Ржавчина

Ржавчина

Ржавчина

Владислав КСИОНЖЕК

Посвящается ушедшим вместе

моей маме и её коту

Правильно сказал Гераклит: нельзя дважды вступить в одну реку. Вода в реке (если, конечно, её не успели перекрыть плотиной и превратить в стоячее озеро, благоухающее промышленными стоками) пусть и не кристально чистая, но, во всяком случае, проточная.

А если просто посидеть немного на том самом берегу, где когда-то мечтал о великих свершениях и куда впервые пришёл не один, а с подругой, держа неумело и робко девичью ладонь[?]

Однако Виктору Петровичу, как и другим людям дела, было не до ностальгических чувств. Главному редактору и учредителю продюсерского центра "С нами жить хорошо!" вполне хватало напоминаний о своём неустроенном прошлом, которые он получал от матери.

Эта странная женщина категорически отказывалась переселяться в купленную сыном квартиру в элитном доме и продолжала жить в той самой панельной двенадцатиэтажке, где разукрашенные ценителями изощрённой словесности лифты, чугунные трубы и сантехнику казарменного образца не меняли по крайней мере с тех пор, как Виктор Петрович (тогда просто Витя) получил свой первый гонорар.

Смешно вспомнить! Три рубля!

А мама вот помнила всё, о чём сын старался забыть. Она не только собрала в пухлую папку потрёпанные журналы и вырезки из газет, но и бережно сохранила обстановку восьмиметровой комнатёнки-каморки, бывшей когда-то и спальней, и гостиной, и рабочим кабинетом начинающего писателя.

Приезжая в гости на ритуальные чаепития с домашним вареньем из покупных яблок и безвкусным засохшим сыром (казалось, хранившимся с советских времён), Виктор Петрович пытался убедить мать в том, что не нужно цепляться за старые вещи и старые мысли.

- Что ты такое говоришь! - возмущалась в ответ не по годам бойкая старушка. - Раньше мы жили на мою пенсию втроём. Ты был студент, а у твоей бабушки, ты знаешь, пенсия была[?]

- Теперь всё по-другому, - возражал Виктор Петрович. - Зарабатывают не старые, а молодые. Ну а квартиры обставляют антиквариатом или покупают самые модные, самые современные вещи. Скажи, к чему тебе весь этот хлам?

Разговор - это тоже был ритуал. Виктор Петрович заранее знал, что на орехи достанется всем, кто может выбросить чёрствый, хотя ещё не испорченный хлеб, оставить на улице старый, но крепкий, добротно обструганный стул, сдать в утиль почти не потёртые платья и шляпки. И так далее в смысле того, что люди старались и делали что-то с душой. Их нельзя обижать. Их труд нужно ценить.

Но выходило, что старые вещи забирали у времени силу и обретали власть над людьми. В отдельно взятой забитой хламом квартире время не шло.

Может быть, это было и к лучшему. Ведь мать практически не менялась с тех пор, как стала жить в квартире одна.

А вот краны понемногу изнашивались. Виктор Петрович обратил внимание на то, что мать моет посуду в кухне только холодной водой.

Когда-то он ставил прокладки в смесители сам. При помощи кусочка резины, похожего на миниатюрную хоккейную шайбу, мог вылечить "хронический насморк" у любого крана.

Но здесь было другое. Кран закрывался со скрипом, с трудом. Похоже, он проржавел на всю глубину своих механических суставов и приобрёл неизлечимый старческий "остеохондроз".

На первом этаже дома ещё со времён молодости Виктора Петровича сохранился хозяйственный магазин. В отделе сантехники на самом видном месте лежали тусклые и заусенчатые, очевидно некондиционные детали смесителей.

- Извините, - обратился Виктор Петрович к угрюмо скучающему продавцу, - нет ли у вас вентилей получше, например керамических? Только чтобы их можно было поставить в старый отечественный кран?

- У нас они все подходящие, - ответил продавец. - А керамические не держим. Спроса нет.

- Неужели на этом сейчас экономят? - удивился Виктор Петрович.

- Какая экономия! Они ненадёжные. Выходят из строя на второй или третий день.

- Даже импортные?

- С ними совсем беда, - вздохнул продавец. - Не принимают их старые дома, - он очертил глазами условный круг, поясняя прискорбный для бизнеса факт: магазин со всех сторон окружала безликая блочно-панельная застройка. - Вот, посмотрите, настоящий немецкий кран с комплектом насадок и фильтров. Отдаём со скидкой семьдесят процентов. Гарантию, правда, дать не можем. Его уже три раза покупали и возвращали.

