Марина Струкова «ПО ВОЛЕ СЛАВЯНСКОГО РОКА...»

Марина Струкова «ПО ВОЛЕ СЛАВЯНСКОГО РОКА...»

Представляем вниманию читателей «ЗАВТРА» стихи Марины Струковой — одного из самых ярких авторов современной русской поэзии, продолжающего лучшие традиции нашей классической литературы.

     ***

     Немногим высокая тайна известна,

     рассеяна светом во мгле.

     За милую Родину — звёздную бездну

     сражаемся мы на земле.

     Распахнуты окна в России широко,

     туда, где ни края, ни дна.

     Мятежное Солнце — горящее око,

     куда ни посмотрит — война.

     И я воевала и в небо смотрела,

     великую волю любя,

     за смерть — против жизни, за дух — против тела,

     за ангела — против тебя.

     Прощай, удаляйся без лишнего спора

     на запад покорного дня,

     туда, где спокойны леса и озёра,

     где враг не заметит огня.

     Ведь здесь только ветер на каменном блюде

     гоняет песок и века.

     Ломаются церкви, ломаются люди,

     обломки уносит река.

     ***

     На кладбище героев и богов

     великим завершение дорогам,

     оно в тумане между двух миров,

     мне потаённым кажется чертогом.

     Здесь те, кто отдал жар своих сердец

     борьбе духовной и грозе военной,

     безвестный воин и святой мудрец,

     и песни гордой витязь убиенный.

     Здесь те, кто подлецу не уступил,

     здесь те, кто веру не переиначил,

     красиво умер, праведно почил,

     и для Державы что-нибудь да значил.

     И ты надейся не на нищий кров,

     дух приучив к сраженьям и потерям, —

     на дар земли, на свой подземный терем

     на кладбище героев и богов.

     И если правдой свято дорожил,

     и бился словом горестным и честным,

     своей стране ты службу сослужил,

     и будешь вечно в воинстве небесном.

     А за оградой твердых нет шагов,

     а за оградой всё вино распили,

     а за оградой все мечты забыли,

     а за оградой всех врагов простили.

     Покоятся все лучшие России —

     на кладбище героев и богов.

      ЮКИО МИСИМА

     1.

     Утром легко и беспечно

     дух уничтожит тюрьму.

     Жизнь человека — конечна,

     но я бессмертье возьму.

     Неколебимо и прямо

     на внеземные круги

     Будда выходит из храма.

     Свиток прочитан? Сожги.

     Видишь? — Отброшена маска.

     Веришь? Не имидж — судьба.

     Рядом шальную развязку

     подстерегает толпа:

     "Это писатель Мисима,

     он заигрался в войну"…

     Разуму невыносима

     низость предавших страну,

     трусы, бойцов презирая,

     ждут заземляющей лжи.

     Если ушли самураи,

     значит, пришли торгаши!

     2.

     Может быть, в родине дело…

     Может быть, в родине сна —

     недостижимостью тело

     испепеляет она,

     небом чарует бесцельно,

     мир погружая во тьму.

     Власть совершенства смертельна,

     но я бессмертье возьму!

     Нужно героя доверье,

     или мечта дурака,

     чтобы вонзить в подреберье

     длинную искру клинка?

     Ждал утонченную прозу

     апофеоз простоты,

     тело раскрылось как роза,

     высшей стяжав красоты.

     И по лицу на мгновенье,

     молнией, зримой едва, —

     судорога наслажденья,

     судорога торжества.

     ***

     Себя ли обманывать стану,

     когда на осколках броня?

     Ни стаи, ни стана, ни клана…

     лишь Родина есть у меня.

     Ни храма, ни дома, ни дота…

     разрушены все рубежи.

     Не знаем искусство расчета,

     не вывели формулу лжи.

     Но я не уйду недостойно,

     и ты не уйдешь из страны

     туда, где сожгли бы спокойно

     мы путеводитель войны.

     Пускай только выси и дали

     оставлены нам на земле,

     над степью гореть не устали

     знамения в облачной мгле.

     И не изменились, как странно,

     от бед ни сердца, ни умы…

     Ни стаи, ни стана, ни клана.

     Народом останемся мы!

     ***

     Господи, для странника ты — путь

     за иные дали и века,

     и, летейских вод рассеяв муть,

     золотая сеть для рыбака.

