Исраэль Шамир ЕВРЕЙСКИЕ РУЧЬИ В РУССКОМ МОРЕ

Исраэль Шамир ЕВРЕЙСКИЕ РУЧЬИ В РУССКОМ МОРЕ

Начнем с литературного детектива. Два года назад, приехав в Москву из своего левантийского захолустья, я зашел в дружественную редакцию, где мой знакомец, предварительно выглянув в коридор и заперши двери, достал из ящика стола тонкую желтую книжку-памфлет в бумажном переплете. Меры предосторожности соответствовали ее внешнему самиздатскому виду, а на обложке стояло название: "Евреи в СССР и будущей России", и имя автора — Александр Солженицын. Издатель памфлета г. А. Сидорченко писал, что в его руки попала рукопись 1960-х годов, и он счел своим долгом предложить ее читателю, подверстав к ней заодно собственное сочинение. Мой знакомец подтвердил, что текст был и в самом деле написан без малого сорок лет назад молодым автором "Одного дня Ивана Денисовича" и передан им на хранение нескольким друзьям, с просьбой опубликовать, если преждевременная смерть помешает ему доработать манускрипт. Судьба хранила Александра Исаевича, и он исполнил давний замысел, опубликовав увесистый двухтомник под названием "200 лет вместе". Рукопись же, вместо того, чтобы мирно тлеть в сундуке на даче в Переделкино, вырвалась на свободу.

Я запоем прочел памфлет, и он восхитил меня своим пламенным горением и дерзостью мысли. Строки памфлета дышали страстью, как письмо князя Курбского — царю Иоанну; перо и неповторимый стиль автора "Архипелага" чувствовалось повсеместно, начиная с зачина: "Объемистый, острозубый, неухватистый камень, который и поднять нам как будто не по силам и не поднять — нельзя. Еще сегодня этот вопрос можно обходить. Еще и завтра с ним можно будет обтолкаться. Но я вижу, как послезавтра он возвергнется сам — и много свершится худого, если нам не обдумать ничего заранее". Солженицын пылко живописал те проявления еврейского национализма, с которыми он столкнулся. Для историка литературы в особенности интересными были страницы, посвященные давлению друзей-евреев, в частности Г. С. Померанца с супругой, на автора самиздатского "Круга Первого": они требовали у Солженицына сделать главного героя евреем, либо "вписать" другого героя: "Теперь, за меня мои творческие планы сметя, указали мне, что пора приниматься за роман, пьесу, или хотя бы рассказ "о благородном стойком смелом еврее"". Теленок бодался не только с дубом…

Солженицын отрекся от памфлета, видимо, счел его — неоконченной заготовкой к большой книге, а может, смутился резкими суждениями своей молодости. В интервью в "МН" он сказал о публикации Сидорченко: "Это хулиганская выходка психически больного человека. В свою пакостную желтую книжицу он рядом с собственными "окололитературными" упражнениями влепил опус под моим именем. Ситуация настолько вываливается за пределы цивилизованного поля, что исключает какой бы то ни было комментарий, а от судебной ответственности этого субъекта спасает только инвалидность".

Его резкие слова заставили многих усомниться в подлинности авторства Солженицына. Когда памфлет был опубликован в Интернете (израильским литератором Сашей Свердловым), некто Сергей Сметанин, взявший себе значимый электронный "ник" Prozelit, не поленился и написал следующее письмо публикатору:

"Здравствуйте, господин Саша Свердлов!

Я пишу вам по поводу документа, опубликованного Вами на сайте antisemitism.narod.ru. Это сочинение "Евреи в СССР и в будущей России", написанное от имени Александра Солженицына. А. Солженицын назван на сайте её автором.

Между тем, хорошо известно, что Солженицын автором этой книги не является. Об этом можно почитать в его интервью, которое доступно по многим адресам, например http://tolerance.ngo.ru/publications/2001/public269part1.php или http://www.jewish.ru/488.asp. Многие другие критики ссылаются на эту работу как на фальшивку.