Тут Виктор Петрович заметил, что современные изделия в магазине всё-таки есть. Однако лежат в укромных углах и скрывают свой хромовый блеск под слоем накопившейся пыли.

- Хорошо, уговорили, - согласился Виктор Петрович. - Но у вас тут четыре одинаковых вентиля, а цена у всех разная. Какой лучше выбрать?

- Вы присмотритесь. Они разных годов выпуска. Чем старше, тем дольше будут служить.

- Это как? Вы хотите сказать, что раньше всё делали лучше, добротнее, и эти вот современники динозавров, - Виктор Петрович показал на шеренгу не внушающих доверия алюминиевых кранов с белыми пластмассовыми ручками, - вершина технического прогресса?

- Кто его знает, - вздохнул продавец. - Я и сам раньше предпочитал новую технику, но с тех пор, как переехал в этот район, отовариваюсь только в нашем магазине. И обои, и дверные замки, и люстры, и выключатели, и прочие бытовые мелочи беру из ходового ассортимента. Тут как-то[?] всё работает по-другому. Улучшается с возрастом, как выдержанное вино.

После починки смесителя на Виктора Петровича накатило давно забытое желание сделать что-то своими руками ещё.

Удивительно, но в квартире матери не нашлось почти ничего, что требовало бы радикального ремонта или замены.

Достаточно было прочистить трубы резиновым вантузом, и вода из ванной стала вытекать так же быстро, как прежде, с давно забытым агрессивным голодным рычанием. В одном из рожков полуослепшей старой люстры, которая, по мнению Виктора Петровича, давно уже заслужила быть выброшенной в утиль, оказался всего лишь окислен контакт, и после нехитрых манипуляций обновлённое и избавленное от накопившейся пыли изделие радостно засверкало всеми своими лампочками.

Дисковый телефон тоже потребовал небольшой подстройки, после чего стал звонить настолько громко, что Виктору Петровичу, когда он хотел связаться с матерью, больше не требовалось (для усиления звука) дублировать ей звонки на мобильный.

Продавец отдела сантехники, с которым у Виктора Петровича сложились доверительные отношения, провёл его на склад, где Виктор Петрович выбрал и лампы, и даже новую иголку для радиолы "ВЭФ". Мать не захотела выбросить это упрямо-копытное, балансирующее на разъезжающихся ножках чудо прибалтийской промышленности даже после того, как у него не осталось других функций, кроме подставки для телевизионной программы, добываемой из бесплатных газет.

Хорошо ещё, что неизменный компаньон матери и единственный ценитель приносимых Виктором Петровичем мясных деликатесов - кот Василий - имел привычку драть когтями обои.

Так что у Виктора Петровича был повод раскопать на складе в магазине дюжину рулонов красно-розовых бумажных обоев, которые были немного не такие, как старые, не с просто цветочным, а стилизованным звёздно-флористическим рисунком. Но именно они показались Виктору Петровичу соответствующими духу эпохи, не спешившей, похоже, кончаться в отдельно взятых домах.

Теперь сын приезжал к матери в гости не просто на ритуальные чаепития. За стол садились только после того, как Виктор Петрович снимал три-четыре полосы расцарапанных когтями обоев и аккуратно наклеивал на их место новые.

Под обоями в разводах старого пересохшего клея обнаруживались "Известия" и "Московская правда" середины и конца 80-х годов. Виктор Петрович работал не спеша и успевал прочитать все заголовки газет.

Несмотря на то, что память хранила глубокое разочарование в идеях перестройки, ускорения, социальной справедливости, площадной демократии, равно как и во всех других красивых, но не подкреплённых такими же поступками словах ("ускорились, но не перестроились!" - как тогда зло шутили, подразумевая не только утонувший теплоход "Адмирал Нахимов"), на Виктора Петровича всё равно накатывала волна юношеского энтузиазма. Ему опять хотелось сделать что-то хорошее во имя всех, кого он знал, во имя всех, кого он ещё не встречал, но кто жил где-то здесь рядом, во имя всех-всех-всех, у кого осталась хотя бы капля наивности и простоты[?]

Тут, правда, нужно сделать ремарку. Виктор Петрович не собирался посыпать голову пеплом, извиняясь перед кем-то за то, что чувства пробуждал не те, не так и не у тех.

В бизнесе только то имеет право на существование, что помогает зарабатывать деньги. А в сетке одного из самых известных телеканалов уже стояла ролевая ретроигра.

На роль съёмочной площадки был выбран скромный профилакторий, разместившийся между заводским стадионом и парком. В ста шагах от дома, в котором жила мать Виктора Петровича.

