Хитёр монтёр! / Искусство и культура / Главная тема

Хитёр монтёр! / Искусство и культура / Главная тема

Хитёр монтёр!

/  Искусство и культура /  Главная тема

Олег Табаков: «Грязными ногами в чистую душу художнику не лезу, но настойчивость проявляю. Я снял с репертуара в этом театре больше спектаклей, чем советская власть запретила»

Олег Табаков перед отъездом на гастроли с руководимой им четверть века «Табакеркой», театром-студией с улицы Чаплыгина, завернул в Камергерский переулок в МХТ, во главе которого стоит «лишь» тринадцатый год. Поговорил накоротке с Борисом Мессерером, отдал распоряжения помощникам, забрал пачку рецензий на вызвавшую шквал разноречивых откликов премьеру Константина Богомолова «Идеальный муж» и ответил на вопросы «Итогов» о двух подотчетных ему, Олегу Павловичу, театрах. Впрочем, не только о них…

— Решили в глушь податься, Олег Павлович? В Саратов?

— На гастроли. Первоначально планировался Киев, но человек, бравшийся за организацию поездки, не выполнил контрактные обязательства, не выплатил театру причитающееся. Это выяснилось полтора месяца назад, и мы расстались. За столь короткое время сложно отыскать замену, но на моей родине, в Саратове, добрые люди пришли на выручку, помогли.

— У вас ведь на жуликов глаз должен быть хорошо наметан. С вашим-то опытом…

— Э-э, нет! Есть у меня недостаток: доверчив. Сам не жульничаю и от других подобного не жду.

— А так не скажешь. В том смысле, что не производите впечатления наивного человека, Олег Павлович.

— Больше того: возможно, я даже не умный, но уж точно хитрый!

— Поэтому вы с двумя труппами управляетесь, а иные и с одной совладать не могут? Посмотрите, что творится у соседей в Большом.

— Ты предлагаешь рассуждать о логике нелюдей, а я человек и не желаю прикасаться к этой теме. Она для меня за гранью добра и зла.

— Вы о покушении на Сергея Филина, но это лишь вершина айсберга.

— Не стану комментировать, поскольку я профессионал и привык рассуждать о том, что хорошо знаю и понимаю. За сезон играю около восьмидесяти спектаклей. Вряд ли наберется много 77-летних гренадеров, способных похвастать такой же результативностью. Я уже почти шестьдесят лет в профессии. В Школу-студию МХАТ мы с Валькой Гафтом поступили в 1953-м, когда умер Сталин, и это был праздник.

— Поступление или смерть вождя?

— И то и другое.

— Значит, об отношении к идее вернуть Волгограду имя генералиссимуса можно вас не спрашивать?

— Для меня это не вопрос. Все очевидно! Как и предложение переименовывать город на шесть дней в году. Похоже на торговлю. Мелкорозничную.

— Тогда вернемся к Большому театру.

— Не желаю обсуждать коллег! Словоблудием не занимаюсь. Это дурной тон и ниже моего достоинства. Зачем делать то, чего потом придется стыдиться? Я родился в конце первой трети прошлого века, моей старшей внучке уже исполнилось 22 года, а младшей дочке в апреле будет семь. Число соотечественников и граждан из ближнего зарубежья, желающих сфотографироваться на моем фоне, по-прежнему не убывает. Представляешь, перед сколькими людьми не хочу краснеть?

— А может, Олег Павлович, уходите от ответа по той причине, что оказались втянуты в конфликт, поддержав кандидатуру Николая Цискаридзе на пост гендиректора Большого и выступив против Анатолия Иксанова? Вольно или невольно.

— Ты знаешь, нет. Не хочу подливать дегтя в эту бочку рассказом, каким образом попал в число тех, кто обратился к Владимиру Путину в связи с ситуацией в Большом театре. Эти детали ничего не дадут. Не принесут пользу. А вред могут. История с письмом нехорошая, что тут долго рассуждать. И администрация президента указала нам, где наше место. Я лет тридцать никаких коллективных воззваний не подписывал и впредь не буду. Желание напрочь отшибло.

