ЗА РУССКИЙ НАРОД

ЗА РУССКИЙ НАРОД

8 мая 1945 года в берлинском пригороде Карлсхорсте был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. 9 мая Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин выступил с обращением к советскому народу, в котором заявил, что наступил исторический день великой Победы. Спустя несколько дней он приказал Генеральному штабу Красной Армии продумать и предложить соображения о параде победителей на Красной площади с участием представителей всех фронтов и всех родов войск. Было высказано и пожелание отметить победу по русскому обычаю застольем — устроить в Кремле торжественный обед в честь командующих войсками фронтов и других военных.

О знаменитом Параде Победы, состоявшемся 24 июня 1945 года, хорошо известно из многочисленных публикаций и лент кинохроники. Меньше знают о торжественном обеде (приеме), устроенном ровно за месяц до этого. Имеет смысл напомнить о нем, тем более что именно на кремлевском приеме 24 мая 1945 года Сталин произнес свой знаменитый тост: «За русский народ!». Прием в честь командующих войсками Красной Армии состоялся в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Выбор места для проведения торжества неслучаен. Белый Георгиевский зал — один из орденских залов, где воплощена идея памяти о многих поколениях людей, служивших России и отличившихся в сражениях за нее. Это самое грандиозное помещение Большого Кремлевского дворца, сооруженного в 1838–1849 годы. Оно имеет 60 метров в длину, 19 — в ширину и 17 — в высоту. Свое название зал получил от ордена Святого Георгия (учрежден в 1769 году). В оформлении зала использована символика этого ордена. Так, 18 витых цинковых колонн увенчаны аллегорическими статуями Победы. В нишах и на откосах столбов размещены мраморные доски с названиями 546 российских победоносных полков и с именами георгиевских кавалеров.

В императорской России Георгиевский зал был главным церемониальным помещением Кремля. Эта традиция возродилась во второй половине 1930-х годов: здесь руководители большевистской партии и Советского правительства принимали представителей военной элиты — участников первомайских парадов на Красной площади (позднее — и парадов 7 ноября), выпускников военных академий РККА. «Виновниками» торжества часто становились летчики — герои сверхдальних перелетов, руководители промышленности, деятели науки, литературы и искусства… Число гостей на таких грандиозных застольях бывало от нескольких сотен до полутора-двух тысяч человек.

После Победы, в конце мая, эта традиция была возобновлена. Подготовкой торжественного приема занимались Генеральный штаб и Главное политическое управление. Заранее готовились списки лиц, приглашаемых на грандиозное застолье в Кремль.

Долгое время основными источниками сведений о кремлевском приеме были официальный отчет, опубликованный в центральных советских газетах, и воспоминания очевидцев событий, главным образом видных полководцев и военачальников. Теперь для исследователей стала доступной стенографическая запись, сделанная на приеме и сохранившаяся в архиве. В ней более подробно, чем в газетах, отражено происходившее в Большом Кремлевском дворце поздним вечером 24 мая 1945 года.

СТЕНОГРАММА

Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я, как представитель нашего Советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура»).

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа! (Бурные, долго несмолкаемые аплодисменты.)

ГАЗЕТНЫЙ ОТЧЕТ

Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура».)

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой.

Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа! (Бурные, долго несмолкающие аплодисменты.)

Достаточно сказать, что стенографическая запись зафиксировала 31 тост (из них пять принадлежали Верховному Главнокомандующему), в которых речь шла о 45 человеках. Из газетного же отчета следует всего 28 здравиц (из них лишь две — сталинские) с упоминанием 31 человека, поскольку положенная в основу официального газетного отчета стенограмма предварительно подверглась редактированию — главным образом Молотова и отчасти Сталина. Сравнивая теперь оба источника, можно выяснить, какая именно правка была внесена, какие абзацы и отдельные слова корректировались, а что и вовсе оказалось изъятым.

Прием в честь командующих войсками Красной Армии начался в восемь часов вечера. В зале появились встреченные аплодисментами гостей руководители партии и советского правительства: И.В. Сталин, В. Молотов, К.Е. Ворошилов, А.А. Жданов, Н.С. Хрущев, Л.М. Каганович, А.А. Андреев, А.И. Микоян, Н.М. Шверник, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, Н.А. Вознесенский. Они заняли почетные места в президиуме.

Вслед за этим В.М. Молотов предложил видным советским военачальникам Великой Отечественной войны пройти в президиум: маршалам Советского Союза Г.К. Жукову, И.С. Коневу, С.М. Буденному, С.К. Тимошенко, К.К. Рокоссовскому, Р.Я. Малиновскому, Ф.И. Толбухину, Л.А. Говорову, адмиралу флота Н.Г. Кузнецову, главному маршалу артиллерии Н.Н. Воронову, главному маршалу авиации А.А. Новикову.

