__ СВЕТЛЫЙ НАШ БАТЮШКА...

__ СВЕТЛЫЙ НАШ БАТЮШКА...

Сколько добрых и вдохновенных слов об этом прекрасном человеке прозвучало 11 февраля в Большом зале ЦДЛ на вечере, посвященном его памяти!.. И он, православный священник и русский писатель Димитрий Дудко, с полным правом достоин такого признания — своим служением Богу и людям, служением Отечеству, всей своей подвижнической жизнью. Ниже опубликованы отрывки из выступлений, исполненных доброй памяти к тому, кто был наставником для многих и многих, кто долгий час являлся духовником газет "День" и "Завтра". Это высказывания священнослужителей и писателей, литературоведов, просто друзей и почитателей о. Димитрия, его духовных чад. Один из них, Виктор ОКАТОВ, на сцену не выходил, но именно он помог подготовить и провести этот вечер единства русских патриотов, за что мы ему от всей души благодарны. Так же, как признательны и народной певице России Татьяне ПЕТРОВОЙ, завершавшей вечер своим замечательным исполнением любимых песен отца Димитрия.

     Спасибо и зрителям, переполнившим зал, и ведущему вечера Владимиру БОНДАРЕНКО.

      ВЛАДИМИР БОНДАРЕНКО

     Отец Димитрий был одним из самых светлых людей России. И даже то, что называли в некоторых газетах "позором отступления", то есть отход батюшки от диссидентской деятельности, — для меня свидетельство мужества и душевного величия. Отец Дмитрий заявил тогда, что священник должен быть всегда со своим народом, вне зависимости от политического режима, царящего в государстве. Он всегда поддерживал — "День" и "Завтра", приходя и в редакцию, и даже на судебные заседания в самые сложные, опасные для нашей газеты времена. Мужественным он был до самого конца — служа Богу, помогая людям всем, чем мог. Один из символов нашей газеты — это отец Димитрий Дудко.

     Он происходил из верующей крестьянской семьи. С верой он ушел на фронт и воевал, пока тяжелое ранение не вывело его из строя. После войны он поступил в семинарию, затем в академию в так называемый послевоенный призыв, куда пошли люди после избрания на патриарший престол Алексия I. К сожалению, служить ему тогда не пришлось, ибо он был осужден на восемь лет лагерей за свои духовные стихи. Но и после лагерей он не потерял веру в свой народ, в свою страну, и уже в 60-е-70-е годы его проповеди, диалоги были известны во всем Советском Союзе. Так, например, исламский философ Гейдар Джемаль рассказывал мне, какое колоссальное влияние оказывал тогда отец Димитрий Дудко на умы молодой московской интеллигенции. Отец Димитрий был чистый, необыкновенный человек, с большим чувством юмора. Он бы эрудит, с блестящими знаниями по истории, богословию. Такими были старцы Достоевского, Леонтьева. Так, наверное, выглядел преподобный Серафим Саровский. В 70-е годы, после выхода в свет его книги "Наше упование", отца Димитрия прямо во время службы вновь арестовали. Батюшка вышел на свободу, не растеряв, но укрепив свои убеждения… Когда во время "перестройки" стало образовываться наше патриотическое сопротивление, отец Димитрий встал в наши ряды и был с нами до конца дней своих.

      АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ

     Он приходил к нам в редакцию, маленький, кругленький, как мячик, и у него вокруг головы сияла серебряная седина, как нимб. Приходил всегда в сером, выцветшем подрясничке, всегда с улыбкой. Он выглядел блаженным. Очевидно, пройдя путь страданий, бесчисленных молитв к Богу, любви к людям, он видел мир прозрачным. Он видел в мире и зло, и добро, и ему удавалось своей душой пройти мимо зла, не коснувшись его, и стать вселенским добром. Он, как мне кажется, был старец в миру. Он нес свою святость, свое блаженство, свое чудесное волшебное восхитительное видение мира в народ, в толпу, наполненную и бушующую гневом, злобой, страданием. Он пришел в нашу шальную, сумасшедшую редакцию, редакцию-проказницу, и он стал её духовником. Он никогда не указывал нам на наши ошибки, он очень многое нам прощал, он не пас нас своим железным жезлом, а пас своим берестяным жезлом и пел в свою берестяную дудку. Он велик тем, что в то время сформулировал великие истины, говорящие о том, что русские — это и красные, и белые, всё, что наполняет бурлящую страдающую Русь со всеми оттенками — это Россия, это драгоценное неразъемное русское тело. Он сформулировал идею о соединении красного и белого русских вихрей в русской истории в единое возрождающее, ренессансное движение. Он считал, что красные герои, красные мученики, такие, как Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, Виктор Талалихин, Николай Гастелло, молодогвардейцы, Дмитрий Карбышев — все они были христианскими мучениками. Он объяснял мне, что герои, пусть даже некрещеные, погибшие на полях сражений, крестились своей кровью. И через их мученичество он соединял предшествующую православную монархическую эпоху с советской имперской эпохой. Тем же самым занималась наша газета. Его слова и сегодня окропляют мощнейшее идеологическое движение, которое выстраивает новую русскую государственность, состоящую из двух полусфер: великой белой, монархической идеи и красной, советской имперской идеи. И он, будучи православным человеком, будучи узником и одновременно государственником, привносил в эту идеологию ощущение святости. У нас есть ум, у нас есть сердца, у нас есть любовь, и мы выстроим эту идеологию будущего имперского времени, и оно будет иметь духовную, Божественную связующую вертикаль. Империя будет не просто святой, но и справедливой. Я знаю, отче, что ты слышишь нас, молишься за нас, спаси тебя Господи, будь с нами всегда!

