Владимир Коробов ПОЗДНЯЯ ГРОЗА
Владимир Коробов ПОЗДНЯЯ ГРОЗА
Стихи Владимира Коробова – это трепетная, проникновенная поэзия, и в то же время глубокая, порой наполненная отзвуками Серебряного века, хотя в целом это совершенно современный поэт.
В его лирике – озарения, открытость, русская обнажённость души сталкивается с реалиями нашего жестокого времени. Но поэт не выпячивает эти реалии, а даёт знать о них косвенно, отдельными деталями, что не нарушает целостного лирического настроя, пронизанного нежным сочувствием всему живому, – "что пришло процвесть и умереть", – полного яркими ассоциативными образами. "Как ты попала в ад из сада?" – говорит он о бабочке, случайно залетевшей в окно электрички. Такой, казалось бы, неприметный случай. Но истинность поэтического дарования и состоит в том, чтобы рядовое явление жизни суметь наполнить мощной, реально ощутимой символикой. "Ад" и "сад" (иными словами "рай") существуют в мире поэзии Владимира Коробова одновременно. В этом, на мой взгляд, одна из существенных черт его лирики. Внимание поэта привлека- ют мельчайшие приметы сегодняшней российской жизни (от уличного скрипача в московских подворотнях – до глубинки), которые служат ему отправной точкой в поэтических медитациях. Стихотворение "В больничном саду" (о больном ребёнке) пронизано тихой приглушённой грустью, хотя отнюдь не пессимистично:
“Души ранимые прозренья
Помогут мир открыть ему”,
– так оканчивается стихотворение. Природа, любовь, человеческая душа в её истинности – вот что ценно на земле, ибо на дне человеческой души таится божественная искра.
Несомненно, лирика Владимира Коробова по своему духу, по своему настрою, по своей способности к состраданию глубоко укоренена в традиции русской литературы. Вся поэтическая аура его творчества говорит об этом.
Юрий МАМЛЕЕВ
***
Пройдёт семейство молдаван
С гармоникою по вагонам.
Объявит диктор: Тёплый стан,
И сердце отзовётся стоном
На стон поруганной страны,
Гармоники сентиментальной,
Где чувство собственной вины
Смешалось с нищетой повальной,
Где нет отныне братских уз,
А равнодушие и злоба,
И, где навек почил Союз,
Свобод и прав стоит трущоба...
Но если ты и преуспел
В давильне на исходе века,
Не думай, что остался цел,
Ты всё равно душой – калека.
СРУБЛЕННОЕ ДЕРЕВО
Как часто дереву случалось,
Когда придёт его пора,
Цвести в саду.
Но оборвалась
Жизнь под ударом топора.
С тех пор прошло и лет немало,
И сад зарос давным-давно.
Но я запомнил, как лежало
И мёртвое цвело оно...
СОН
Памяти мамы и брата
Чайная Горка. Черешни в цвету.
Март расстилает туман по оврагам.
Переступив незаметно черту,
В детство войду нерешительным шагом.
Странно бродить в этом сумрачном сне
По сорнякам босиком в огороде.
В хрупкой, сырой и далёкой весне
Вновь оказался я, Господи, вроде?
Мать улыбается, смотрит в окно.
В дверь постучу – встанет брат на пороге.
Прошлое крутится, словно кино,
Где все герои сопьются в итоге...
Как мне спасти их, вернувшись назад?
Правду от них я старательно прячу.
Только войдя в наш черешневый сад,
Не удержусь вдруг и горько заплачу.
***
Заденет бабочка крылом –
Ты отшатнёшься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички.
И ты замрёшь, едва дыша
Среди дорожного надсада.
Лугов нарядная душа,
Как ты попала в ад из сада?
И за какой невинный грех
Тебе судьба – стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.
Пока ещё не так темно,
Пока ещё в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света.
***
Л.
Лёгкий снег в начале
Стал дождем в конце,
Словно след печали
На твоём лице.
Ивы у дороги
Тянутся к реке –
Это след тревоги,
Слёзы на щеке.
Осень, захолустье,
Поздняя гроза –
Нежности и грусти
Полные глаза.
Родина, и поле,
Ветер в камыше –
След любви и боли
На твоей душе.
***
На улице метелица,
И снег летит, шурша...
Глядишь, ещё шевелится,
Болит ещё душа.
Заблудшая? пропащая? –
Прохожим невдомёк,
На самом дне таящая
Небесный огонёк,
Что с силою нездешнею
Несёт бессмертный свет
Сквозь плоть окоченевшую
И жизни этой бред,
Чтоб совесть в ярком пламени
Сияла, горяча, –
В пустой и зябкой храмине
Последняя свеча.
ГРОЗА НАД МОРЕМ
Мелькнувшая чайка уколет – как спица,
И, вскрикнув тревожно, вдали растворится.
Залив расплывётся сквозь линзы слезы,
И сдавит мне горло волненье грозы.
Тогда я увижу как будто впервые:
Морские валы и холмы вековые,
Вознесшихся скал ножевые зубцы
И молний жестоких на небе рубцы.
Поднимется буря! И моря громада
Обрушит на берег безумное стадо,
И ветер завяжет в седые узлы
Непрочные узы волны и скалы.
А там, где воздвигнулись горы высоко,
Прокатится эхо грозы одиноко...
