Михаил Никитин СУДНЫЙ ДЕНЬ

Михаил Никитин СУДНЫЙ ДЕНЬ

Никитин М.Н. Судный день. – М.: Зебра Е. АСТ, 2009

О чём говорит на кухне (и в других укромных местах), собравшись больше одного, русская интеллигенция – творческая и иная, итээровская, например? (Говорит, говорит до сих пор, несмотря на то, что "демократией" последних двух десятилетий предоставлена трибуна для легального высказывания – митинги, шествия, на которые она, эта "демократия", с большой-пребольшой вышки – плюёт.) О чём говорит интеллигенция? Риторический вопрос…

Тем не менее, книга Михаила Никитина "Судный день" в очередной раз отвечает на него. Встроившись в ряд художественных исследований на тему кто виноват? и что делать? она заняла там место весьма достойное. Ведь у автора и перо живое и острое, да и тема сама по себе болезненно выигрышна – этот чёрный алмаз со множеством остросверкающих граней всегда будет притягивать к себе взоры, а уж в наше эпохально-переломное время – тем более.

Итак, главная тема этих разговоров: о смысле жизни вообще – ни более, ни менее – и о смысле жизни в частности – в нашей распрекрасной России, в которой всё периодически, со степенью частотности раз в век-полтора, взвихривается, переворачиваясь с ног на голову и наоборот.

Действо, если можно так обозначить это говорение, происходит в НИИ с громким названием "Марс" в начале ли, в середине 90-ых годов. Чем занимается НИИ? А ничем – охраняет руины постсоветской науки от полного растаскивания и уничтожения мародёрами разных мастей: от собственных "кремлёвских рож" до "управления Главной Мафии", из-под которой опять же и собственное кровожадное правительство высвечивается и мировая финансово-киллерская закулиса.

Главные действующие лица – штатный люд сектора "полунатурного моделирования", начиная от его начальника Ивана Христофоровича, почтительно величаемого "секторянами" Единственным, и заканчивая "неисправимым мечтателем, романтиком и идеалистом", Тихим Ангелом – старшим инженером Николаем Тихоновичем Шебеко.

Вот в этом диапазоне – достаточно широком: от мудрости Единственного, как признанного "гения в жанре квартальных отчётов" и одновременно даровитого философа-самоучки, до застенчивости "робкого обожателя им же самим выдуманной прекрасной дамы", – сосредоточены и размышления о судьбах и Родины, болезненно развернувшейся ко всем им весьма неприглядным своим местом, и о судьбах собственных, которые, тем не менее, никак невозможно было даже помыслить вне судьбы этой легкомысленно предавшей и отринувшей их Дамы – Русской Истории начала XXI века.

Драматургии повести – это определение как нельзя лучше подходит к жанру "Судного дня", состоящему из всяческого рода разговоров: от легкомысленно дурашливых, до философски напряжённо насыщенных, – подвластно исследование сакраментальных вопросов бытия: что есть любовь-нелюбовь, что есть искусство истинное и талантливая, но подделка под него? И как, отчего "любой вид искусства всегда превратят во что-нибудь гадкое, мерзкое, тошнотворное? Возьмём, например, музыку. Сначала всё хорошо. Церковно, божественно. Звучат песнопения и хоралы. Потом балеты, симфонии, оперы. Потом живей-веселей. Эротичней. Вульгарней. Пошлей. И так до сегодняшнего разврата и сатанизма… Живопись трансформировалась в порнографию. Балет – в кордебалет. Эпос – в похождение космической проститутки. Трагедии – в фильмы ужасов… То есть любой вид искусства всегда превращается во что-нибудь мерзкое, обслуживающее массу недоразвитых идиотов"...

Вопросы, извечные больные вопросы, ответы на которые зависают в воздухе, и даны или не даны, видимо, каждому из нас в своей индивидуальной глубине и прочности от самого рождения.

Что есть грех и наказание за него? Что есть святость и воздаяние за неё? Что есть смерть и что есть жизнь?..

Вот о чём – ни больше, ни меньше – рассуждают персонажи повести, пересыпая размышления свои дурашливостью пародий, стихов, анекдотов, но не снимая этим их болезненности – и ответственности и вины с самих себя как Человеков, созданных по образу и подобию.

