Иван Ленцев ГРЯДЕТ ПРАВЕДНЫЙ СУД!

Иван Ленцев ГРЯДЕТ ПРАВЕДНЫЙ СУД!

Как же они боялись суда над Иваном Орловым! Как не хотели допустить до закрытого процесса обвиняемого — слабого, избитого, умирающего от тюремных условий, отказавшегося от адвоката одиночку. Как умоляли они своих богов, чтобы русский герой, взрывом своего автомобиля распугавший весь Кремль, растворился навсегда, исчез как дурной сон, не появлялся более в орбитах их глаз. Как сильно они желали — как подло они этого добились.

А начиналось все так хорошо: "Смотрите, вот он, русский экстремист, псих-одиночка, покусившийся на святыни России, вздумавший подорвать Кремль!" Казалось, удача сама плыла в руки: "террорист" пойман живьем, он старик, сломать его — плевое дело. Расколется, раскается, через суд над ним вдарим по всем этим патриотам, таким же, как он.

Процесс намечался шикарный: показательный демократичный суд, развешаны российские триколоры, умудренные лица прокуроров, черные мантии судей, сердобольные адвокаты обвиняемого напрасно мечутся меж кресел. В зале — почетные россияне, их торжественные лица суровы, они ждут справедливого обвинительного приговора. Полно прессы; прямая трансляция на всю страну. Свидетели-жертвы: мальчишки из Кремлевского полка, пострадавшие от варварского взрыва. И, наконец, антигерой — террорист-патриот Орлов, сломленный, жалкий, признающий вину, молящий о снисхождении. Никакой пощады: народ требует покарать “красно-коричневого”. На полную катушку, по честным демозаконам, расстрелять бунтовщика. А после суда, с развязанными руками, — в сторону слюнявые комедии, давить их, патриотов, стрелять-резать русских фашистов, разогнать коммуняк, и чтоб даже вспоминать не смели о слове "русский".

И сорвалось. Не удался пустяк — сломать одного человека. Старик, отчаявшийся, преданный сыном, забытый женой, доведенный до крайности одиночка, с поврежденной во время захвата ногой — выдержал муки, угрозы, ненависть и пугающее забвение.

Прошло всего полтора месяца, а это превосходное, пустячное, но с размахом задуманное дело уже стало разваливаться, осыпаться в прах, превращаться в фарс. И не отрекался Иван Орлов от взрывчатых веществ в своем автомобиле, а уже по показаниям кремлевцев выяснилось, что именно они, открыв огонь, спровоцировали взрыв. Пробили бензобак, начался пожар, от взрыва бензина были ранены свои. Ни разу не отказался Иван Васильевич от своей задумки — взорвать машину на Красной площади, но следствие само пришло к выводу, что никого убить он не пытался, а желал, под "Прощание славянки" из громкоговорителей на крыше "Москвича", отъехать к Лобному месту и подорвать себя одного — в знак протеста против режима, против чужеродных правителей, против бед России. Чудная идея процесса над русским экстремистом таяла как туман.

Его кинули в Бутырскую тюрьму, в грязь, в жуткие, невыносимые условия. Должны были в Лефортово, обещали об этом, когда склоняли к сотрудничеству. Он отказался. Его уже привезли к лефортовским воротам, но там не приняли: "Нужна психиатрическая экспертиза". Под этим предлогом и отправили в Бутырку, в психиатрическое отделение. О самой экспертизе, при которой полагается стационарное обследование, забыли. Еще агитировали: ты сознаешься во всем, мы тебя признаем невменяемым и быстро отпускаем. А Орлов и не отказывался ни от чего, не желал предавать себя, да и не мог он переписать свои планы: весь план действий на Красной площади был подробно изложен в его так и не опубликованной книге "Судьба человека-90", в его последних письмах.

За две недели до смерти Иван Орлов отказался от своего адвоката. Адвокат, сердечная женщина, желала спасти его, вытащить из волчьей ямы, выстраивала тонкие ходы защиты, советовала, наставляла, как говорить, что отвечать. Он не хотел. Не стремился выгадать себе за счет уловок и умолчаний год-другой жизни на ельцинской "свободе". Следствие назначило Орлову адвоката из своих — чтобы было кому бумажки подписывать. А ему было все равно, он уже жил в предвкушении суда, на котором не он будет оправдываться, а враги Родины, его личные враги.

Иван Орлов ждал суда, страстно, неистово. И все шло к процессу — но не над Орловым, а над режимом, над кремлевскими вампирами, над всей шоблой-воблой, которую он стирал в порошок в своих книгах, которую он хотел изничтожить на предстоящем суде.

У устроителей бутафорского суда все пошло кувырком: летели в тартарары стратегические планы такого легкого разгона патриотов и столь манящего запрета компартии, сгорали уже начертанные на мелованной бумаге пламенные речи против русского экстремизма в прямой трансляции с демократического процесса века, стиралось в пыль триколорное облачение пышной залы, и картинки суровых осуждающих лиц "истинных россиянинов" из первых рядов растекались в гримасах ужаса и глубокой тоски.

Суд стал не нужен, вреден, смертельно опасен. Допустить его было никак нельзя.

И Ивана Орлова убили. Отравили ядом. Подло, в камере, одинокого, больного, безо всякого суда, во время невнятного бездарного следствия. Поленились даже выправить строчку в выводах судмедэксперта, в которых так и осталось: Причина смерти —отравление токсичным веществом".

Истина в том, что суд — будет! Народный суд возмездия, утоления жажды мщения. И пойдут эшелоны на Север.

Иван Ленцев

P.S. По последним данным, напуганные резонансом, поднявшимся вокруг публикации газеты “Завтра” об убийстве Ивана Орлова, судмедэксперты все-таки дописали в его тюремной медицинской карте к словам об отравлении приписку “умер от старости”.