И море покроет туманная хмарь.
И дождь, как шарманка, навеет печаль.
***
Уличному скрипачу
Блаженна калеки улыбка –
Он рад приближенью весны –
Рыдай, одинокая скрипка,
На злом пепелище страны,
Рыдай в подворотнях московских
И на площадях городских,
И, вместо курантов кремлёвских,
Рыдай в наших душах пустых.
Пусть робко, и жалко, и хрипло
Играет калека-скрипач,
Рыдай, одинокая скрипка,
По нищенке-родине плачь!
***
В Москву! В Москву!
А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань...
Заря за окнами зарделась –
Больная чахлая герань.
Об этом грезилось нам разве
В лугах, где травы и цветы?
В столице суетной погрязли
Провинциальные мечты.
Нет, лучше бы, чем здесь скитаться,
Лысеть и стариться, друг мой, –
В цветущей юности болтаться
В петле курчавой головой.
***
"Подайте слепому за ради Христа!" –
Разносится в поезде эхо.
А в окнах вагона слепит красота –
Для зрячих пустая потеха.
Уткнувшись в газету, зевает юнец.
Семейство жуёт и скучает.
Зачем ты придумал мир этот, Творец?
Никто никогда не узнает.
Одним – от рожденья по гроб темнота,
Другим – видеть свет, как привычка...
"Подайте слепому за ради Христа!" –
Грохочет в полях электричка.
В БОЛЬНИЧНОМ САДУ
Н.А.
Больничный сад зарос травою.
Сжигают мусор у оград.
И над опавшею листвою
Последний кружит листопад.
И там, в осеннем запустенье,
За лёгкой дымкой пустоты,
Ребёнок, напрягая зренье,
Следит, как падают листы.
Его глаза сквозь толщу стёкол
Едва улавливают их.
Но, озираясь одиноко,
Он, может, счастлив в этот миг?
Ему так хочется запомнить
До бесконечных мелочей
И сад болезненно огромный,
И листопад, совсем ничей...
Потом, когда больное зренье
Устанет всматриваться в тьму, –
Души ранимые прозренья
Помогут мир открыть ему.
***
Л.
Твои волосы с рыжим отливом,
Развеваясь, по ветру летят.
Над пустым и остывшим заливом,
Как плавник, розовеет закат.
Позабылись здесь дрязги мирские,
И не помнит душа о тоске,
Только катятся волны морские,
В золотом зарываясь песке.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Холодная осень... А Бунин – с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.
Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше – чужие на всём имена.
От Божьего храма и старого рынка
Остались руины. Не те времена.
Он смотрит устало, с тоской эмигранта,
На милую родину, прах деревень,
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладёт свою ношу на пень.
А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, всё та же листва,
И дождик идёт затяжной, леденящий...
Холодная осень. Россия. Москва.
***
Уже ты, брат, заматерел:
Легко и просто
Глядишь на Божий мир в прицел
Креста – с погоста.
Друзья и недруги лежат
В могилах рядом.
И птицы черные кружат
Над гиблым садом.
Но не возьмешь нас на испуг,
Мы тёрты, биты.
Вот здесь лежит мой лучший друг,
Травой увитый,
А там лежит мой лучший враг
Под толщей глины –
Соединил один овраг
Две половины.
Настанет день, настанет час,
Подам им руку...
Ну, а пока, ну, а сейчас
Стерплю разлуку,
Налью горчайшего вина
В стакан – до края,
И повторю их имена,
С них пыль стирая.
***
В веке проклятом, двадцатом
Я хочу ещё пожить
И на мостике горбатом
Постоять и покурить.
Прежде, чем в тысячелетье
Новое перешагнуть, –
Всех, кто сгинул в лихолетье,
Поимённо помянуть.
И глядишь, за этим списком
Час пройдёт, за ним другой...
Жизнь касаткой низко-низко
Промелькнёт передо мной –
Не догонишь, не поймаешь,
Не разлюбишь, не вернёшь,
Ничего в ней не исправишь,
Ничего в ней не поймёшь.
ПОЭТЫ
Кричали с эстрады о вечном,
Горланили спьяну стихи,
А сами, как стадо овечье,
Пугались любой чепухи.
Метались, толкаясь в загоне,
Терпели и стужу, и грязь...
Им снились крылатые кони,
Что мчали их к славе, клубясь.
Но время, листая страницы,
Развеяло многое в прах,
Лишь слов золотые крупицы
Лежат на Господних весах.
***
Сшивай небесное-земное
Своими нитями, снежок,
Воображение ночное
И тот, из детства, бережок,
Где в синеве маячил парус
И обещал, не то что б рай, –
Волны разбившейся стеклярус,
Тавриды богоданный край;
Латай, затягивай потуже,
Всё то что сбылось – не сбылось
Кольцом январской лютой стужи
Скрепляй, что сшить не удалось –
И обретенья, и утраты,
Надежд цветные лоскуты,
Накладывай зимы заплаты
Поверх зловещей пустоты,
Баюкай музыкой сознанье,
Прикосновением лечи...
...Ложится снег, как подаянье,
В беззвёздной нищенской ночи,
И под немое это пенье
Всё мается, едва дыша,
Наивной верой в Воскресенье
Заледеневшая душа.