Прошу Вас указать на сайте antisemitism.narod.ru, что Александр Солженицын не является автором этой книги.

С уважением,

Сергей Сметанин

prozelit@altern.org

P.S. Я сначала не понял, что сайт принадлежит Вам, поэтому направил жалобу непосредственно администратору narod.ru. Но пока они ничего предпринимать не будут".

В советские времена он, наверное, побежал бы с жалобой в горком. Недаром в народе говорят, что прозелиты стараются быть святее Папы Римского, а Талмуд выражается еще резче: "Прозелиты подобны парше на голове Израиля". Но, несмотря на многочисленные жалобы Прозелита, спорный текст все же остался на другом сайте Саши Свердлова и по сей день. Текст памфлета был безошибочно солженицынским, и никто другой — уж точно не Сидорченко — не мог его написать. Выход второго тома Солженицына положил конец спорам об авторстве, потому что значительные блоки памфлета (в частности, споры с Померанцем) стали его интегральной частью.

На этом кончается детективный сюжет — полным оправданием всех участников драмы. Солженицын имел право передумать за сорок лет и отказаться от своего раннего труда.

Но я не берусь осуждать и издателя г. Сидорченко, разве что за то, что присовокупил свой недопеченный труд к пылающим строкам Солженицына. Мы не осудили бы человека, спасшего от огня — вторую часть "Мертвых Душ", потому что право автора на его произведение сродни праву отца на ребенка; оно не дает права погубить ребенка или уничтожить рукопись. Солженицын вправе отказаться от своего "дитяти", но у "дитяти" есть право жить самостоятельно. Эту мысль четко выразил Александр Дугин в своем предисловии к книге Миши Вербицкого "Антикопирайт": "Творчества нет, есть открытость внутренним ветрам и ярость к внешним преградам. И творец есть медиатор стихий. Но стихии не принадлежат никому. Только тот вор, кто объявляет собственность на работу стихий ".

Было бы жалко потерять этот текст. Как и положено памфлету, он не претендовал на объективность — это был крик души, а у таких текстов есть право на жизнь. Хотя мы знаем, что Надежда Мандельштам была крайне несправедлива ко многим друзьям и подругам поэта, но мы не сжигаем ее пристрастные мемуары. Вместо этого, мы читаем и уравновешивающее интервью Эммы Герштейн , записанное Ириной Врубель-Голубкиной. Так "Тайная история" Прокофия Кесарийского, клеймящая императрицу Феодору, уравновешивает в нашем сознании ее святой облик на мозаиках Сан Витале в Равенне. Одна из целей настоящей статьи — уговорить Александра Солженицына примириться с плодом своей юной страсти, признать и переиздать памфлет.

Двухтомник "Двести лет" Солженицына — явление иного порядка. Если памфлет был яркой и пристрастной речью прокурора, то двухтомник — судебное заключение, спокойная попытка уравновесить свое давешнее пристрастие, создать более объективное прочтение истории. Конечно, речь идет не о прошлом, но о настоящем и будущем.

Если свести тысячу страниц двухтомника к двум фразам, откинув все оговорки, получится следующий рассказ. Российская Империя случайно наткнулась на спящую еврейскую общину Польши, растормошила, постаралась оживить, а евреи проснулись и рванули завоевывать империю. Когда имперские власти пытались их сдержать, они с помощью своих союзников форсировали революцию, перебили русскую интеллигенцию, заняли все командные посты в стране. В 1937-38 годах Сталину удалось оттеснить евреев от власти и русифицировать элиты. Евреи разочаровались в коммунизме и стали уезжать — кто в Израиль, а кто и на Запад, хуля Россию и коммунизм. "Покайтесь! Вы принесли большевизм в Россию!" — говорит им Солженицын.