— А перед Иксановым извинились?

— Конечно! У нас с Анатолием Геннадьевичем отношения человеческие, я сказал ему все приватно, с глазу на глаз.

— Совет коллеге решились бы дать в конфликтной ситуации?

— Если у людей есть интерес, могу поделиться опытом. А сам с инициативой не лезу. Какое расстояние между МХТ и Большим? Метров двести, наверное. Три минуты ходьбы. Было бы желание…

— Вы-то в ГАБТ захаживаете?

— На открытие приглашали…

— И как?

— Старик, я ведь не ложи и кресла помню, а Галину Уланову в роли Джульетты, Хозяйку Медной горы Майи Плисецкой, Володю Васильева в «Спартаке» и Катю Максимову в «Анюте»… А как замечательно исполнял партию Меркуцио Сергей Корень! Это не описать словами, надо было видеть. Немало приятных воспоминаний, высоких радостей связано у меня с походами в Большой. Сегодня же сарафанное радио не доносит до моих ушей информацию, что нельзя пропустить там ту или иную премьеру… С другой стороны, могу утверждать, что Иксанов — один из лучших театральных администраторов России. Знаю его со времен, когда он был директором ленинградского БДТ. Анатолий Геннадьевич — профессионал!

— Но не станете же спорить, что Большой драматический театр ассоциируется в первую очередь с именем Георгия Товстоногова. Многолетнего художественного руководителя БДТ, а не его директора.

— Так и есть. По этой причине прославленный театр и носит сегодня имя Георгия Александровича. Тем не менее данный факт не исключает другого: театральный администратор — профессия, которой надо всерьез учиться. Когда я работал директором «Современника», а стал я им — для справки — в возрасте 34 лет, был такой Изя Гольдман. Он делился со мной секретами ремесла и говорил: «Лелик, запомни! Главные деньги в театре воруют на сэзонном рэмонте». Слушал я с интересом и думал, как сделать, чтобы при мне ничего не украли… От хорошего администратора очень многое зависит, хотя, конечно, главным человеком в театре должен быть худрук. И БДТ руководил Товстоногов, а не Иксанов. Это тоже факт.

— Как же получилось, что в самом большом-пребольшом театре гендиректор есть, а худрука нет?

— Думаю, это серьезная недоработка, допущенная в свое время Министерством культуры.

— Вы на роль кризисного управляющего согласились бы, Олег Павлович? Теоретически.

— С моей стороны было бы фамильярностью делать подобные заявления. Суесловие! Начать с того, что помню о возрасте. Маловато времени осталось, чтобы ввязываться в сложное новое дело. Тринадцать лет назад, когда умер Олег Николаевич Ефремов и положение во МХАТе было аховым, понимал: запас прочности есть. Сейчас силенок для штурма непокоренных вершин поубавилось, а я человек честолюбивый, на полпути не привык останавливаться. Если уж браться за гуж, то всерьез, чтобы потом предъявить общественности результаты труда. Никогда не делал ничего, в чем сомневался, не был уверен в успехе. Назови это инстинктом самосохранения. Или хитрованством. А может, провинциальность происхождения сказывается. Есть и еще одно обстоятельство, из-за которого не пошел бы руководить музыкально-хореографическим театром: в моем дипломе с отличием единственная четверка была по танцам…

— Уж извините, Олег Павлович, до конца оттопчу ноги и снова вернусь к Большому... В ваших труппах подобное тому, что случилось с Сергеем Филиным, возможно?

— Нет. Категорически нет! Повторяю: это поступок нелюдей, а я поведение тварей не комментирую. Мне почему-то кажется, что причина произошедшего с руководителем балетной труппы Большого кроется в бытовухе. Там не творчество, не художественные проблемы, а криминал на бытовой почве. Артист не смог бы поступить с коллегой столь бесчеловечным образом... Знаешь, однажды я видел, как молодая девушка поджидала мою первую жену Людмилу со склянкой, внутри которой плескалась жидкость.