Обращаясь к гостям с приветственным словом, В.М. Молотов (а он выступал в роли тамады, то есть распорядителя застолья) отметил, что Советское правительство устроило этот большой прием в честь командующих войсками Красной Армии «с участием выдающихся деятелей социалистического строительства, науки и искусства».

Первый тост Молотов посвятил красноармейцам, краснофлотцам, офицерам, генералам, адмиралам, маршалам Советского Союза и прежде всего — И.В. Сталину, который, как записано в стенограмме приема, «руководил и руководит» всей борьбой и привел «к великой Победе, невиданной в истории». Второй бокал Молотов поднял «за великую партию Ленина — Сталина» и за ее штаб — Центральный комитет. И эту здравицу он посвятил Сталину.

Затем тамада переключил внимание на присутствовавших в Георгиевском зале гостей из Польши, только что обретшей независимость. За четыре дня до этого, 20 мая, в Москву прибыл эшелон с углем — подарок от польских горняков. Его доставила делегация из 20 человек, возглавляемая председателем профсоюза польских горняков И. Щесняком. И Молотов предложил выпить «за демократическую, дружественную Советскому Союзу Польшу», высказав пожелание, чтобы советско-польская дружба стала примером для других славянских народов. В ответ члены польской делегации подошли к столу президиума и хором спели польскую заздравную песню. (Из стенограммы приема неясно, что за песня была исполнена; вероятно поэтому в газетном отчете сказано: «Польская делегация исполняет на родном языке народную заздравную песню в честь тов. Сталина».)

Советскому вождю, видимо, понравилось приветствие польских шахтеров. В стенограмме зафиксирован первый тост Сталина, прозвучавший на приеме (в газетном отчете этой здравицы нет): «За настоящую, рабочую дружбу, которая сильнее всякой другой дружбы! За горняков наших и ваших!»

Далее Молотов, как следует из стенограммы, отметил, что сегодня среди участников торжества нет М.И. Калинина, «который должен теперь особенно заботиться о своем здоровье». 69-летний «всесоюзный староста» был серьезно болен, и в конце апреля Политбюро предоставило ему отпуск для лечения. Поэтому вполне логично прозвучало предложение выпить за здоровье Калинина, «одного из славных представителей русского народа», старейшего члена Центрального комитета большевистской партии, Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Здесь Сталин позволил себе вмешаться и провозгласил собственный тост: «За нашего Президента, за Михаила Ивановича Калинина!» (Тост Сталина, прозвучавший на приеме, не включен в официальный газетный отчет.)

Перехватив инициативу, Сталин первым предложил выпить за Вячеслава Михайловича Молотова — руководителя внешней политики. При этом уточнил: «Хорошая внешняя политика иногда весит больше, чем две-три армии на фронте». Свой тост Сталин завершил словами: «За нашего Вячеслава!» (Молотов оказался единственным, кого на приеме 24 мая назвали только по имени.)

Затем в целой серии тостов тамада предложил поднять бокалы за заслуги командующих войсками Красной Армии в годы Великой Отечественной войны. Первым он назвал фамилию командующего 1-м Белорусским фронтом Г.К. Жукова, напомнив о заслугах полководца при защите Москвы, во время обороны Ленинграда, назвал его «освободителем Варшавы». В стенограмме приема далее приведены слова Молотова: «Все помнят, что под руководством маршала Жукова наши войска вошли победителями в Берлин. За здоровье маршала Жукова!». Из нее же следует, что гости откликнулись на здравицу горячей овацией.

Далее стенограмма воспроизводит четвертый по счету тост Сталина: «Долой гитлеровский Берлин! Да здравствует Берлин жуковский!», вызвавший смех и аплодисменты в зале. Однако в газетном отчете слова Сталина о «Берлине жуковском» отсутствуют. Вообще, вся сцена со здравицей в честь маршала Г.К. Жукова выглядит в нем иначе, чем в стенограмме. В отчете написано, что с именем Жукова связаны героическая защита Москвы, оборона Ленинграда и «освобождение столицы дружественной (курсив мой. — В.Н.) Польши — Варшавы». Далее в газетной публикации подчеркивалось: под командованием маршала Жукова советские войска «ворвались в фашистское логово — Берлин и водрузили над ним знамя победы». Из официального отчета следовало, что после здравицы Молотова в честь Жукова раздался «взрыв аплодисментов», но относившийся не к известному военачальнику, а «в честь доблестной Красной Армии и ее полководцев».

Теперь Молотов поднимает бокал за каждого из них персонально: за маршалов Конева, Рокоссовского, Говорова, Малиновского, Толбухина, Василевского (если судить по стенограмме, Василевского на приеме не было), Мерецкова; за генералов армии Баграмяна и Еременко.

