ДРУГ ДРУГОМ МЫ ОКРУЖЕНЫ

ДРУГ ДРУГОМ МЫ ОКРУЖЕНЫ

Семён ЛИТВИНЦЕВ

К БОЛЬНОЙ РОССИИ

Сними с себя венец бесславный

Ты перед истиной святой.

Не жги обдуманной отравой

Народ, обманутый с тобой.

Теперь, прикинувшись невеждой,

Ты с покаяньем не спешишь.

Но в добрых помыслах надеждой,

Вновь, как алмаз, искрясь блестишь!

Тебя из сердца мне не вынуть,

И не отречься никогда!

Иль возгорится, иль остынет

Твоя нетленная звезда?..

Россия! Сбрось венец терновый

Надетый сворой в Октябре.

И возложи златой, лавровый,

Как и положено Тебе!

ПОЛЕ МАНЬЧЖУРИИ

Влечёшь меня к себе, влечёшь,

Родное поле, вековое.

И ковылём, шурша, метёшь

Ты, одинокое, седое...

Тебя покинули стада,

И журавли вновь улетели...

Вот-вот настанут холода,

И крыльями взмахнут метели...

В святом предчувствии снегов,

Летящих вьюгой с небосклона,

На всё согласное средь снов,

Молчишь. Молчишь ты обречённо...

РАССТАВАНИЕ У МОРЯ

После двух ночей бессонных,

провожала, страх тая.

И в её глазах влюблённых

отражался свет, да я.

И в опасную дорогу умоляла:

Не спеши!

Непомерную тревогу

утаив на дно души...

На прощанье целовала,

и жалея, и любя.

Постоянно повторяла:

Береги в пути себя!

До отъезда всё стояла

и смотрела мне вослед.

Да крестом благословляла,

оградив меня от бед.

Сердце женщины любимой

охраняет нас всегда!

Ждёт... с тоской невыразимой –

и обходит нас беда!

Александр

ГРОЗУБИНСКИЙ

***

Так даже ещё интересней.

Чем без толку горестно выть,

Придумай красивую песню

О чистой и нежной любви.

Цветы – чтоб тычинки и пестик.

А птицы – чтоб гнёздышки вить,

А ты – чтоб придумывать песни

О чистой и нежной любви,

Которой уже не случится

В твоей пустоте безнадёжной.

Но песню придумай о чистой,

Но песню придумай о нежной.

Мой театр

– 1 –

Ноженек жалко и жалко рученек.

Да еще головка – источник сюжетов.

Нет, из меня не получится мученик,

Но очень сойду как невинная жертва.

Иду в толпу, где лица теряются,

И в который раз замечаю с досадой,

Что такие, как я, здесь не растворяются,

Они всегда выпадают в осадок.

Это снимается только с кожею.

Это весь я от локтей до коленей.

Так и ношусь со своей непохожестью,

И ненавижу её и лелею.

– 2 –

Не выделяясь между прочих,

Стараясь быть одним из них,

Я рос, талантливо порочен

И обаятельно ленив.

За первое и за второе

Я получил своё в свой срок.

Живу фатально неустроен

И беспощадно одинок.

– 3 –

Тишина изгибается смерчами,

Пустота обступает химерами.

Наказанье Воскресным Вечером

Мне уже полной мерой отмерено.

Принимаю последние почести

Тихой жутью Воскресного Вечера.

Обречённый на одиночество,

Исключённый из человечества.

– 5 –

Если додавили до упора,

Тех, кто пожалеет, не ищи ты.

Я – себе надежда и опора,

Я – себе спасенье и защита.

И когда уже достали – во как!

И когда нашли и душат между

Ватных стен из вежливых уверток,

Я – моя последняя надежда.

– 6 –

Крупные беды гложут,

Мелкие теребят.

Был бы я помоложе –

Я бы любил себя.

Ну а теперь негоже.

Да и не хватит сил.

Был бы я помоложе –

Я бы себя убил.

– 7 –

Запомните меня таким:

Усталым, грустным, ироничным,

Талантливым до неприличья

По части слова и строки,

Влюбленным каждую неделю.

И что б ни скуки, ни тоски.

Я не такой на самом деле.

Запомните меня таким!

Валентина ЧЕЛОВСКАЯ

***

Холодную зиму нам всем обещали:

Промёрзшие ставни и слёзные окна,

Закаты с каёмкою лёгкой печали,

И солнце, что балует редко, наскоком.

И с кошкою те вечера у камина,

Когда своего ожидаешь Пегаса –

Всё то, что ты завтраками кормила,

Вдруг встанет, дождавшись особого часа.