— И?..

— Все остались живы и здоровы. Это главное, а остальное — частности, в которые углубляться не стоит. Если начать ворошить прошлое, можно ведь и забавные эпизоды вспомнить. Вовка Машков очень хотел учиться на моем курсе в Школе-студии МХАТ. К тому моменту его уже дважды выгоняли из училищ за буйный нрав, он устроился декоратором в Художественный театр и караулил меня за сценой. С банкой…

— Правда?

— Надо же было парню обратить на себя внимание мастера курса! Но это шутка.

— Михаил Швыдкой, комментируя конфликт в ГАБТе, сказал, что уволил бы Цискаридзе из Большого. Правда, тут же оговорился: но не сейчас…

— Это паллиатив. На мой скромный взгляд, нельзя доводить, чтобы сор из избы разносился по всей деревне, а прославленный премьер, верой и правдой много лет служивший театру, вдруг оказывался в нем изгоем. Надо так руководить коллективом, чтобы подобные темы даже не возникали.

— Неужели у вас все-все годы так и было?

— Когда после ухода Олега Николаевича, царствие ему небесное, я возглавил МХАТ, достаточное количество людей считало, что место мне досталось не по заслугам. Не по Сеньке шапка. Я прекрасно знал об этом, но не стал бороться или давить оппозицию. Да ее как таковой и не было. Вместо этого занялся работой, начал наводить порядок. Теперь поддерживаю его. Каждый божий день. Иначе нельзя… Наверное, характером я пошел в отца. Он совершал поступки, а не участвовал в кампаниях. Будучи научным работником и имея бронь от армии, 4 июля 1941-го отправился добровольцем на фронт, чтобы сражаться за мать Анну Константиновну, жену Марию Андреевну и двух сыновей — Женьку от первого брака и меня. Отец воевал не за Ленина и Сталина, а за нас, за семью, за представления о долге мужчины и, стало быть, за русскую землю. Когда люди понимают, что руководитель не корыстен и печется о деле, то и относятся соответствующе. Я ведь о труппе думаю, а не гарем развожу или детей с прочими родственниками на хлебные места пристраиваю.

— Ну да, поэтому Марина Зудина, состоявшая в труппе «Табакерки», играет ведущие женские роли на сцене МХТ.

— Это, извини, проблема Художественного театра.

— Плохо худрук, он же — директор, работает. В вашем лице.

— Наоборот, хорошо! А в некотором смысле даже отлично. По какому пути в подобных ситуациях часто идут театры? По антрепризному. Приглашают на конкретную постановку звезду со стороны. Мы действуем изобретательнее: если в МХТ возникают трудности, артисты из студии на Чаплыгина подставляют плечо. Сообщающиеся сосуды! Мы не разбрасываемся талантами, а коллекционируем их. «Подвальный» театр много дал МХТ, ответственно заявляю. Видишь ли, летописцы все проанализируют, систематизируют и воспроизведут лучшим образом, но я не знаю подобных аналогов. Ни в России, ни, пожалуй, даже в мире. Чтобы два успешных театра столь плодотворно взаимодействовали и помогали друг другу.

— Все так, но сообщает эти сосуды дважды худрук Табаков собственной персоной. Не будет связующего звена (извините, Олег Павлович, дай бог вам здоровья!), и плавное перетекание из одной труппы в другую, боюсь, прекратится.

— Да, в каком-то смысле это мое ноу-хау. Хотя и без оформления авторского патента. Мы нашли оптимальную форму сотрудничества, приносящую максимальный результат. К обоюдному удовольствию сторон.

— В 2000-м вы пришли во МХАТ худруком, но спустя почти четыре года стали еще и директором театра. Зачем?