     Господи, жнецу ты — лунный серп,

     птице — небо, ратнику — броня,

     спящей деве — нежный шепот верб,

     только нет под крыльями меня.

     Не спасет Святого Духа тень

     от беды могуществом креста,

     потому что избы деревень

     я равняю с храмами Христа.

     И в смятенье не найду ответ,

     лишь на Русь весеннюю взгляну:

     верю в Бога или в этот свет,

     даль и вышину?

     ***

     Звенит кровавая капель,

     Господь грозит войной,

     качает Ева колыбель

     меж Солнцем и Луной.

     И этот плавный, легкий взлёт

     вовек продлится над

     тем, что бежит, летит, течёт

     с восхода на закат —

     над кораблём в ограде льдин,

     среди армад стальных,

     между крестов и гильотин, —

     не задевая их.

     Пусть где-то пахарь бросил плуг,

     погас в часовне свет,

     но нет для Евы слова "вдруг",

     сомненьям места нет.

     Гремит труба, поет свирель,

     Аттила ждет гонца…

     Но не сорвется колыбель

     с небесного венца.

     ***

     Правда или напраслина?

     Торжество или грусть? —

     Если Русь будет счастлива —

     это будет не Русь!

     Знала я её, славила,

     только, видит Господь,

     никогда б не представила

     Русь — не душу, а плоть.

     Эту — робкой и кроткою?

     Этот угль — на ладонь?

     В очаге, за решеткою,

     усмиренный — огонь?!

     Птицу злую, свободную —

     подкормить, приручить...

     На скаку запаленную

     тройку — остановить?..

     Русь? — от пыли отмытая

     бесконечных дорог.

     Русь? — бездумная, сытая

     и в стенах четырех.

     Стихнет всё... Перемелется.

     Камень станет мукой...

     Только что-то не верится

     в долгожданный покой.

     ***

     Я — русская. Боль или радость

     от этого дара судьбы?

     Я — ветра пшеничного сладость.

     Я — спелых колосьев усталость

     и песня казачьей гульбы.

     Но не разорвать потаённых

     сетей вековечной тоски:

     я — нежить могил осквернённых,

     я — камень церквей затворённых

     и цепь на запястье руки.

     Мной русская ненависть правит.

     И памятью предков сквозь сны

     души моей боль не оставит,

     и русскую истину славит

     мой голос под солнцем войны.

     ***

     Плывут туманы слева, справа,

     как синий мёд.

     И птица — китежская пава —

     во сне поёт.

     А я бреду сквозь пущи, чащи,

     сквозь дождь и грусть.

     Цветы духмяные блестящи,

     да ну и пусть.

     Здесь зелье каждому по вере

     для добрых чар…

     …Разрыв-траву ищу я, звери.

     Разрыв — пожар!

     Она раскроет все темницы

     в туман лугов,

     Спалит до утренней зарницы

     дворцы врагов,

     и задрожит душа народа,

     и воспарит…

     Что там горит у поворота?

     Что там горит?! —

     Скажи мне, китежская пава,

     крыла раскрыв,

     разрыв-трава? Слова

     иль слава — разрыв?

     Цветет неведомая сила

     стальным пером.

     Я стебель звонкий обломила.

     И грянул гром!

     ***

     Слушай, судьбина-бестия,

     может быть, пригожусь.

     В случае путешествия

     я выбираю Русь.

     Ставишь второе действие?

     Бью по рукам с тобой —

     в случае происшествия

     я выбираю бой.

     Звездное притяжение

     и золотая твердь.

     В случае поражения

     я выбираю смерть.

      НА ЗАСЕЧНОЙ ЧЕРТЕ

     (Из цикла "Казачеству посвящается")

     Не меня ты встречаешь под вишнями,

     я служу на Засечной черте,

     где холмы с караульными вышками,

     чтоб костры зажигать в темноте.

     Здесь товарищи к бою привычные,

     но чужие на праздном пиру,

     проклинают боярство столичное,

     видят смерть, что красна на миру…

     Азиатские полчища дикие

     затаились в недальней дали,

     затевают набеги великие,

     алчут новых рабов и земли.

     Будем биться с врагами умелыми,

     чтоб на милую Русь не прошли,

     грянусь оземь, пронизанный стрелами,

     волком пряну с горячей земли…

     Прибегу я шагами неслышными,

     за туманами тенью замру,

     посмотрю, как под белыми вишнями

     на гулянье идёшь ввечеру.