По этому пересказу ясно, что книга доходит до 1990 года. Потому что иначе у истории был бы иной финал. Экстраполируя ее в том же ключе, в 1991 году евреи и их союзники свергли советскую власть и снова вытеснили русских из элитного эшелона. Так, роскошная квартира на Арбате, в которой до революции жил князь Пожарский, перешла в 1919 году в руки наркома Натанзона, в 1937, после расстрела оного, досталась члену ЦК Петрову, а в 1992 году она была куплена олигархом Рабиновичем.

Те же факты можно интерпретировать по-разному. По одной версии, Россия сходила в коммунизм, разочаровалась в нем и вернулась обратно в капитализм. По другой, в России шла борьба двух элит, русской и еврейской, за власть в стране, наподобие библейской схватке Иакова и Исава, и после трех революций (1917, 1937, 1991) квартира перешла к еврею. То есть советская власть в 1938-1990 гг была — русской властью, и Александр Солженицын, автор "Архипелага", ведущий антисоветчик, немало потрудился для того, чтобы российский алюминий оказался у моего соседа слева Льва Черного, а российское телевидение — у моего соседа справа Владимира Гусинского. А тогда бессмысленны призывы к покаянию, или, точнее, русский националист Солженицын должен покаяться сам. Ирония судьбы остается за пределами книг.

Есть ли объективный критерий, позволяющий нам выбрать ту или иную концепцию? Есть. Если олигарх Рабинович женит сына на дочке Пожарского, а дочь выдаст за Петрова, и сыграет свадьбы в храме Вознесения у Никитских ворот, значит, русский народ смог подмять еврейскую волну, как до этого он справился с татарами, варягами и остзейскими немцами, не отразив, но поглотив и использовав их энергию. Если же дети Рабиновича будут проводить полгода в Израиле, а олигарх подтолкнет Россию к войне с исламским миром на стороне Америки, значит, слияния не произошло. Солженицын сомневается в способности России ассимилировать евреев, но, мне думается, он не прав.

Большая часть людей, называющих себя "русскими евреями", — дети смешанных браков. В глазах филосемитов это неисправимый изъян. Известно, как относятся к "неполноценным евреям" в Еврейском государстве: их не венчают, не берут на работу и хоронят за забором кладбища. Перед ними выбор — быть "неполноценными евреями" или обычными русскими людьми. С небольшой особинкой, но не больше, чем у потомков татар или мордвы или остзейских немцев. Жуковский был наполовину турком, Пушкин — на четверть эфиопом, Набоков вел род из татар, но это не мешало им быть русскими.

Нет "еврейских генов", плохих или хороших, а еврейская культура давно утеряна, равно как и язык, и кухня. Говорящих на идиш, поедающих фаршированную щуку религиозных евреев не так много, а евреев по культуре и того меньше. Одержимые еврейские националисты свалили в Израиль, но и там русские евреи по-прежнему едят гречневую кашу, пьют водку, поют русские песни, а по воскресеньям украдкой ходят в православную церковь. И даже ярые еврейские ура-патриоты из Хеврона имитируют Баркашова и читают "Лимонку".

Сольются ли еврейские ручьи в русском море, оно ль иссякнет в них — этот вопрос решается сейчас, и книга Солженицына сыграет свою роль в его решении. Агиография Еврейского народа — невинного мученика и страдальца, тиражируемая американскими и израильскими идеологами, давно нуждалась в балансирующем, альтернативном нарративе как предпосылке к созданию объективной истории. В первую очередь, отрезвляющая альтернатива нужна нам, потомкам русских евреев, как противоядие от безудержной пропаганды еврейского шовинизма и расизма.

Не секрет, что еврейский расизм, или "филосемитизм", не пострадал от "политической корректности". Мы справедливо негодуем, услышав "не смей выходить замуж за еврея", но ни одного еврея еще не осудили за сравнения смешанных браков — с Освенцимом. А такие сравнения делались и Голдой Меир, и нынешними американскими и израильскими идеологами.