Ответственности за всё, что творится, творилось и, видимо, будет продолжать твориться в нашем несовершенном большом Мире и в Мире души нашей, столь же несовершенной, как и всё вокруг нас…

Валентина Ерофеева

ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ

– Сева, в Голливуде обрыдались бы, если бы узнали, что такой масс-сценарист просиживает штаны в нашем секторе. Из кинофабрики к вам бы потекли реки портвейна, – ёрнически рецензировал Верещагин. – Да, кстати, вы не слышали анекдот насчёт "мыль-ного" масс-искусства? Один другого спрашивает: "Я слышал, что богатые тоже плачут?" Тот подтверждает: "Плачут. Ревмя ревут!" – "А богатым-то чего плакать?" – никак не поймёт первый. А второй: "Да ведь это только так кажется, что у них нет проблем! А ведь на самом деле им же до слёз бедных жалко!"

– Да-да, – блаженно улыбнулся Шебеко, – Сева очень хорошо изобразил эти серии. Там всё вот такое. Ненастоящее. И даже чувства там какие-то... синтетические. Не знаю, может быть, в "мыльных" странах они и вообще там не любят?.. Или любят как в своих сериалах... Зато у нас на Руси любовь ещё может быть глубокая, возвышенная, одухотворённая! Любовь-преклонение! Любовь-восхищение!.. Любовь к живому воплощению идеала!.. А не как там у них – любовь к заурядной пустышке!..

– Смотрите-ка, не только Голливуд, но и Белинского с Добролюбовым перещеголяли... – растроганно изумился Единственный.

– Это в нашем-то смраде любить? Это интересно, кого сегодня любить интеллигентной, порядочной женщине? Нищего или жулика?.. – зловредно поинтересовалась Сорокина.

– А кто вас просил быть интеллигентной? – напустился на неё Верещагин. – Никто не просил. Вот и расхлёбывайте теперь сами.

– Да что там говорить! Любовь была! Любовь есть! Любовь могла бы, кажется, быть! – необыкновенно преобразилась Сорокина. – Но она же не может возникнуть из ничего!.. А то, что взращивает любовь, взращивает и душу! И сердце! И чувства! Делает людей чище, приличнее, благороднее! А вы думаете ИМ нужны честные, приличные люди? Да как бы не так! Такие-то ИХ тут же скинут! ИМ нужна тупая, алчная, беспринципная масса людей! Вот ОНИ и потрафляют низменным вкусам! Насаждают их! Ларчик-то открывается просто!.. И особенно ИХ тошнит от русского духовно-вознёсшегося искусства! Как оно не гармонирует с ИХ полным аморализмом! С жаждой наживы! С разнузданностью! С рекетирством!.. Отсюда-то и идёт её охаивание! Тут-то и начинается: что вы носитесь со своей русской культурой? С чего вы взяли, что она лучше всех? Хотя ИМ также наплевать и на итальянскую, и на французскую, и на высокую культуру любой страны! Но русская культура – для НИХ главный враг! В других культурах есть шедевры грациозности и ума! Но в русской есть глубина, подлинность, гуманизм! Этим-то она и особенна! Этим-то и сильна!.. Поэтому и хотят её растоптать! Раздавить! Чтобы её как бы и не было! Чтобы никогда уж не "портила" людей к лучшему!.. И заодно уж чтобы никто никогда никого не любил!..

– Обидно; конечно, такую культуру – и коту под хвост! – безалаберно присоединился Протасов.

– Всё это, конечно, так, но люди в большинстве своём – идиоты, – упорно исповедовал Верещагин. – И любой вид искусства они всегда превратят во что-нибудь гадкое, мерзкое, тошнотворное. Возьмём, например, музыку. Сначала всё хорошо. Церковно, божественно. Звучат песнопения и хоралы. Потом балеты, симфонии, оперы. Потом живей-веселей. Эротичней. Вульгарней. Пошлей. И так до сегодняшнего разврата и сатанизма... Живопись трансформировалась в порнографию. Балет – в кордебалет. Тот ещё дальше – в стриптиз. Эпос – в похождения космической проститутки. Трагедии – в фильмы ужасов... То есть любой вид искусства всегда превращается во что-нибудь мерзкое, обслуживающее массу недоразвитых идиотов... Теперь очевидно, что и создание самой целомудренной обнажённой было также нехорошо, потому что облегчило дельцам от искусства преодолевать цензурные барьеры. И ту же самую обнажённую изображать уже в порочно-порнографическом вкусе...