      ВЛАДИМИР ОСИПОВ

     Отец Димитрий был не только духовником газет "День" и "Завтра", но и окормлял журнала "Вече", который существовал с 1971-го по 1974-й годы. Он соотносил идею империи с идеей русского национализма. Мы много разговаривали с отцом Димитрием о судьбе России, судьбе Православия. И вот в одну из бесед мы пришли к выводу, что необходимо создавать независимый православно-патриотический журнал, который бы не проходил государственную цензуру, который бы не затрагивал современную политику, а лишь отражал славянофильские, русофильские идеи. В ноябре 70-го года на заседании секретариата ЦК было принято решение бороться с идеей русофильства, и был снят Никонов с поста главного редактора журнала "Молодая гвардия". Это случилось оттого, что где-то с середины 60-х годов совершенно неожиданно журнал стал рупором русского патриотизма, идеологии совершенно другой, не марксистско-ленинской. Там подчеркивалась масонско-космополитическая сущность декабристов, раскрывалась истинная, прекрасная идеология славянофильства. Туда пошли наши писатели-деревенщики. После разгрома "Молодой гвардии" мы решили издавать свой патриотический журнал. Отец Димитрий входил в состав редколлегии и печатался там, правда, под псевдонимом. За три года вышло девять номеров журнала, и все это время он был рядом, был нашим неизменным наставником и куратором. Мы были друзья. Это был замечательный человек, исключительной мягкости и такта. От одного только с ним разговора на душе становилось хорошо, легко, спокойно. У нас в журнале он печатался тайно, и об этом знали только я и еще два человека, зато потом, с 1972-го года деятельность его приобрела открытый и очень активный характер. То был пик его публичной деятельности. Каждый раз после службы он читал часовую или даже полуторачасовую проповедь, где не вступая в конфликт с властью, говорил о страшных бедах нашего общества: об абортах, об алкоголизме, об упадке нравственности, о распаде семей, и так далее. Также, и это, очевидно, сыграло свою роль — он вступал в полемику с атеистической пропагандой, низвергал постулаты безверия, чего ему уже не простили. За выступления такого рода отца Димитрия в 1980-м году посадили на четыре месяца в Лефортовскую тюрьму. После освобождения церковное начальство перевело отца Димитрия в село Гребнево под Коломной. Но и здесь на проповедь батюшка собирал множество народа — это были и местные прихожане, и приезжающие из Москвы на электричке. Когда я, отсидев восемь лет за журнал, вернулся в Москву, то застал отца Димитрия все таким же энергичным, активным священником. Он на тот момент вел кружок среди молодых людей, где читал лекции о вреде пьянства и алкоголизма. Самые лучшие, самые светлые воспоминания я ношу в сердце об этом замечательном священнике и прекрасном русском человеке.

      ОТЕЦ ВЛАДИМИР (НЕЖДАНОВ)

     Батюшка всегда жил общими бедами, общими трудностями. Когда ему говорили, что он старец, то он неизменно отвечал: "Я не старец, я старик". Когда его называли пастырем — он всегда говорил: "Нет, я пасомый". Таким образом, он никогда не проводил черту между собой и своими прихожанами или друзьями. Удивительное у него было устроение: "Если я пройду по храму, и увижу, что человек задремал во время службы, то будить его не стану, а подложу ему подушечку, чтобы продолжал спать". Такая любовь — покрывающая все наши немощи, недостатки, мучительные неразрешенные вопросы, обильно исходила от батюшки. Каждый раз я поражался: как ему хватает на всех нас сил?! Помогал он нам очень, и мне лично он чудесным образом помог бросить курить одним запрещающим словом, и когда дочка заболела, и ей ставили страшный диагноз, батюшка, словно запретив болезни, сказал: "Нет там ничего. Всё будет хорошо", и действительно, через два дня диагноз не подтвердился.