     А заметишь — не бойся, красавица,

     золотистых огней в темноте.

     Больше волк во дворе не появится,

     он живёт на Засечной черте.

     Где волнистые травы склоняются,

     обвивая кресты и клинки,

     да слезами в тиши разливаются

     по оврагам глухим родники.

     ***

     Я люблю тебя, степь.

     Словно жизнь, словно смерть,

     золотая и знойная твердь.

     Ты мне мать, ты мне дом,

     и курган со крестом

     и рубеж с богатырским постом.

     Нету кроме тебя

     ни друзей, ни родни,

     вся родня — над полями огни.

     И никто не поможет,

     никто не спасёт,

     только ветер тоску разнесёт.

     Я пойду далеко, я пойду высоко,

     расступайся, туман-молоко.

     Вот и солнце встаёт,

     и пичуга поёт,

     и душа до небес достаёт.

     Помолись ты, мой свет,

     буйным ветром побед,

     переливами молний вослед,

     чтоб летел надо мной

     только ангел степной,

     и не нужен мне спутник иной…

      ПОЭТ

     Мне всё равно, где буду прав —

     В войне умов? В войне держав?

     Ведь всех полей страшней, гляди,

     то поле боя, что в груди.

     ***

     Судьбы коварные изломы,

     на острых гранях — вспышки света!

     Мы — больше, чем народ.

     Но кто мы?

     Мир до сих пор не знает это.

     Не объяснить любой науке

     все виражи и завихренья

     ветров, ломающих нам руки,

     идей, палящих поколенья.

     К нам дети чопорной Европы

     идут, как в морг на опознанье,

     но мы опять встаём из гроба,

     отбросив злые предсказанья.

     Мы торим новые дороги

     от места взрыва — к месту взлёта,

     как испытатели эпохи

     с разбившегося самолёта.

     Вновь строим храмы и хоромы,

     сажаем лес — смотри, планета!

     Мы — больше, чем народ!

     Но кто мы?

     На это не найти ответа.

     ***

     За волной волна — травы светлые,

     месяц катится в бледном зареве.

     Над рекою в туманном мареве

     огоньки дрожат неприветные.

     Так порой на Руси случается,

     волки-витязи, песни-вороны,

     огляжу все четыре стороны,

     а никто не ждёт, не печалится.

     Нож булатный — моё сокровище,

     мои сёстры — мечты далекие,

     мои братья — костры высокие,

     слева — верной тоски чудовище,

     справа — был ли храм? И не вспомнится.

     Волки-витязи, песни-вороны,

     не с кем, кроме вас перемолвиться.

     Перемолвиться — не отчаяться,

     за удачей в бою отправиться.

     Наше поле врагами славится,

     пусть никто не ждёт, не печалится.

     …У зверей есть норы и лежбища,

     у людей дома над рекою.

     Гляну в ночь и махну рукою:

     Поле битвы — мое убежище.

     ***

     От востока по тонкому льду

     ветер звёзды сметает.

     По степи далеко ли иду?

     Сокол знает…

     Посмотри, — распластал он крыла,

     выше облака рыщет.

     А вокруг окаянная мгла

     вьюгой свищет.

     Затянулись дороги в петлю,

     враг вослед проклинает.

     Крепко бога войны я люблю!

     Сокол знает.

     Прохожу, о России грущу

     с песней грозной и честной,

     волю вольную в мире ищу —

     Град небесный.

     Укрывает его высота

     и огнями блистает…

     Но не знаю, — войду ли туда?

     Сокол знает!

     ***

     Кровь текла в моих жилах, текла издалёка,

     сквозь столетья по воле славянского рока.

     В потаённых ручьях округ сердца журчала,

     на горячей волне мою душу качала

     и шептала душе, что по праву рожденья

     ей великая доля дана во владенье:

     благородного племени древняя слава,

     и доверье Творца и святая Держава.

     Мы с тобою богаты, безмерно богаты —

     нам молитвы отцов как незримые латы,

     бесконечная даль просит нашей охраны,

     сотни трав исцелят воспаленные раны.

     Кровь текла в моих жилах, текла издалёка,

     холодела в предчувствии злого урока,

     закипала она, когда Русь унижали,

     застывала она на восточном кинжале,

     проливалась на землю от пули устало,

     в чернозём уходила, зарей расцветала.

     И приказ её, что неизбежней победы:

     Созидать и растить, знать пути и ответы.