Отдав должное представителям той плеяды советских полководцев, которая выдвинулась, главным образом, на полях сражений Великой Отечественно войны, тамада не оставил без внимания старших по возрасту военачальников Красной Армии, проявивших себя еще в Гражданскую — Ворошилова, Буденного и Тимошенко (они выдвинулись во многом благодаря тому, что были соратниками Сталина со времен Первой конной армии).

Как следует из стенографической записи, Молотов попросил присутствующих «налить бокалы полнее», поскольку намеревался чествовать моряков. Он предложил здравицы за народного комиссара Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецова, адмирала флота И.С. Исакова и за командующих флотами: Балтийского — адмирала В.Ф. Трибуца, Черноморского — адмирала Ф.С. Октябрьского, Северного — адмирала А.Г. Головко, Тихоокеанского — адмирала И.С. Юмашева. Сталин дополнил эту здравицу, пожелав адмиралу Юмашеву «успеха в возможной войне!». И эта реплика не вошла в официальный газетный отчет. Причина могла заключаться в следующем. Согласно предварительной договоренности с западными союзниками (США и Великобританией), СССР вел тогда подготовку к боевым действиям против Японии, в которых активное участие должен был принять Тихоокеанский флот. В такой ситуации публикация сталинского тоста с пожеланием адмиралу Юмашеву «успеха в возможной войне», скорее всего, была неуместной.

Серию здравиц в честь командующих Красной Армии и Военно-Морского Флота Молотов завершил, последовательно поднимая бокал за маршалов специальных родов войск. В официальном газетном отчете упомянуты фамилии лишь трех из десяти военачальников, за которых прозвучала здравица: главного маршала артиллерии Н.Н. Воронова, главных маршалов авиации А.А. Новикова и А.Е. Голованова. (Фамилии остальных семи военачальников есть в стенограмме: маршалы авиации Ф.Я. Фалалеев, Г.А. Ворожейкин, Ф.А. Астахов, С.Ф. Жаворонков, С.А. Худяков; маршалы бронетанковых войск Я.Н. Федоренко и П.А. Ротмистров; маршал артиллерии Н.Д. Яковлев; маршал инженерных войск М.П. Воробьев; маршал войск связи И.Т. Пересыпкин.)

Как следует из стенограммы, В.М. Молотов особо выделил Генеральный штаб Красной Армии, подняв бокал за его начальника генерала армии А.И. Антонова и за начальника оперативного управления С.М. Штеменко. Однако в газетном отчете этот тост Молотова помещен в самом конце и без упоминания Штеменко.

По сложившейся еще в 30-е годы традиции прием сопровождался большим праздничным концертом, в котором принимали участие лучшие музыканты, исполнители, актеры театра и кино. Здравицы в честь прославленных воинов перемежались выступлениями на сцене Георгиевского зала солистов Государственного академического Большого театра СССР: И.И. Масленниковой, А.П. Иванова, М.О. Рейзена, В. В. Барсовой, Н.Д. Шпиллер, В.А. Давыдовой, О.В. Лепешинской, Г.С. Улановой. В программу концерта были включены и лучшие номера в исполнении Государственного ансамбля народного танца под руководством И.А. Моисеева и Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски А.В. Александрова.

Завершающая серия здравиц посвящалась членам Государственного комитета обороны (ГКО) и военных советов фронтов и армий. Если судить по стенограмме приема, эта серия началась с тоста в честь ГКО и «руководителей дела снабжения Красной Армии во время Великой Отечественной войны» тем боевым оружием, которым разгромлены на полях сражений враг и его союзники. Далее В. М. Молотов стал последовательно называть фамилии членов Государственного комитета обороны, подробно останавливаясь на характеристике той отрасли, за которую тот конкретно отвечал. В завершение он провозгласил тост за здоровье всех и прежде всего за здоровье И.В. Сталина.

В официальном отчете последнего тоста Молотова в честь Сталина нет, а здравицы тамады в адрес членов Государственного комитета обороны более лаконичны, чем в стенограмме, их заслуги названы в самой общей форме.

В газетной публикации опущен завершающий тост Молотова, который, если судить по стенограмме, был посвящен членам военных советов фронтов и армий, как присутствующим, так и отсутствующим. Из числа присутствующих были названы фамилии двух человек, к тому же членов Политбюро ЦК ВКП(б) — генерал-полковника А.А. Жданова (он был членом военного совета Ленинградского фронта) и генерал-полковника Н. С. Хрущева (члена военных советов ряда фронтов).