— Понял: по-другому нельзя. Иначе не получилось бы реализовать задачи, которые ставил перед собой. И художественные, и организационные. Ведь обновление театра в России — не назначения и перемещения, а создание конвейера из спектаклей, востребованных максимальным количеством зрителей. Для успешных постановок нужны надлежащие условия. И соответствующая атмосфера вокруг. Помню, как весной 2001-го критика восприняла премьеру «№ 13», выпущенную Вовкой Машковым. Пьеса коммерческая, ладно скроенная, крепко сбитая, с шутками и прибаутками. Только ленивый не возил меня за спектакль рожей по асфальту! Прошло двенадцать лет, а это по-прежнему хит. И сегодня мудрые критики уже голосят: вот как надо! Дескать, постановка реализована в классической методологии Художественного театра. Как учил и завещал великий Константин Сергеевич, чей юбилей мы отмечали недавно. Даст бог, сделаем с Владимиром Львовичем Машковым новый вариант спектакля. Даже дату подходящую подыскали: «№ 13», 13.12.2013.

— Любите вы красивости, Олег Павлович!

— Нет, это женское, манерное. А вот от эффектности не откажусь. При условии эффективности.

— Не всегда получается, согласитесь. Однажды едва не докатилось до судебных расследований.

— Старая история! Нашелся жулик, сын выдающегося актера… Не будем всуе трепать известную фамилию. Недостойный отпрыск пытался поживиться за счет театра…

— Удивительное дело! У вас чужой родственник окопался, у Гергиева в Мариинке собственный проворовался, а мэтры вроде как и ни при чем.

— Тихо. Тихо! Чем я хорош? Зарабатываю прилично. Мне хватает. Большего не надо.

— Валерий Абисалович, уверен, скажет то же самое.

— Правильно, гастролирует много, дирижирует по всему миру, вот, видимо, за кем-то из окружения и не уследил. С нашими людьми ведь как? Доверяй, но проверяй.

— А под вами лодочка закачалась, Олег Павлович?

— Не-е-ет! Как сказал мне один ответственный товарищ: «Мы и вас сохранили, и жуликам по рукам дали».

— Вам же теперь правительство в числе особенно ценных руководителей федеральных учреждений культуры разрешило назначать себе резиновую зарплату — без привязки к той, которую получает рядовой сотрудник…

— Спасибо, не нуждаюсь. Принципиально не стану выходить за рамки нормы, существовавшей ранее. Дал распоряжение нашей бухгалтерии, чтобы проследили. Зачем выделяться подобным образом? Немного брезгую. Я успешен и не ворую. Поэтому люди дают мне личные деньги. Миша Ходорковский в свое время первым выделил пятьсот тысяч долларов на ремонт здания Художественного театра, и я добро не забыл. Новую сцену мы целиком построили на частное пожертвование. Хороший человек, он умер, царствие ему небесное, подарил миллион долларов, чтобы мы с Мариной обзавелись недвижимостью в Марбелье или ином теплом местечке. Супруга у меня правильная: согласилась, что нам хватит дачи на водохранилище по Дмитровскому шоссе, которую мы только в прошлом году достроили, а презентованный щедрой рукой миллион я пустил на Новую сцену Художественного театра, и та успешно функционирует уже почти десять лет. Я ведь хитрый мордвин!

— Давайте все-таки назовем дарителя, а то неправильно получается. Историю не впервые рассказываете, а имя героя умалчиваете.

— Николай Аксененко, бывший министр путей сообщения... Но это не конец рассказа. Володя Якунин, нынешний глава «РЖД», подарил театру землю на пересечении проспекта Андропова и Нагатинской улицы. А власть дает значительные средства на строительство филиала МХТ — три с половиной миллиарда рублей. Там будет и театральная библиотека, и дебаркадер для хранения декораций, и много чего еще. Ввод в строй запланирован на 2018-й. А к концу года нынешнего, по словам московского мэра, которым я привык доверять, в новое здание на улице Гиляровского должна въехать студия с Чаплыгина. В феврале завершится отливка бетона, начнутся отделочные работы. Когда переедем, «подвал» встанет на капремонт. Хотим увеличить угол наклона зрительного зала, сделаем второй свет, заменим вентиляцию. Там будет располагаться учебный театр.