     Мы с тобою спокойны, по-детски спокойны.

     В нас Россия живёт и проходит сквозь войны,

     и прославится вновь, это может быть завтра,

     безупречная кровь, безупречная правда.

     ***

     Воля к жизни толпе дана,

     этим чувством слаба страна —

     тяга к сытости и углу

     поклониться принудит злу.

     Презирая земли дары,

     мудрых книг избирай миры,

     не считай золотые дни.

     Волю к смерти в душе цени.

     ***

     Где сокол вьётся, где ветер бьётся,

     грядет Россия одетой в солнце.

     Как наше знамя над племенами

     грядет Россия одетой в пламя.

     Пусть мир уставший её коснётся

     умрёт и очнётся.

     Мятется стадо и ищет брода,

     но голос Бога, но голос Рода

     летит над градом, грозой блистая:

     вы нынче — стадо, а завтра — стая,

     чей путь начертан и принят далью,

     не вырубить сталью.

     На нашей карте кресты и руны,

     о нашей правде рокочут струны —

     лучи от Запада до Востока,

     чеканят пульс неземного рока,

     и грохот эха уходит в душу

     шквалом на сушу.

     Лови момент, воплощай легенды,

     в умах — смещаются континенты,

     Столкнутся правды — вскипает лава

     и зверство нрава, и месть, и слава.

     Ждут удостоенных высшей меры

     глиняные карьеры…

     Где сокол вьётся, где ветер бьётся,

     грядет Россия одетой в солнце.

     Как наше знамя над племенами,

     грядет Россия одетой в пламя.

     Пусть мир уставший её коснётся,

     умрёт и очнётся.

     ***

     Не отрекусь от горечи былого —

     развалин храма, смуты и огня.

     И если Богом снова станет Слово,

     то мой народ не обвинит меня.

     Не устыжусь за мятежи и войны,

     оправдывать стыдливо не начну

     тех предков, что прожили недостойно,

     но всё же не оставили страну.

     Им — память да могильная ограда.

     А мне — их злые, честные слова.

     Пускай опять сомнительна награда

     за простоту, что хуже воровства.

     Я на престол кладу мечи и цепи

     туда же, где терновые венцы.

     Вина отцов нам неподсудна, дети.

     Так неподсудны беженцам бойцы.

     ***

     Красные ягоды, листья узорные,

     белые хаты да пашенки черные,

     реки бескрайние и полноводные…

     Здесь и рождаются песни народные.

     В них богатырская удаль былинная,

     и каторжанская вольность звериная,

     и скоморошья насмешка простецкая,

     девичья грусть, похвальба молодецкая.

     ...Вечером звёзды горят небывалые,

     люди сидят на крылечках усталые,

     и с подголосками и переливами

     песня плывёт над осенними нивами.

     Падают вниз на дороженьки сорные

     красные ягоды, листья узорные.

     Скоро придут холода неминучие,

     поразгуляются вьюги колючие.

     Ах, до чего же ты, песня, печальная,

     невесела была Русь изначальная,

     да и сегодня терзается, плачется,

     песню придумает, в песне упрячется,

     словно в бездолии и непогодине

     Родины нет, кроме песни о Родине.

     ***

     Спой мне песню про черного ворона.

     Расскажи, где живая вода.

     Я ушла в чужедальнюю сторону

     и назад не вернусь никогда.

     В низком небе луна неизвестная,

     нет на родине этой луны,

     и холодное, злое, бесчестное

     затуманило ясные сны.

     Вспомню степи да рощи сосновые,

     ночь не ночь, и страна не страна.

     О высокую стену дворцовую

     разобью я бутылку вина.

     Разлетятся осколки гремучие,

     покачнётся лихая земля,

     и высокие травы колючие

     заплетут основанье Кремля.

     Заплетут чужедальнюю сторону,

     ветер, стихни, и враг, отступи!

     Спой мне песню про черного ворона,

     словно я умираю в степи.

     ***

     За посёлком вдоль дороги гладкой,

     где трава дрожит,

     с осторожной вкрадчивой повадкой

     лисонька бежит.

     Птица в проводах высоковольтных

     оборвёт полёт,

     упадет комком с небес раздольных —

     лисонька возьмёт.

     Ходит, бродит рыжая недаром —

     голод — не порок.

     На помойке за шоферским баром

     что-нибудь да впрок.

