поддержки парламента не получило.
А Каракулинский район Удмуртии за 11 миллионов рублей выкупил у бывшего инвестора Кулешова то, что ещё осталось от бывшего колхоза-миллионера имени Ленина. Теперь это уже муниципальная собственность, никто другой не может его распродать.
Впрочем, распродавать-то уже практически нечего. Украли. Причём – не нарушая закон.
Республика Удмуртия
Теги: рейдерство , инвестиции , бизнес