– Да, воспитание в немалой степени идёт через искусство, – мягко продекларировал Единственний. – Подлинное – облагораживает и возвышает. Массовое – опустошает, разлагает и растлевает. И поэтому умная, патриотичная власть никогда не стала бы скопидомничать на подлинном, народном искусстве, ибо оно создаёт достойного, порядочного человека. А тот, в свою очередь, приносит колоссальную выгоду государству. Порядочный человек не портит, не мусорит, не уродует. Даже когда это негласно разрешено. Не из-за него содержатся прокуратуры, милиции, тюрьмы. Не он предаёт и разворовывает страну. То есть неисчислимую пользу приносят именно приличные люди. А значит, и формирующее их искусство. Другое дело, что подсчитать эту выгоду невозможно. Отсюда и расхожее заблуждение, что высокое искусство "невыгодно. А "выгодна" масс-культура. Но кому это: "выгодно"? Обществу выгодна первая. Шоу-воротилам – вторая. Ведь даже разрушения и беспорядки после очередного рок-"концерта" – это только видимая часть айсберга. А сколько несоотносимых преступлений и плохоты даёт именно низменная культура!.. Кстати, за разрушения и беспорядки платится не из каких-то, а из наших народных средств. А вот шоу-воротилам достаётся одна только прибыль... Правда, если привить всем высокую, то кто же тогда станет проституткой, киллером, рекетиром?.. Так что перед управлением Главной Мафии стоит ответственнейшая задача массовым антиискусством добиться массового антивоспитания...

– Да уж, кто-кто, а правительство активно культивирует низменный вкус. Растлевает и развращает, – аллергически констатировал Верещагин. – А потом непричастно спрашивает: "Молодёжь, тебе рок-музыка нравится?" – "Нравится", – кричит недовоспитанная молодёжь. Тут уж правительство только демократически разводит руками. Дескать, стояли на свободе всяческого безобразия и будем на ней стоять...

– Вы знаете, всё это очень верно! – вновь задышал Тихий Ангел. – Правительство не любит искусства! Не понимает его! Оно абсолютно чуждо ему!.. Но не только оно ему!.. И чистое искусство само не терпит правительства! Не приемлет его! На дух не переносит!.. Я это... Я это удивительно в себе чувствую...

– Ну наш любимый Николай Тихонович сегодня просто засверкал новыми, неожиданными гранями, – вновь умилился Единственный. – Надо бы похлопотать о прибавке к его всё равно не выплачиваемому жалованию. Чтобы, так сказать, поощрить морально...

– Я вам больше скажу! – с дурацким лицом пообещал Сева. – Учитывая, что в обществе наметился дефицит приличных людей, то на мой взгляд назрела необходимость взращивать их специально! То есть необходимо ввести такую принципиально новую профессию, как истинно порядочный человек!.. Надобность в них велика! Это нам только что показал Иван Христофорыч! На самотёк надежды никакой нет! Откуда-то брать их нужно!.. И вот я хочу выйти с предложением к нашему уважаемому правительству: организовать министерство приличных людей! Со специальными курсами и всяким прочим! Чтобы взращивать, пестовать, поощрять!.. Глядишь – и проскочит каким-то чудом! А ваш покорный слуга, не исключено, что будет первым приличным министром! С портфелем!..

– С портвейном... – холодно прокорректировал Верещагин. – Ну, и какой оклад вы бы установили вашим приличным людям?

– Ну, в ценах восемьдесят четвёртого я бы положил что-нибудь около четырёхсот! И на жизнь должно бы хватить! И не чересчур, чтобы иного приличного не испортить!.. За особую приличность – приличные премиальные!.. Естественно, что буду хлопотать и о всём нашем секторе! Хотя из самого сектора можно никуда не уходить и приличным человеком работать как бы по совместительству!..

– Правильно! Порядочных людей надо взращивать, культивировать, поощрять! – всецело разделил Гена. – Вот некоторые кричат: молодёжь должна делать что хочет! Воспитание – это насилие!.. Да, воспитание – это насилие! Но положительное! Не воспитание – это тоже насилие! Но отрицательное! Потому что если не воспитываем мы, то воспитывает улица и массовая культура! И, кстати, в любой западной цивилизации детей ставят в угол, шлёпают по задницам, диктаторски что-то запрещают и не разрешают!.. И вообще, что такое – воспитание? Это привитие нравственных норм! И учёба – окультуривание – тоже привитие норм! И тоже нужное дело! Как же можно против этого выступать? И воспитывать человека надо всю жизнь!.. Я ничего такого сказать не хочу! Я только выступаю против той демагогии, что воспитание в смысле привития чего-то хорошего – это, видите ли, какое-то "неправильное" насилие!

– Ну, про это мы уже говорили, только короче, – нелицеприятно рецензировал Верещагин.

– Тогда покороче, а сейчас – в другом ракурсе, – позитивно отозвался Единственный. – Но, вообще, ситуация сложная. Пока масса темна, она не воспринимает культуру. Пока не воспринимает культуру – она темна. И, помнится, Аполлинарий Викентьевич объяснял, что всю страну воспитать невозможно. Почему так – вопрос особый. Но как следствие – и там и сям изобилуют большие и малые Мефистофели.

