Владимир Голышев ВВЕДЕНЬЕВ ДЕНЬ
Владимир Голышев ВВЕДЕНЬЕВ ДЕНЬ
4 ДЕКАБРЯ (или 21 ноября по юлианскому календарю) празднуется Введение во храм Пресвятой Богородицы.
Об этом событии повествует апокриф II века, именуемый "Повесть о Рождестве Девы Марии" или "Протоевангелие".
Глубоко несчастными бездетными стариками "богоотцы" Иоаким и Анна дали обет: отдать ребенка на воспитание в Иерусалимский храм — посвятить Богом данное дитя Богу. Когда Марии исполнилось три года, Иоаким и Анна пригласили 12 соседских девушек, чтобы они со светильниками в руках сопроводили их дочь до храма. Встреченная там первосвященником Захарией, взошла Мария на третью ступень жертвенника. "Она дрожала от радости и плясала на ногах своих" , — пишет анонимный автор. А средневековые переписчики, дабы усилить эффект, добавляют, что Захария, движимый Духом Святым, ввел девочку в Святая Святых, за храмовую завесу, куда и сам-то мог зайти только единожды в году…
Двенадцать лет, до совершеннолетия, Мария провела в храме. Согласно преданию, жила она там, "аки голубица": "поучалась в премудрости Божией" , ткала своему Божественному сыну драгоценный "нешвейный" хитон (о котором метали жребий палачи у подножия Креста), пищу же ей приносил ангел…
На Руси Введенье всегда было развеселым зимним праздником — "генеральной репетицией" Святок. В этот день "по горам, по долам" приезжает "на пегой кобыле" красавица Зима, одетая в белоснежную душегрейку. Ее ледяное дыхание смертельно для всякой нечести, и перепуганные духи тьмы стремятся укрыться "по добру, по здорову" от ее губительных поцелуев. Другие герои этого дня — "введенские уставщики, братья Морозы Морозовичи". Они "рукавицы на мужика надели, стужу установили, зиму на ум наставили" .
Был "Введеньев день" в старину и первым днем зимнего торга. И главный товар на том торгу — сани.
"Вот сани-самокаты
Разукрашены-богаты,
Разукрашены-раззолочены,
Сафьяном оторочены!
Введеньев торг у двора,
Санкам ехать пора!" — кричали зазывалы на Лубянской площади — главном московском санном торгу.
На "Введеньев день" приходились и первые зимние "гулянки-катания" . Особенно ответственно к этому важному делу подходили молодожены (венчанные после Покрова). Устраивалось небольшое столование, со "зваными-прошеными" родственниками да свойственниками, а во дворе собирался целый "санный поезд" во главе с "наособицу" украшенными коврами да мехами санями молодых. "На полустоле" угощение прерывалось, чтобы закончиться по возвращении. Ступая по вывороченной шерсти тулупов, молодые спешили к саням. Свекор со свекровью при этом причитали, словно молодоженам предстоит, по меньшей мере, кругосветное путешествие, а не прогулка вокруг села. Называя невестку "княгинюшкой" и "лебедушкой" , свекровь просила гостей:
"Брегите-стерегите ее,
Не упало бы из крылышек
Ни одного перышка,
Не сглазил бы ее, лебедушку,
Названую нашу доченьку
Ни прохожий молодец,
Ни старуха — баба злющая…"
В пути молодые важно отвешивали поклоны собравшимся вдоль санного пути односельчанам. Гости угощались хмельными медами, а за санями бежали веселые ребятишки или (если сани боярские) шуты-скоморохи.
По возвращении свекор со свекровью земно кланялись гостям, что "уберегли молодых от всякой напасти" . И все шли “достоловываться” (причем молодые — опять по шерстяной дорожке)…
Обед закончится, будто и не прерывался, разъедутся гости. Хозяйка прижмет к истосковавшемуся сердцу дочь , еще вчера бывшую подозрительной “невесткой”. Давешний молодожен изменившейся мужицкой походкой отправится распрягать лошадь. И отец, впервые почувствовав в нем равного, даст ему свои рукавицы…
Поездка на санях вокруг села символизирует жизненный цикл. Пройдя по тулупьей мохнатой изнанке (символизирующей материнское чрево), ввязавшись в захватывающую авантюру санного бега, молодые прожили целую жизнь. Спрессованную до нескольких часов, но от этого не менее реальную. Оттого столь несоразмерно (на наш взгляд) дорожным опасностям убивалась свекровь, оттого так ликовала она по возвращении.
Когда они вновь оказались “в материнском чреве” (прошлись по тулупу) — круг замкнулся. Прожитая в дороге жизнь не прошла даром — за стол садились уже совсем другие люди…
Владимир ГОЛЫШЕВ