Исторический нарратив, как учили нас Фуко и Саид, это манифестация господства. По причинам, рассмотрение которых выходит за рамки настоящей статьи, исторический нарратив Америки, "единственной сверхдержавы", превратил новейшую историю евреев в центральное событие нашего времени, эквивалент Страстей Христовых, где преследования евреев в России (Крестный Путь) завершаются Холокостом (Распятие) и созданием государства Израиля (Воскресение). Более того, филосемитизм (вера в еврейскую исключительность и превосходство) стал религией Америки, а после 1989 года филосемитский нарратив активно имплантируется в России.

Отметим, что филосемитский нарратив не суть "любовь к евреям"; его черная подоплека — это поклеп на все человечество, на русский народ и на народы Европы, на христиан и мусульман, короче — на всех "гоев", что они-де беспричинно обрушились на святой народ Израиля, аки волки на агнцев. Первой жертвой филосемитизма становятся те, кто считает себя "евреями". (Для нашего читателя, знакомого с понятием imaginary community, смысл кавычек ясен.) Они верят в собственное превосходство, ведут себя неприемлемым образом по отношению к "низшим" окружающим, губят свои души. Они становятся неспособны к творчеству — недаром все крупные поэты еврейского происхождения — Гейне и Тувим, Пастернак и Мандельштам — крестились и "евреями" себя не считали. Филосемитизм — это опасная душевная болезнь, вид паранойи, результат внушения человеку одной нехитрой мысли: "Все перед нами кругом виноваты!" . И поэтому самый важный и нужный элемент книги Солженицына — это спокойное объяснение того, что в России к евреям относились не хуже, а лучше, чем к другим. При прочих равных — гораздо лучше, чем к другим, например, к русским крестьянам.

Так, филосемиты говорят: почему царская Россия не пускала евреев Жмеринки селиться в Москву? А других — пускали? А другие страны — пускали? Пару десятков лет тому назад, правитель Уганды Иди Амин решил отделаться от "евреев Восточной Африки" — выходцев из Индии, прочно взявших в свои руки весь бизнес в его стране. Он приказал им покинуть Уганду. Европейское общественное мнение осуждало не только Иди Амина, но и "азиатов" — они избегали смешанных браков с африканцами, держались свысока и особняком, занимались ростовщичеством, вывозили валюту и вели себя антиобщественным образом. Эти упреки были предъявлены в апреле 2003 года в программе БиБиСи, которую вел Тим Себастиан, — и не вызвали смятения. У "азиатов" (так они назывались в прессе) были на руках английские паспорта, но Англия отказала им в разрешении на въезд. Никого не удивило, что Англия не приняла "собственных граждан", поскольку понятно — не все граждане империи имеют право селиться в метрополии, иначе Лондон превратится в Бомбей, а Москва в Жмеринку.

Книга Солженицына окажется — нет, не последним судией, но полезным орудием в споре за нарратив. Этот спор ведется не между евреями и гоями, не между филосемитами и антисемитами, но между филосемитами и антирасистами любого происхождения. Так, этот спор выхлестывался на страницах Новой Русской Книги, когда Максим Шраер, агрессивный американский филосемит, атаковал Валерия Шубинского и обвинил его в "самоненавистничестве" (этим странным термином филосемиты клеймят потомков евреев, не верящих в еврейскую исключительность): "рецензия Шубинского — прямое выражение его еврейского самоненавистничества. Комплекс Шубинского — ярко выраженный симптом еврейского самоненавистничества — отрицание угрозы антисемитизма".