Это был профилакторий завода, который в советские времена считался районообразующим. Очевидно, таким и остался, потому что застыл полупустыми цехами в междувременье, где застряли потомственные рабочие с членами семей.

Приезжая к матери теперь из принципа только на трамвае и шагая от остановки к дому по скучным, как будто бы построенным из кубиков улицам, Виктор Петрович наблюдал за почти советскими по внешнему виду персонажами.

Конечно, бюджетники нечасто могут позволить себе менять гардероб. Но категорическое отсутствие в продаже жвачек, чипсов, редбуллов, "сникерсов" и нутелл наводило на мысли о том, что в "заповеднике времени" осталась неизменной не только манера одеваться, но и сохранился традиционный для советской эпохи стиль питания. Любовь к шпротам, говяжьей тушёнке, шоколадному маслу и чаю в картонных коробочках "со слоном", судя по прилавкам и покупателям продовольственных магазинов, тут передавалась от поколения к поколению.

Где ещё проводить настоящее ретро-реалити-шоу, как не здесь?

Все без исключения отдыхающие профилактория согласились стать участниками необычной телевизионной игры. Им нужно было поверить (или может быть, вспомнить), что все, кто их окружают, желают им счастья, добра. Что мир оказался точно таким, каким представлялся в мечтах четверть века назад.

Горячими сторонниками проекта стали директора парка и стадиона.

По утрам, через пять минут после того, как по внутренней радиосети профилактория трубили подъём, всех в обязательном порядке (потому что здоровье каждого - это богатство всех) выгоняли на поле и заставляли делать зарядку.

Питание было калорийным и полезным. Каша на завтрак, на обед и на ужин. Перловая, пшённая, рисовая. Иногда даже гречневая. Кофе не только без кофеина, но и, конечно, без кофе-бобов. Каждый получал каждый день по столовой ложке рыбьего жира и стакану похожего на сыворотку обезжиренного кефира.

Недоброжелатели Виктора Петровича говорили, что новую ролевую игру смотрят потому, что она похожа на экстремальные шоу, в которых герои едят тараканов и спят на голых камнях.

С таким примитивным животно-утробным подходом нельзя было согласиться. Потому, что, по мнению многих из тех, кто привык считать время в днях до получки, важнее не выжить, а правильно жить.

Обитатели профилактория жили очень интересной и духовно насыщенной жизнью. Перед обедом убирали мусор в парке, красили извёсткой стволы деревьев, бегали по стадиону в противогазах или прыгали в мешках. После дневного сна по распорядку начиналось коллективное изучение документов, предрекающих неизбежное светлое будущее для страны и всего человечества. А по вечерам в сохранившемся кинотеатре под открытым небом крутили героико-романтические фильмы.

Скоро в толпе наблюдающих за съёмками начали появляться и зрители со стороны. Их легко можно было отличить от местных жителей по нелепым и выбивающимся из общего стиля предметам одежды, выуженным из бабушкиных сундуков. Зонтики а-ля Шапокляк, потерявшие форму фетровые шляпы, дырявые авоськи, свисающие из карманов кустарно сваренных и неумело искромсанных джинсовых брюк[?]

Что поделаешь - хороший вкус нельзя привить сразу. Зато дурной, как сорняк, появляется сам. Запросы новых потребителей начали оказывать влияние на торговлю.

Сначала в качестве эксперимента в профилакторий и в гастроном завезли живое пиво в бутылках с осадком. У продвинутых ценителей будвайзера оно пошло на "ура". Затем появилась водка в шишковатых бутылках, запечатанных сургучом. И снова - успех.

Тогда понеслось: молоко в протекающих треугольных пакетах, кровяная и ливерная колбаса, конфеты в состаренных тусклых обёртках, в грубых бумажных кульках.

Конечно, мало кто собирался честно делать товар по проверенным временем ГОСТам. В стиле ретро была чаще лишь упаковка. Потому, что начинка совсем не видна.

Знакомый Виктору Петровичу продавец из отдела сантехники покрасил белой эмалевой краской немецкий кран-горемыку и тут же загнал по тройной, по сравнению с новым, цене. С тех пор в хозяйственном магазине стали успешно продавать суперэлитные краны с тюнингом "бэк ин ю-эс-эс-а".

Чем дороже товары - тем выше был спрос. Вокруг съёмочной площадки один за другим открывались винтажные бутики.

"А почему бы, - подумал Виктор Петрович, - не открыть и ретрогостиницу для самых богатых гостей?"

С мэрией на удивление быстро удалось решить вопрос о создании историко-туристического центра советской эпохи. При условии, конечно, что все расходы продюсерский центр возьмёт на себя.

