«Сиял, как дома, русский штык!»
«Сиял, как дома, русский штык!»
Фото: Алексей Кившенко. Вступление русских войск в Париж. XIX в.
200 лет назад Париж капитулировал перед войсками антинаполеоновской коалиции, основу которых составляла Русская армия
То была незабываемая весна для России, для Франции, для всей Европы. В Париж весна приходит раньше, чем в заснеженную Россию. Пожалуй, после Дрездена и Лейпцига у Наполеона не было шансов продолжать на равных войну за доминирование в Европе. Но многие верили, что власть над Францией он сохранит. А значит, и сохранит возможность накопить силы для нового удара. По части мобилизации он был гением, его опасались и весной 1814-го, когда силы Франции почти уже иссякли.
Одно грустно: император Александр после смерти Кутузова не сумел отстоять честь русского полководческого искусства при выборе главнокомандующих... И парижскую операцию русские корпуса провели под командованием фельдмаршалов Блюхера и Шварценберга. Пруссак и австриец оказались выше по статусу, чем, к примеру, куда более одарённые полководцы Милорадович и Ермолов. Кумиры Русской армии, одно слово которых вселяло в войска уверенность в победе. И - оказались подчинёнными немцев. Почему так случилось? Непререкаемого старейшины, каким был Кутузов, в Русской армии к тому времени не было, а император Александр и в прежние годы не слишком доверял ученикам непобедимого Суворова. Он ведь и накануне 1812-го планировал пригласить на роль главнокомандующего Веллингтона или Моро. Вот уж воистину: нет пророка в своём Отечестве. Весь XVIII век Русская армия не знала поражений, империя Петра Великого расширила границы во все стороны – а царь всё равно не верил в своих стратегов.
Брать Париж весной 1814-го было необходимо. Сам Наполеон, невысоко оценивавший полководческие способности противников, признавал, что союзники своевременно предприняли решительное наступление на столицу.
Что такое Париж наполеоновских времён? Крупнейший город Европы, с пригородами его население составляло около миллиона человек. Петербургу или Москве далёко было до таких масштабов. Французы попытались превратить город на Сене в неприступную крепость.
Участник взятия Монмартра полковник М.М. Петров вспоминал: "Когда шли на укрепления Парижа, или, лучше сказать, лезли на бодливое темя Франции, то каждый солдат пылал румянцем геройства, понимая важность совершавшегося окончательного подвига и отмщения, и каждый из нас не хотел умереть прежде покорения Парижа". Штурм Монмартра был наиболее кровопролитным эпизодом тех мартовских дней. И в наше время одна из улиц на Монмартре носит имя генерала Луи Лепика, отличившегося в том бою...
Наконец, на захваченных высотах союзники установили орудия, угрожавшие Парижу. Тогда маршал Мармон послал к русскому царю парламентёра. Александр I поставил жёсткие условия капитуляции под угрозой уничтожения города. Впрочем, он был уверен, что разрушать город не придётся: сил для сопротивления у французов не было. Но маршалы Мортьё и Мармон первоначально отказались подписать капитуляцию на условиях Александра I. И только, когда русские пушки заговорили с высот Монмартра, у них не осталось доводов. Капитуляция Парижа была подписана в 2 часа утра 31 марта в селении Лавилет. К 7 часам утра, по условию соглашения, французская регулярная армия должна была покинуть поверженную столицу.
Между тем Наполеон с сорокатысячной армией стремился к Парижу. Несколько дней преградой на его пути стоял малочисленный отряд генерала Ф.Ф. Винцингероде, но в день боёв на Монмартре Наполеон достиг Фонтенбло. Там же он узнаёт о капитуляции Парижа. В ярости император отдал приказ наступать на столицу, но маршалы потребовали от него отречения – слишком неравны были силы.
В результате разрушительных боёв в историческом центре Парижа не было. В предместьях бои шли нешуточные, но «священные камни» древней столицы не пострадали. Заняв город, русские вели себя в чужой столице на удивление благодушно. А ведь французы и поляки устроили в Белокаменной настоящий погром – даже в древних соборах мародёрствовали без зазрения совести. Сколько монастырей осквернили, сколько храмов! А «дикие» казаки, которых так боялись парижане, показали всей Европе, как нужно вести себя в гостях, даже если ты – победитель. Русские не унизились до сведения счётов. Побеждали по-рыцарски.
После капитуляции ни о каком отмщении уже не думали, просто дышали хмельным воздухом победы.
Император Александр I оценил по достоинству последнюю наступательную операцию великой войны. Достаточно вспомнить, что Барклай де Толли получил фельдмаршальский жезл, а шесть генералов (рекордный случай!) удостоились ордена Св. Георгия второй степени.
Парижская операция не прошла бескровно. Наполеоновцы и накануне провала оказывали ожесточённое сопротивление. Потерь в союзнических армиях было даже несколько больше, чем у французов. Больше девяти тысяч человек! Из них 7100 – русских. На всех прорывных участках операции в бой шли именно русские соединения. Участие союзников было, в известном смысле, символическим, номинальным.