Замечательный ответ Валерия Шубинского достоин цитирования:

"Соседство с Игорем Ростиславовичем Шафаревичем, выдающимся математиком, заслуженным правозащитником, незаурядным мыслителем, для меня не столь неприятно, несмотря на свойственный ему, к сожалению, антисемитизм. Я не счел бы отвратительным и общество таких несомненных антисемитов, как Вольтер, Кант, Гоголь, Достоевский, Блок, Честертон. Скажу ужасную вещь: я предпочел бы его обществу М. Шраера. Впрочем, что обо мне говорить! Ведь я — еврей-самоненавистник. Живо представляю себе Максима Д. Шраера, обзванивающего знакомых, чтобы узнать, что значится у меня в пятом пункте анкеты. Окажись я, в результате его разысканий, жалким гоем, не миновать мне обвинения в юдофобии. Что ж, если готовность спокойно, без пафоса и истерики, обсуждать сложные и трагические страницы национальной истории; отсутствие унизительной зацикленности на теме антисемитизма; — если все это самоненависть… Что ж — тогда я готов принять обвинение".

А вот как тот же Шраер ответил на рецензию "жалкого гоя" в НЛО : "враждебно-тенденциозная рецензия.… Но еще страшнее то, что в оценках (рецензента) Н. Мельникова звучит антиеврейская риторика. Кощунственно сомневаться в том, "приложимы" ли к Набокову еврейские вопросы. Писать о Набокове то, что написал Мельников в своей вредоносной рецензии, есть ни что иное как надругательство над памятью не только Набокова-человека, но и еврейского народа и его шести миллионов, погибших в Холокосте. Выпады Н. Мельникова подозрительно отдают и т.д."

С такой надрывной истерией в голосе, с такой угрозой, с такой спекуляцией именами мертвых, пожалуй, никто не писал в русских литературных журналах с достопамятного 1948 года… Двухтомник Солженицына следует воспринимать на фоне борьбы со шраерами — оголтелыми филосемитами. Нормальным же людям — потомкам евреев, евреям или и вовсе неевреям — этой книги бояться не приходится.

Подход Солженицына — крайне сдержанный и взвешенный. Например, разбирая дело Бейлиса, он подчеркивает неудачную работу прокуратуры и следствия и то, что присяжные — обычные русские люди — оправдали Бейлиса. Он осуждает по-шраерски яростную кампанию филосемитов — русских и зарубежных — против России. Он сожалеет, что так и не были найдены убийцы мальчика Андрюши Ющинского. В отличие от Розанова или Шафаревича АС не ставит вопрос, "а может ли быть в природе ритуальное убийство?". Видимо, автор сомневался в готовности современного общества спокойно обсудить этот вопрос. А зря — этот вопрос поставил и на него ответил Александр Эткинд в своей рецензии .

Эткинд приводит пример, взятый из мемуаров историка Семена Дубнова. "В 1919 году при Наркомпросе была создана Комиссия для исследования материалов по ритуальным процессам. Чтобы соблюсти объективность, Комиссию составили из четверых евреев и четверых христиан. Не сомневаясь в компетенции своих русских коллег, Дубнов почувствовал отличие их отношения к делу от своего собственного. Русские члены комиссии (среди которых были историк Сергей Платонов и философ Лев Карсавин) допускали, что среди евреев могла существовать тайная секта, которая практиковала ритуальное насилие. Дубнов и его еврейские коллеги (среди которых были этнограф Лев Штернберг и юрист Генрих Слиозберг) были уверены в невозможности такового. Сегодня на эти вещи можно смотреть проще. Я не верю в обвинение по делу Бейлиса, но ведь не поверили в него и славяне-присяжные. Но я не считаю вовсе невозможным, чтобы среди евреев где-либо, когда-либо существовала изуверская секта. Я немало занимался русскими сектами, которых (как, например, скопцов) вполне можно отнести к изуверским. Подобные общины среди евреев мне неизвестны, но априорной невозможности этого я не чувствую. Получается, что мои чувства ближе к Платонову и Карсавину, чем к Дубнову и Штернбергу".