      ВЛАДИМИР ЛИЧУТИН

     Давненько уж батюшки нет, но он незабытен для меня, портрет его висит над моим письменным столом, и я каждый день его неотлучно вижу и каждый день с ним общаюсь. Странный он был человек. Принадлежал он к невоинствующему священству, но душу атакующему. Он опекал душу, потому что душа главнее плоти. Он никого не принуждал ходить в храм, но душу, меж тем, опекал. И исправлял он не наставлением, не порицанием, а искрящимся своим взглядом и рукопожатием.

     Любил руку взять и держать в своей руке, а рука у него была и плотная, и невесомая одновременно, большая, мягкая, горячая, как подушка, обволакивающая, как и он сам. Я каждый раз, не слыша порицаний, осуждения в свой адрес, чувствовал, что симпатичен ему. Как и все другие, я думаю. Теплота и радость его согревала окутывала. Бог у него всегда был в сердце. Знание у него было ненаучное, но оно было очень глубокое, истинное. Он лучше гораздо всех нас понимал литературу.

     Он говорил о наших великих русских писателях, о простых мужиках, погибших на войне, что все они будут у Христа, что все они достойны Царствия Небесного, ибо прошли через очистительные горнила страданий. Они — наши знамена, наши иконы. И нам не надо позволять, чтобы их обрушивали, низвергали. И мы должны беречь их как зеницу ока. То был завет батюшки нам всем. Думаю, что именно в этой истине заключалась его священническая прозорливость. Низкий поклон отцу Димитрию.

      МИХАИЛ ЛОБАНОВ

     Мысли батюшки в его книгах с неожиданной стороны освещают события, явления, вносят нечто новое в миропонимание. Здесь социально-общественное и религиозно-церковное, современное и вечное. И в самой личности отца Димитрия эта же органичная целостность — пастырь и писатель, молитвенник и патриот.

     Однажды мне довелось быть в подмосковном Черкизове, где служил в храме отец Димитрий. После вечернего богослужения, причастия, трапезы с участием большой группы молодежи, духовных детей батюшки, мы отправились с ним на ночлег. Я лежал на диване, а за перегородкой стоял отец Димитрий и полушёпотом читал молитвы. Было уже далеко за полночь, глаза мои слипались, одолевал сон, я со все меньшим вниманием прислушивался, а он все молился, молился, молился. Как после этого я резко почувствовал свою малость, недосягаемость для меня того, главного, чем он жил в сокровенном своем мире.

     Важно подчеркнуть, насколько мудро было понимание отца Дмитрия личности Сталина, способное пробуждать народное сознание. И провиденциальным оказался его разрыв с диссидентами еще до так называемой "перестройки". В январе 1980 года он был арестован и попал в Лефортово. Ему вменялось в вину, что проповеди его, влияние на окружающих носят антисоветский характер, на что арестованный отвечал, что он борется не с советской властью, не с государством, а с безбожием, началом всех зол. В итоге батюшка пошел на осуждение своих действий, выходящих за пределы церковного служения, что вызвало озлобление диссидентствующих. Об этой драматической для него истории он поведал в своем сочинении "Исповедь через позор", где путь в глубину христианского смирения пережит, осмыслен как высшее духовное мужество. Время показало, насколько он был прав в своем поступке, ему не по пути было с диссидентами, которые вскоре, ставши "демократами", обратятся в остервенелых разрушителей великого государства, врагов исторической России.

      АЛЕКСАНДР МОЛОТКОВ

     Да, отец Димитрий был, конечно, исключительным духовным явлением в постперестроечной России. Своим оптимистическим отношением к действительности, к людям, к проблемам он всегда как бы снимал противоречия, упрощал их до уровня детской ясности. И это только с виду могло казаться примитивизмом. На самом деле это признак глубоко духовного отношения к миру, непосредственное и мудрое восприятие его Богосотворенной гармонии. В своих простых бесхитростных словах отец Димитрий всегда выражал саму суть явлений — простую и ясную, с которой спадала за ненадобностью бытийно-материальная плоть, обнажая духовную правду.