И все полувздохи, и все полутоны,

И шёпот, что в сенях остался навеки –

Вдруг вылепят образ вон тот, затаённый,

Души всколыхнув полноводные реки.

ТЫ ЗАБЕРИ МЕНЯ С СОБОЙ

Ты забери меня с собой,

Туда, где утренние росы,

Где на стерне лежат покосы,

В тот край под дымкой голубой.

Ты забери меня к себе,

Там ничего делить не надо –

Я буду знать твоя я лада,

Поверю слепо я судьбе.

Ты забери меня в мечты,

Где будем только я и ты –

Без страха всё предам забвенью,

В том храме вечной чистоты.

Ты забери меня в свой край,

Где провода и перезвоны,

Где от любви бываешь сонной –

И никому не отдавай.

Залман ШМЕЙЛИН

ПРИЗВАНИЕ

Спорят много, надсадно и мрачно

Из начал исторических дней,

Но по-прежнему мир озадачен,

Кто такой в этом мире еврей.

Так вразрез, словно звёздною пылью,

Занесло нас с далёких планет

И ответов такое обилье,

Потому что не важен ответ.

Словно древних племён протоплемя

В закоулках несчётных земли

Мы храним быстротечное время,

Чтобы с нами сверяться могли.

Как вместительно быть в этом звании,

Жжёт позор и с богами роднит.

Нам с рожденья оно, как призвание,

Что судьбою легко единит

Всех бродяг, бескорыстных злодеев,

Горлопанов, поэтов, лжецов,

Горьких пьяниц, что всё в жизни смеют,

Нищих зодчих роскошных дворцов,

Что с судьбою, как в кости, играют,

По подвалам признания ждут

И без знанья о том умирают –

Воздадут или не воздадут.

И какое бы ни было чувство,

С ним по разуму не совладать –

Быть Жидом стало родом искусства,

Но без права его выбирать.

ПРИЮТ

Ну, прощайте берёзки и рыжики.

Низко кланяюсь вам на лету,

Сбросив старую шапку из пыжика

В Таиландском аэропорту.

Пусть дорожка не мною проложена,

Да длиной в пятьдесят с лишним лет.

Я сюда теперь рукоположенный,

Во второй на земле Новый Свет.

Моя келья не в башне Иванова,

Этих стен ледяную пастель,

Каждым утром рождённую заново,

Никогда не святил Коктебель.

Но с балконного многоэтажия

Слышно, как привезенный с морей

В камнях дух, похороненный заживо,

Перекличку ведёт площадей.

И сквозь сумрак, в рассветном тумане

Юрика золотой головой,

Всё качает, качать не устанет,

Отворяет простор голубой.

Зданья в призрачном столоверчении

В каббалический строятся ряд,

Как монахи в молитвенном рвении,

Про себя монотонно твердят,

Обещают мне то, что забыто

Распростилось, ушло, не сбылось.

То, что в памяти прочно закрыто

И, казалось, с собой не бралось...

Аскетизм мне щитом в оправдание.

Но, похоже, надеялся зря.

И желанья и полужелания

Всё бегут, догоняют меня.

ГОРНАЯ ЭЛЕГИЯ

Табун лошадей закусил удила.

Такая дорога, что чёрту мила.

Несутся вприсядку тасманские ели

Под свист залихватский цыганской свирели.

И рокот тревожный басовой струны –

Ревущих колёс посреди тишины.

Кружит, словно в вальсе седая гора,

Сегодня любовник, чур, буду не я.

Скала подступает, душа в каблуке

И нить Ариадны зажата в руке.

Но если раз сто перевалишь гряду,

Но если проедешь сквозь эту беду,

В избушке смолистой, в дремучем лесу

Получишь на ужин фасолевый суп,

Бумажный стаканчик с игристым вином

И чай в котелке с закоптившимся дном.

А завтра тропинка приткнётся туда,

Где бурно по скалам струится вода,

Где сумрак провалов под куполом сфер,

Где звёздное небо во мраке пещер.

И вспомниться может покинутый край

В местечке со странным названием Рай,

Где травы по пояс, где липы в цвету,

И пчелы сосут медовую росу.

И будет журчать за стеною река,

Деревья вершиной качать облака,

И будешь, под бархатный шёпот струны,

Петь грустные песни далекой страны.

И станет на сердце от песни теплей

И сердце подскажет – всё будет о`кей.

Пусть время умчится, пусть двинется вспять

Но будут по-прежнему горы стоять,

Деревья в обхват подпирать вышину,

И будут мужчины ходить на войну.