Трудно объяснить, почему в газетном отчете не были упомянуты Жданов и Хрущев, а также фамилии двенадцати военачальников, за которых провозглашались здравицы. Возможно, Жданову припомнили «нервный срыв», произошедший с ним в начале войны. Вся тяжесть руководства обороной блокированного немцами Ленинграда фактически легла тогда на его ближайшего помощника А.А. Кузнецова. А возможно, умолчание газетного отчета о Жданове крылось в реакции на здравицу в его честь. По одной из версий (не подтвержденной, правда, стенографической записью), Сталин лично провозгласил тост за здоровье Жданова, как «организатора обороны Ленинграда». Жданов же вместо того, чтобы возразить и сказать, что подлинным ее организатором был Сталин, подошел к Верховному Главнокомандующему, чокнулся с ним и поблагодарил.

Что касается Хрущева, то, скорее всего, Сталин (в общем-то симпатизировавший Хрущеву) так и не смог простить ему причастность к тяжелейшему поражению Красной Армии под Харьковом в 1942 году.

Трудно объяснить невнимание к члену Политбюро и ГКО А.А. Андрееву и к входившему в состав Оргбюро ЦК Н.М. Швернику: ни стенограмма, ни газетный отчет о торжественном обеде 24 мая 1945 года не отметили здравиц в их честь. Ни разу не упомянул Молотов армейских и флотских политработников, хотя политико-пропагандистская работа на фронте и в тылу всегда занимала важное место.

Не было предложено тоста за тех полководцев и флотоводцев, которые погибли и умерли от ран в 1941–1945 годы. Очевидно, так было задумано, и на торжественном обеде чествовали лишь тех, кто прошел всю войну и остался в живых.

Последний тост, вернее, небольшую застольную речь произнес далеко за полночь Председатель Совета народных комиссаров Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин. Когда Сталин встал из-за стола президиума и попросил слова, присутствующие устроили ему бурную овацию. Тост, посвященный русскому народу, неоднократно прерывали долго не смолкавшие аплодисменты. Эта застольная речь заняла по времени чуть ли не полчаса. Различные авторы, в первую очередь историки, писавшие о здравице Сталина «За русский народ!», брали за основу официальный отчет, но интерпретировали содержание тоста по-разному. Одни восприняли тост Сталина-победителя как программный, направленный на смену в послевоенную эпоху ориентиров в этнополитической сфере. Вождь противопоставил русских другим народам страны, чтобы, опираясь на авторитет русского народа, выступая от его имени, сделать его своего рода посредником во взаимоотношениях с другими национальностями.

Другие сочли, что, отметив решающую роль русских в достижении Победы, Сталин продемонстрировал недоверие к другим народам, участвовавшим в войне. Получалось, что именно русский народ выступал в роли решающей силы, а «иные» народы Советского Союза были способны в тяжелый час пойти на осуждение Советского правительства.

По мнению третьих, в тосте Сталина просматривалось стремление видеть русский народ покорным, верным и преданным ему лично. В то же время в сталинской здравице от 24 мая 1945 года некоторые увидели исходную точку для развертывания после войны новых политических репрессий. Продемонстрировав стремление к возрождению «русской идеи», вождь дал мощный импульс политико-пропагандистской борьбе против «низкопоклонства» перед Западом и «космополитизма».

Наконец, четвертые обратили внимание на стилистику, на словесно-символическое наполнение сталинской здравицы «За русский народ». Вождь превозносил былинные качества русских, такие, как «ясный ум, стойкий характер и терпение». Его речь не столько приобретала необходимую в таких случаях и подобающую политическую тональность, сколько проговаривалась «в человеческом измерении». Поскольку речь тем не менее являла собой форму «тоста за здоровье», это обусловливало ее особую доверительность.

Следует подчеркнуть, что авторы, рассуждавшие на эту тему, брали за основу официальный текст застольной речи Сталина, предварительно отредактированный им самим. Доступная ныне стенографическая запись дает возможность заново проанализировать ее содержание и выяснить, какая именно смысловая правка была внесена в нее рукой Сталина перед публикацией газетного отчета о торжественном обеде в Кремле 24 мая 1945 года.

Так или иначе Сталин, выступая перед командующими войсками Красной Армии спустя буквально две недели после победоносного для СССР завершения кровопролитной войны против нацистской Германии и ее союзников в Европе, несомненно, чувствовал себя триумфатором. И если не вызывает сомнения известное изречение «победителей не судят», то тем более верно то, что победители не судят самих себя. Сталину, как победителю, было ясно, что не следует в свой звездный час виниться перед русским народом.

И тем не менее, ознакомившись со стенографической записью, можно согласиться с утвердившимся в исследовательской литературе мнением о том, что Сталин фактически признал вину Советского правительства (и свою собственную, но только устно) за ошибки и «моменты отчаянного положения», сложившиеся в 1941–1942 годах.

В. НЕВЕЖИН,

доктор исторических наук