     Так было и с дилеммой о "белых" и "красных". В те годы он был, наверно, единственный батюшка, кто прямо и просто говорил о необходимости примирения коммунистов и православных ради будущего России. О близости их нравственных и патриотических установок. И это несмотря на то, что сам отсидел в свое время не один срок в советских лагерях. Удивительно, что это ничуть не ожесточило его сердце, не омрачило его духовный взор, но наоборот как бы очистило его до конца — до понимания глубинной промыслительности коммунистической эпохи в судьбе России.

     Не случайно именно он оказался духовником "Завтра". Не случайно и мне, когда я встал перед этой острой православно-коммунистической антиномией русского патриотизма в попытке фундаментально разрешить ее противоречия в рамках единой книги, не оставалось иного варианта, как обратиться за благословением на этот труд именно к отцу Димитрию Дудко. И он с радостью откликнулся и призвал помощь Божию на осуществление этой работы. К сожалению, он не смог увидеть эту книгу даже в рукописи, но сейчас, когда она вышла, я уверенно и несомненно считаю отца Димитрия своим духовным соавтором. Думаю, и для многих других начинаний и людей отец Димитрий остается живым и действующим духовным соучастником и помощником.

      АЛЕКСАНДР ОГОРОДНИКОВ

     Говорить об отце Димитрии Дудко и легко, и непросто одновременно. Легко потому, что всегда найдётся что сказать. Непросто потому, что лично для меня он во многом остаётся загадкой и поныне.

     Отец Димитрий называл Россию "святой землёй", "центром мира", Сталина — богоданным вождём, сохранившим Россию, День Победы в Священной войне считал великим праздником, а героев той войны — спасшимися через подвиг.

     Он неоднозначно относился к Ленину, разделял позицию патриарха Сергия, находя её единственно возможной в то время, и неустанно повторял: никакая власть в России не случайна. Призывал не спешить делать выводы и навешивать ярлыки, поскольку "история России пишется самим Богом, и надо очень осторожно её прочитывать", а "кто больше всех оклеветан, тот, может быть, больше всех прав".

     Не будучи ни "красным", ни "белым", как священник он не отвергал ни тех, ни других, но отмечал, что за "красными" больше правды, поэтому народ и пошёл за ними, а "мировая революция" нашла в России себе могилу. Он не примкнул к монархической партии, но почитал царя — мученика Николая как святого задолго до канонизации. Батюшка считал Советский период сложным, но героическим временем нашей истории, "советская власть нам посылалась для подвига", признавал, что открытые гонения на верующих при коммунистах больше способствовали вере, чем современная "свобода". Даже атеизм, который протоиерей Димитрий называл, вторя философу Бердяеву, "верой с чёрного хода", по его мнению, не так опасен, как нынешнее "обольщение", порой переходящее в откровенный сатанизм. При этом он чётко разделял Сталинскую эпоху и последующую "оттепель", положившую начало диссидентству и либеральным "реформам", реабилитации троцкизма и "конвергенции" элит. А Хрущёва определил как "предшественника всех обольстителей". Объяснял, как нас всех обманули, и призывал, забыв о взаимных претензиях, обоюдно покаяться и "красных", и "белых", дабы наконец-то закончилась так называемая гражданская война в России. Не в реванше коммунизма он видел опасность для нашей страны сегодня, а в неолиберализме, торжестве религии мамоны, в ложном утверждении современности о возможности одновременно служить Богу и мамоне.

     Его мудрая, взвешенная позиция — не приспособленчество, не "розовое христианство", как нам пытаются внушить некоторые российские "доброхоты", а именно христианство. "Священник не должен примыкать ни к каким партиям, — писал о. Димитрий, — и не делить людей на праведников и грешников. Он должен всех спасать и никого не судить".

     Отказавшись выступить в роли жертвы "безбожного коммунистического режима", он поломал серьёзную политическую игру зарубежных сил вкупе с нашими бунтарями-космополитами, чего ему не могут простить до сих пор; при этом он "высветил" врагов в скрытой войне, ведущейся и поныне не против коммунизма и СССР, а против России как таковой, против Православия и русского народа.

     "Милости хочу, а не жертвы", — учил Христос. "Безжалостны только трусы", — повторял священник Дудко.

     Бывшего друга, священника Глеба Якунина, батюшка Димитрий оправдывал и защищал до последнего, а когда переполнилась чаша терпения, с грустью произнёс: видимо, у него повредился ум…

     Несколько лет назад мне довелось пообщаться с Афонским монахом отцом Ефремом, который в своё время подвизался у иеромонаха Серафима (Роуза).

     Отец Серафим по-доброму относился к отцу Димитрию, считал близким по духу, называл его представителем "сердечного православия", "кричащей совестью России".