Эткинд прав — хорошо известный в Израиле каббалист Ицхак Гинцбург, "отец" религиозной общины "Од Иосеф Хай", сообщил в интервью американским газетам, что "еврей вправе вырвать печень из любого гоя, потому что жизнь еврея важнее жизни гоя настолько же, насколько жизнь гоя важнее жизни животного". Иными словами, опасный для людей потенциал филосемитизма не исчерпан, а тот, кто изначально не верит, что "евреи могут убить", — просто наивный расист. Но, в отличие от времен Бейлиса, теперь в России есть потомки евреев, готовые публично и недвусмысленно выступить против филосемитов и защитить Россию от их очередной кампании. Это может оказаться актуальным в ближайшее время. Ведь США нанесли удар по Ираку, ссылаясь на "преследования курдов". Если угроза американской агрессии нависнет над Россией, скорее всего, американские "нео-коны" — филосемиты подымут жупел "русского антисемитизма". Поэтому борьба с идеологией филосемитизма (а не с биологическими потомками евреев) остается актуальной.

Конечно, не только в России. Фридрих Горенштейн, проживший последние годы своей жизни в Германии, помогал немцам выйти из моральной травмы всеобщей вины, которую выпестовали филосемиты. Владимир Сорокин написал замечательную пьесу "Свадебное путешествие", которая была поставлена в Берлине и несомненно помогла немцам. Эту пьесу следовало бы поставить и в Москве. Ведь ставил же МХАТ пьесу израильского драматурга Иошуа Соболя об Отто Вейнингере, с ее универсальным мессаджем.

На фактическом уровне двухтомник хорошо документирован, но современные западные историки (евреи и неевреи) повторили, а во многом превзошли результаты Солженицына. Так, покойный израильский историк проф. Исраэль Шахак (его труд в русском переводе израильтянки Лидии Волгиной помещен на сайте www.left.ru) дал убийственный анализ традиционной еврейской общины и раскрыл расистскую сущность талмудизма. Вышедший в Кембриджском университете сборник исторических статей подтвердил мнение Солженицына, что погромы не были инспирированы царским правительством, и их объем был значительно раздут тенденциозной филосемитской прессой того времени. Американский историк Бенджамин Гинсберг подтвердил факт непропорционального участия евреев в работе ЧК, КГБ и ГУЛАГе. Его выводы куда более резки, нежели у Солженицына. Английский историк Дж. Израэл полностью дезавуировал раздутые цифры гибели евреев во время восстания Хмельницкого. (Видимо, не зная этого исследования, "Независимая Газета" оспаривала подобное мнение Солженицына.)

Конечно, дело спасения исторического нарратива от филосемитского засилья не является исключительно трудом этнических евреев. Так, упомянем "Слезы Исава", капитальный исторический труд Альберта Линдеманна , калифорнийского профессора, вернувшего проблеме антисемитизма ее исторический контекст. Покойный русский историк Вадим Кожинов демифологизировал тему "черной сотни", а калифорниец Кевин Макдональд описал поведение еврейских общин, пользуясь биосоциологией неодарвинистов.

Не все гладко у Солженицына. Апокрифический "еврейский царь России" Лев Троцкий крайне негативно относился к евреям и любил русских. Он с восторгом рассказывал, что простые солдаты считали его русским, а Ленина — евреем. Яков Свердлов вырос в русской среде и в филосемитизме не был замечен. В верхушке большевиков говорил на идиш только Дзержинский — этнический поляк, выросший в еврейском Вильно. Борьба с еврейским национализмом велась параллельно с неприятием антисемитизма, и ей мы обязаны во многом успешной ассимиляцией евреев.

Ошибался Солженицын, считая, что-де с массовой эмиграцией евреев в Израиль, можно подвести черту под "двумястами годами вместе". Русская община в Израиле стала фактором культурной жизни России, причем влияние идет в обе стороны: сионисты ведут активную пропаганду еврейского превосходства, но и Россия влияет на умы людей, увидевших воочию: куда лучше быть евреем среди гоев, нежели гоем в еврейском государстве. История продолжается, что бы ни говорил Фукуяма, и в нашем прошлом нужно разобраться во имя нашего завтра.