— Империя имени Табакова!

— Не надо громких слов. Я тебе так скажу: театральная школа, которую мы открыли в сентябре 2010-го, пожалуй, главное, что оставлю после себя. Увы, в России мало занимаются поиском юных талантов, а мы прочесали всю страну — от Калининграда до Владивостока. Господь, пролетая над безбрежными просторами нашей родины, по-прежнему щедро разбрасывает крупицы дара божьего. Надо их найти и собрать. Этим я и занимаюсь активно. Пора о смене подумать. В ней спасение русского репертуарного театра!

— А вы теперь еще и председатель совета Общественного телевидения. Это вам зачем, Олег Павлович?

— Если откровенно, поставили перед свершившимся фактом. Обсуждение не предполагалось. Пока ситуация с ОТВ тяжелая, можно сказать, безвыходная. Денег нет, чтобы запуститься. Государство грешно ведет себя: нельзя затевать такое дело, не определившись с финансами. А идея замечательная: напомнить людям, что есть совесть, честь, сострадание…

— Утопия!

— Возможно. Но попытаться стоит. Другое дело, что без денег сегодня никуда. Если так продолжится до июля, до моего отпуска, схожу в Кремль и попрошу освободить от обязанностей председателя совета. Христа ради. Зачем мне краснеть за чужие недоработки? На роль свадебного генерала я не гожусь. Или делом занимаемся, или продолжайте без моего участия. Как ты понял, забот у меня и в театре хватает.

— Это точно. Вот и последняя премьера Константина Богомолова «Идеальный муж» вызвала бурную полемику. Кто-то клеймит, что по сцене четыре часа бегает пара голубых…

— Мне жаль сумевших вынести из спектакля лишь это. В принципе могу понять стрессово-шоковую реакцию части публики. Примерно так в свое время воспринимали и постановку «Всегда в продаже» по Васе Аксенову в «Современнике». Тоже кричали: ужас, ужас! Потом привыкли, успокоились... Лучшим спектаклем Кости Богомолова лично я считаю «Старшего сына». Он до сих пор идет на сцене «подвального» театра. Что касается «Идеального мужа», работа с ним продолжается. Была допущена тактическая неточность, следовало четко сформулировать в афише: это китчевая импровизация на тему комедии Оскара Уайльда и других классических произведений. В ближайшее время исправим просчет. Пока идут предпремьерные показы, они и нужны, чтобы подрихтовать, почистить, сократить. Четыре с лишним часа заставлять зрителя смотреть на сцену — это многовато. Надо уложиться хотя в 3.45, не более.

— Кто отжимает воду? Вы?

— Да. Инкогнито. Грязными ногами в чистую душу художнику не лезу, но настойчивость проявляю. Обнимаю до сжатия. А как иначе? Я снял с репертуара в этом театре больше спектаклей, чем советская власть запретила. Если дорожишь репутацией, надо иметь мужество делать так. Для этого и нужен худрук…

— А что дальше, Олег Павлович? Точнее, кто?

— Знаешь, всерьез займусь этим вопросом за год до истечения моего контракта. А он заканчивается в декабре 2015-го. Приходи в конце следующего года и обсудим.

— Миндаугас Карбаускис ушел в Театр Маяковского, Евгений Миронов — в Театр Наций, Кирилл Серебренников — в «Гоголь-центр». Можно сказать: люди растут. Или по-другому: поняли, что ждать бесполезно. За Табаковым не занимать!

— Я ведь не душил, а опекал, помогал, своей спиной прикрывал самых одаренных. Этот Олег Павлович — не просто так. Хитёр монтёр! Подобными кадрами гордиться можно.

Как говорил Борис Пастернак: «Нас мало. Нас, может быть, трое…»

— Назовете по именам оставшихся двоих?

— Я ведь уже ответил: вот придешь 14 декабря 14-го года в МХТ, и скажу…