     В состоявшейся беседе среди прочего я поинтересовался у Ефрема: почему до сих пор даже после смерти так ненавидят иные, именующие себя христианами, митрополита Иоанна (Снычёва) и протоиерея Димитрия Дудко. Он мне ответил, что так же точно ненавидят и отца Серафима Роуза только за то, что они проповедовали живого Христа! Вот главное: не картинку, а живого Бога, не застывшую форму, а содержание и деятельную любовь — немощи другого понести на себе"…

     Много у нас наставников, да мало отцов, написал апостол Павел в послании к коринфянам. Так вот священник Димитрий Дудко был настоящим отцом, "колодцем с живой водой", из которого пили мы все.

      ТАТЬЯНА ОКУЛОВА-МИКЕШИНА

     В 1998 году отец Димитрий Дудко написал предисловие, "Напутственное слово" к моей книге "Бесовщина под прикрытием утопий". Речь в книге шла о современных нигилистах, спекулировавших на лукавых утопиях, о западниках из числа советников недавних наших вождей. Чтобы мутная пелена всякого рода утопий исторических "нетерпеливцев" (вроде Хрущёва и его лукавых советников с их программой построения коммунизма в СССР к 1980 году, или — сонма позднейших "перестройщиков" с их програмками создания у нас уже капиталистического "рая" в "500 дней" и прочие кратчайшие сроки) не заслонила от нас предназначенного России пути национального оздоровления. Со свойственными батюшке снисходительностью и великодушием он назвал мою книгу даже "первой ласточкой", которая "наглядно показывает, как важно быть внимательным к нашей истории, ее урокам, не забывать о положительном в ней и не увлекаться отрицательным…".

     Это Слово батюшки до сих пор является для меня напутственным. Ведь самое главное, самое ценное, к чему мы должны стремиться сегодня, — соединение вековых российских традиций и всего лучшего, что было в советской эпохе, в историческом опыте наших дедов и отцов, в той истории, которую дал нам Бог, по словам Пушкина.

     Неслучайно отец Димитрий творил свою "Молитву у Белого дома" в октябре 1993 года о людях, которые "шли защищать Россию, не имея никакого оружия, но с крепко вооруженным сердцем, ибо жажда правды Божией, или хотя бы -— человеческой разгорелась в их душе". И мне, добавлю, довелось всё это видеть тогда собственными глазами.

     И сегодня наш дорогой батюшка и есть тот человек, который помогает нам теснее быть вместе, который умел читать Библию не по касательной, по слову классика, а "до Самого до Христа дошёл". И — теснит зло, увеличивая "сумму добра в общем обороте человеческих отношений". Вспоминаю его крохотную квартирку, как какую-то светелку, и почему-то на ум приходит фраза английского историка Карлейля (её, кстати, любил повторять Лесков): "Кротко сияющий луч спокойно совершает то, что не в состоянии сделать свирепая буря".

      ЕВГЕНИЙ НЕФЁДОВ

     Нашей газете через год 20 лет. Сколько у нас в этом зале было вечеров — митингов: громких, страстных, пылающих. Какой сейчас удивительный вечер — тихий, спокойный, добрый, несущий в себе умиротворение, хотя он излучает те же идеи, посылы, импульсы наших сердец. Как это прекрасно!

     Я как-то узнал, что о. Димитрий Дудко сидел вместе с о. Глебом Якуниным. И вот удивительно, какими разными дорогами они пошли. Одного как-то удалось увести от Бога лукавому, а другой остался человечнейшим, прекраснейшим из людей, остался верным Христу. События его личной жизни не сломили, не исковеркали его. Таким он пребудет и в наших сердцах, и в горних высотах у Бога.

     Позволю себе прочесть стихи, которые я посвятил несломленности веры, верности человеческой, а сегодня — и памяти нашего светлого батюшки:

     Какие силы разлом творили,

     Какой крушитель дробил эпоху!

     Но нас с тобою — не разделили.

     И слава Богу.

     Какие люди во тьме споткнулись,

     Какие взрывы снесли дорогу!

     Но наши руки — не разомкнулись.

     И слава Богу.

     Какие бесы во мгле носились,

     За отреченье суля подмогу!

     Но мы с тобою — не искусились.

     И слава Богу.

     Какие волки в овец оделись,

     В какую кривда рядилась тогу!

     Но мы с тобою — не загляделись.

     И слава Богу.

     Какие орды заголосили

     О нашем прошлом, где все так плохо!

     Но мы с тобою — верны России.

     И слава Богу.

     Какие беды, какие боли,

     Какое завтра трубит тревогу!

     Но мы с тобою. Но мы с тобою.

     И слава Богу.

1