– Всю страну воспитать невозможно! Это я понял!.. – старательно усваивал Сева. – Ну, а хотя бы столицы: Москву и Санкт-Ленинград – это как, тоже гиблое дело?.. Слишком велики размеры? Да и ближне-дальних иностранцев полным-полно?

– Не только по этим причинам, – охотно просветительствовал Единственный. – Помимо всего прочего, в них ещё находится и правительство. А это уже, считай, дело пропащее. Легко видеть, что воспитание членов правительства запущено с детства. Что на стезю добродетели никто их явно не направлял. В итоге нравственность на самом нижайшем уровне. Перевоспитывать сейчас уже поздно. И если откровенно, то случай, увы, клинический. А попрание культуры этим правительством логически вытекает из его же собственного невежества.

– Да, на культуру у этого правительства денег нет! А на разврат и пропаганду алчности – сколько хочешь! – истерично выпалила Сорокина.

– А что вы имеете в виду? – осведомитель-ски справился Верещагин.

– А все эти конкурсы публичной красоты! Ток-шоу! "Поля чудес" с дорогостоящими призами! Тратиться на это, когда народ бедствует! Когда русский народ вымирает – это ли не чудовищное кощунство?!

– А весь остальной, российский?..

– И весь остальной, российский! Просто я назвала его русским!

– Вопрос с культурою непрост:

Зачем её коту под хвост?! –

от скуки зарифмовал Сева.

– Ой, мне же с этой культурой нужно в библиотеку! – чуть не запамятовала Федотова.

– Торопитесь-торопитесь, пока её окончательно не прикрыли, – индифферентно подстегнул Верещагин.

– А что такое? – сердечно взволновался Авдошин.

– Да материал нужен про революционеров-демократов. Сочинение писать, – тоскливо поведала Зина.

– Про революционеров-демократов – это ОНИ не подумавши, – экспертно определил Верещагин. – Революционеры-демократы за народ были. А сейчас ИМ нужно как бы наоборот.

– И те были за права человека. И сейчас – за права человека, – ладно сходилось у Щепетовой.

– Сейчас дали только одно право – право на хамство, которым немедленно воспользовались хамы! – вновь закатилась Сорокина. – И теперь надо терпеть хамство на улице! В инстанциях! В СМИ! Везде и всюду! Везде торжествует хам!..

– Не всё безоблачно на нашем небосклоне!

Но пробивается и солнце иногда! –

несколько смягчил Сева.

– Пробьётся, как же! Только если в вашем министерстве вы навоспитаете кучу распрекрасных людей! – взвинченно сыронизировала Сорокина. – Только на вас и приходится уповать! Только вы один и можете изменить этот мир!

– О, это вы совершенно напрасно! – с жаром возразил Сева. – Аполлинарий Викентьевич как раз утверждал обратное: "Улучшить этот мир проще пареной репы! Достаточно самому стать хотя бы чуточку лучше!.." Жаль только, что ни одна сволочь этого делать не хочет!.. О присутствующих я, естественно, не говорю!..

– А про сволочь это что же – тоже Аполлинарий или это уже пошла отсебятина? – оперативно расследовал Верещагин.

– Виноват, это уже пошла отсебятина! – в струнку вытянулся Протасов.

– Оно и видно!.. – грубо шалыгнул Верещагин.

– Вот как раз это и было правильно! Вот именно, что не хочет! – восторженно подтвердила Сорокина.

– Если человек идиот, но из него сыплются гениальные мысли, то всё-таки приходится с ним считаться! – галантно расшаркался Сева. – Только вот улучшаться люди почему-то действительно не хотят!.. Почему-то это особенно их не греет!

– В последнее время я уже думаю, что нет хороших и плохих людей, а есть, которые умеют вести себя в обществе, и есть, которые не умеют, – после некоторой паузы натужно разрешился Авдошин.

– Ну да, – с сарказмом подхватил Верещагин. – И если бандюга сегодня вас укокошил, то это не означает, что он душегуб, убийца, головорез, а просто немного нехорошо повёл себя в вашем обществе.

– Вечно вы всё вывернете... – по-детски надулся Гена. – Все люди не идеальны... Идут на какие-то компромиссы. И даже не понять, что у кого по справедливости. А что нет... Но всему есть мера. А превышение этой меры – это и есть плохое поведение в обществе, – сбивчиво объяснил он.

– А главное, мы совершенно не ценим людей, которые на пути к исправлению! – идеализированно возбудилась Сорокина. – Пусть он был плох! И даже очень плох! Но он на правильном пути! Добрые начала уже начинают в нём побеждать!.. А мы этого не видим! И только видим остатки его плохоты!..