200 лет назад никто не сомневался, что главную роль в победе над революционными армиями сыграла Россия. Император Александр I считался Агамемноном среди монархов Европы – и выглядел в те дни подлинным триумфатором. Его восторженно встречали толпы людей, которые ещё недавно аплодировали Бонапарту... И тут дело не только в обыкновенном конформизме. Русский монарх оказался умелым дипломатом. Накануне вступления в Париж, когда сопротивление верных Наполеону частей было уже сломлено, он нашёл верные слова для обращения к французам:
«У меня во Франции только один враг, и враг этот – человек, обманувший меня самым недостойным образом, злоупотребивший моим доверием, изменивший всем данным им мне клятвам, принёсший в мою страну самую несправедливую, самую гнусную войну. Никакое примирение между ним и мной отныне невозможно, но я повторяю, что во Франции у меня один только этот враг. Все французы, кроме него, у меня на хорошем счету. Я уважаю Францию и французов и желаю, чтобы они позволили мне помочь им. Скажите же, господа, парижанам, что я вхожу в их город не как враг, и только от них зависит, чтобы я стал им другом; но скажите также, что у меня во Франции есть один-единственный враг и что по отношению к нему я не примирим».
Весна победы. Не последняя в истории нашей страны. Но то была победа с привкусом бургундского и шампанского. 19 (31) марта 1814 года около 9 часов утра колонны союзных армий с барабанным боем, музыкой и распущенными знамёнами стали входить через ворота Сент-Мартен в город. Одним из первых вошёл в город лейб-гвардии Казачий полк – личный конвой императора. А в 11 часов утра во главе огромной блестящей свиты (свыше тысячи генералов и офицеров разных наций) в Париж на белом коне въехал российский император Александр I – и это была кульминация кампании. Вряд ли случайно царь выбрал для торжества того самого белого коня – Эклипса, которого преподнёс ему Наполеон в 1808 году в Эрфурте.
Многое объяснят и слова историка Николая Шильдера: «Покорение Парижа являлось необходимым достоянием наших летописей. Русские не могли бы без стыда раскрыть славной книги своей истории, если бы за страницей, на которой Наполеон изображён стоящим среди пылающей Москвы, не следовала страница, где Александр является среди Парижа». Да, этот парад воспринимался как праздник победы, и жаль, что с течением веков мы утратили это ощущение по отношению к марту 1814-го. Россия утвердила себя как великая воинская держава. Союзники уже поглядывали на русских воинов с опаской: они посрамили Наполеона, значит, диктовать им свою волю невозможно. Англичане, которым победа над Наполеоном досталась почти бескровно, уже продумывали контуры будущего антироссийского союза...
Но 31 марта в ореоле победы пребывал император Александр. Даже суровый, прошедший огонь и воду казачий атаман Платов в сентиментальном духе написал в те дни императрице Елизавете Алексеевне: «Торжества сего я не в состоянии описать; но верноподданнейше доношу только, что в прошедших веках не бывало такого и едва ли будет в будущих. С обеих сторон было неизобразимое радостное восхищение, сопровождавшееся восклицанием многочисленнейшего народа Парижа: «Да здравствует Александр!» И таких свидетельств осталось немало. Всем запомнился триумф русского оружия, триумф дипломатии царя Александра.
Да, русского монарха в 1814-м по праву называли спасителем Европы – угроза наполеоновского диктата растаяла. Дамы восхищались обаятельной улыбкой царя, мужчины завидовали ему, баловню фортуны. Он производил впечатление правителя великодушного, доброжелательного и в то же время могущественного. Ведь за ним стояла лучшая в мире армия. В те дни ничто не могло помешать Александру уничтожить французскую государственность. Союзники только аплодировали бы такому решению. Но Александр хотел воссоздать сильную и лояльную к России Францию – и парижане были благодарны ему.
Последний аккорд великой войны прозвучал. Оставался ещё эпилог – Сто дней Наполеона. Но ни Великой армии, ни империи Наполеона после марта 1814 года не существовало.
Как отмечает Россия 200-летие великой победы? К сожалению, память о тех сражениях остаётся только в учебниках и научной литературе. О всенародном празднике говорить не приходится. А жаль. Даже в истории России, которая не бедна на свершения, столь ярких триумфов было немного. Мы не забываем про Бородино, но отодвинули на второй план день победы в Наполеоновских войнах, которые длились аж полтора десятилетия. Разбрасываемся победными страницами истории, самыми яркими страницами.
Если проводить связь с Великой Отечественной войной, то аналог 9 мая в XIX веке – это именно 19 (31 по новому стилю) марта 1814 года. И такая дата забыта!
А ведь могли бы и современные школьники декламировать стихи участника той войны Фёдора Глинки, православного воина и поэта:
... за наши грады
И за Москву – наш царь не мстил.
И белым знаменем пощады
Столицу Франции покрыл.
И видел, что коня степного
На Сену пить водил калмык
И в Тюильри у часового
Сиял, как дома, русский штык!
Сергей СЕМЁНОВ
Теги: Армия , Россия , история