Заводские общежития, расположенные по соседству с профилакторием, перевели на баланс города, и теперь их можно было расселять, не заботясь о том, кто и как давно в них жил.

Нельзя сказать, что их обитатели активно сопротивлялись переездам. Пожилые и пожившие люди, приехавшие когда-то в Москву по лимиту, хорошо помнили про сто первый километр, за который выселяли тунеядцев и скандалистов даже из числа коренных москвичей. Так что квартиры в новых столичных районах, построенных на местах окультуренных свалок, воспринимались как хороший вариант.

Но вот сами дома - они вели себя по-другому. Ещё буквально вчера достаточно крепкие, добротно скроенные представители ранней кирпично-блочной застройки начинали ветшать на глазах.

Когда в освобождённые от жильцов общежития приходили бригады строителей, перестраивать им было фактически нечего. Едва снимали верхний слой штукатурки, как под ним начинали змеиться, расти трещины в стенах. А потом рассыпаться кусками бетона с асбестовой пылью.

Сметы ремонтов росли как грибы в лесу после дождя. Но гораздо хуже было то, что вирус разрушения перекинулся по водопроводным трубам и электрическим сетям на соседние дома.

Аварии стали происходить на съёмочной площадке каждый день.

Ладно бы, если бы сбои давала только электрическая сеть. Но скоро по территории профилактория невозможно стало ходить без резиновых сапог и бот - исключительно популярных в обувных бутиках. В местах разрыва труб появлялись такие глубокие и чёрные, как омуты, лужи, что впору было начинать запасать надувные лодки и спасательные круги.

А потом упала телевизионная камера, установленная на ограде профилактория. Это произошло потому, что вкопанное в землю основание железного воротного столба проржавело на всю толщину.

Ушибло пятерых зрителей. Одного увезли в больницу с открытой черепно-мозговой травмой. Виктор Петрович хорошо знал о сложившейся практике в шоу-бизнесе. Конкуренты постараются сделать так, чтобы расплатиться с пострадавшими (а главное - с их адвокатами и зубастыми журналистами) не хватило никаких денег. Шоу пора было закрывать.

Тем более что в последнее время Виктор Петрович начал бояться за мать.

Материнское сердце предчувствовало недоброе. Поэтому Виктору Петровичу не удалось отправить мать ни в санаторий по "бесплатной" путёвке, ни на профилактический курс лечения в положенный ей по заслугам госпиталь для ветеранов войн.

Для того чтобы избавить мать от ненужных волнений и за него, и за других, Виктор Петрович приобрёл и оформил через собес путёвки в санатории всем её соседкам и подругам. Остальных жильцов дома предупредили, что они должны держать язык за зубами. Иначе их снимут с особого положения и отключат гидрант аварийной подачи воды.

Удачно получилось, что ремонтно-технические службы перекопали улицу с обеих сторон. Так что мать Виктора Петровича даже с высоты своего десятого этажа не могла разглядеть кареты "скорой помощи", которые теперь часто приезжали в микрорайон.

Кокон времени окончательно дал трещину.

В конце концов эта трещина дотянулась и до квартиры, в которой жила мать Виктора Петровича.

Первым её увидел Василий.

- Ну что за кот! - стала жаловаться мать Виктора Петровича на своего питомца. - Совсем теперь ко мне не идёт. Всё время сидит под креслом. Даже миску пришлось ему туда переставить.

Через несколько дней у кота отнялись задние лапы. Он истошно мяукал и пытался ползти к входной двери. Ему было страшно даже под креслом. Он чувствовал подступающую со всех сторон пустоту. Он совсем не хотел умирать.

В ветеринарной клинике, куда Виктор Петрович привёз Василия, дежурный врач сочувственно пожал плечами. Можно только снять боль. С температурой чуть выше тридцати четырёх коты не живут.

Но Василий прожил ещё почти целую неделю. Наверное, потому, что Виктор Петрович забрал его к себе. Хозяйка больше не могла заботиться и переживать о своём любимце. Её увезли в реанимацию в состоянии комы, с обширным инсультом.

Мама Виктора Петровича провела под неусыпным наблюдением специалистов без малого десять суток. Когда Виктора Петровича пускали в палату интенсивной терапии, он часами держал в руках такую родную, но теперь неподвижную ладонь.

Хотелось ли ему что-то в своей жизни исправить или вернуть на исходный рубеж? Он об этом не думал. Бизнес его научил, что нельзя дважды войти в одну реку и ничего в жизни не может пройти без следа.

Зато, держа руку той, кому был не в силах помочь, он увидел иной - светлый, добрый, не покрытый ржавчиной мир, в который уходят все, кто мечтал жить в таком до конца.

Обсудить на форуме