     Разогнали зайцев, лес зелёный

     под пилой трещит.

     И лисица брешет на червлёный,

     на рекламный щит.

     ***

     Высокий берег, медленный поток,

     вишнёвый сад до самого обрыва,

     и облака туманный завиток,

     и вспышка грозового перелива…

     Здесь гром и рок и колокол и Блок,

     мне открывая бесконечность жизни

     на Юг и Север, Запад и Восток,

     сказали о свободе и отчизне.

     Здесь голос крови нас на битву звал,

     а после к миру вёл по божьей воле.

     Кто хлеб растил, кто с немцем воевал,

     а кто-то и учительствовал в школе.

     Я скрою всё, что дома не на лад,

     всё расскажу, что сладилось на славу.

     От древних книг и дедовских наград —

     заветы предков, строивших Державу.

     Здесь наш очаг — негаснущий цветок,

     семь поколений предков помнит глина,

     высокий берег, медленный поток,

     в ржаной пыли великая равнина.

     ***

     Наша классика — Пушкин и АКМ.

     Мало для решения всех проблем,

     но хотя бы это осталось здесь,

     чтоб немного сбить мировую спесь.

     Всё ушло к чертям да ко всем смертям,

     разгулялось времечко по костям.

     Шпалы — в гниль, да в крошево весь кирпич,

     разлетелось всё, что смогли достичь.

     Тлеют клочья фото, расчетов, схем…

     Наша классика — Пушкин и АКМ.

     Посмотрю я Родину на просвет:

     где стоит дворец, там России нет,

     по подпольям мы, по дворам трущоб,

     посреди камней городских чащоб.

     И Европа, эх, дрессирует нас,

     тыча пальцем в грязный больной Кавказ,

     и ей всё не так, и везде бардак,

     и она умна, а Иван — дурак.

     Не отводит жадных холодных глаз,

     а нужна ей эта земля без нас.

     И огонь войны, как закат, доспел,

     но для наших душ и для наших тел

     есть защита круче любых систем:

     Наша классика — Пушкин и АКМ.

     ***

     Ты ищешь правду? Адовы круги

     пройти придётся, мир виня порою,

     друзья сдадут и не поймут враги.

     Но это одиночество героя.

     Под хор указов правды не найти,

     ищи её вне стада, стана, строя,

     и даже сгинуть на таком пути

     считай за привилегию героя.

     ***

     Кончилось время и мир исчислен,

     если ты — пепел, то я — алмаз.

     Цели бесцельны и смысл бессмыслен.

     Апокалипсис — здесь и сейчас.

     Делай, что должен и будь что будет.

     Солнцу и сердцу известен рок.

     Нас только избранный враг разбудит —

     слишком высок болевой порог.

     Демон идет по мечтам народов.

     Крошево камня и схватка рас.

     Кровь поднялась до небесных сводов,

     Апокалипсис — здесь и сейчас.

     Танец огня над большой дорогой.

     Пламя скручивается в блик.

     Перед рожденьем Руси сверхновой

     в точку уходит простор на миг.

     Сгинут все, кто нас ненавидел.

     Пламя — в зрачках восхищённых глаз:

     Я это понял! Я это видел!

     Апокалипсис — здесь и сейчас!

     ***

     Если завтра война, мы поплачем о милом,

     перекрестим дымящийся дол.

     Проведём бэтээры по отчим могилам,

     чтоб могилы никто не нашел.

     Подожжём златоглавый истерзанный город,

     чтобы городом враг не владел.

     И зазубренный серп, и заржавленный молот

     зашвырнём за небесный предел.

     Всё вино мы допьем и пройдём по бокалам —

     никому нашу радость не пить.

     Если завтра война, мы забудем о малом, —

     честь и славу — за грош не купить.

     Наш распахнутый мир будет светел и страшен,

     голос крови сильней, чем закон.

     Заминируем каждую пядь этих пашен,

     динамит — под оклады икон.

     Видишь, — выхода нет, поднимается ветер,

     Русь уводит на облачный край:

     впереди только битва и огненный пепел,

     позади — очарованный рай.

     ***

     Мы пытаем судьбу, и пытает

     нас на прочность загадочный Бог,

     за кого он живущих считает,

     повышая небесный порог?

     От исканий, сомнений, метаний

     не уйти с безмятежной душой,

     но сложнее любых испытаний

     испытание правдой чужой.

2