Невидимые дети / Общество и наука / Общество

Невидимые дети / Общество и наука / Общество

Невидимые дети

Общество и наука Общество

По некоторым данным, в России насчитываются миллионы беспризорников. Откуда берутся гавроши XXI века?

 

...На руке у 14-летнего Коли корявая татуировка: «Пока я жив меня не успокоешь». И дорожка точек вдоль вены, красноречиво указывающая на наркотическую зависимость. Оба этих атрибута в полной мере характеризуют современного российского беспризорника. Впрочем, отыскать сегодня стайки малолетних бродяг в Москве сложно — власти всеми силами стараются вытеснить их с людных мест. И если еще три года назад беспризорники были едва ли не визитной карточкой московских вокзалов, сегодня их не видно. Это странно: если верить статистике, публикуемой общественными активистами, в России 4 миллиона беспризорников. И эта армия гаврошей не может быть незаметной. Или цифры не точны, или бродяжки хорошо прячутся. Так сколько их в нашей стране на самом деле и откуда они берутся?

Лолита и другие

Беспризорники живут по законам улицы, по этим же законам они обходят стороной ментов в форме и сотрудников в штатском. Единственные, с кем они худо-бедно идут на контакт, это социальные работники, которые и тарелку супа нальют, и теплые носки подарят, и гноящийся палец обработают, если потребуется. Именно поэтому социальные работники знают о московском дне больше всех. «Как правило, беспризорник — это подросток от 12 лет, — рассказывает Дмитрий, сотрудник одной из соцслужб, — в большинстве случаев у него есть родители». Сегодня среди безнадзорников преобладают девочки в пропорции примерно двое из трех. Почему так? Они взрослеют быстрее мальчиков, пытаются понять жизнь и гораздо эмоциональнее реагируют на ее перипетии. Следствием этого может стать уход из дома, а детонатором оказываются семейная ссора, школьные неудачи или конфликты с одноклассниками.

Федеральный закон № 120-ФЗ «Об основах профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» четко разграничивает две категории — безнадзорных и беспризорных. Первые — это несовершеннолетние, контроль за поведением которых отсутствует вследствие неисполнения или ненадлежащего исполнения родителями своих обязанностей. А вот беспризорные — это дети, в силу различных обстоятельств не имеющие места жительства. Одним словом, бомжи. Они в свою очередь делятся на подгруппы. На сегодня самая многочисленная — выходцы из стран СНГ. Их родители приехали в Москву в поисках работы и лучшей доли, но о детях и думать забыли. Вторая подгруппа — дети из неблагополучных российских семей, сбежавшие из дома или социальных учреждений. И третья, совсем немногочисленная, — подростки из благополучных семей, пустившиеся во все тяжкие.

С каждой из этих условных групп у сотрудников полиции и социальных служб связаны десятки историй. Историю российской Лолиты — 13-летней проститутки из Рязани — нам поведала начальник отдела по делам несовершеннолетних полиции Казанского вокзала Татьяна Клыгина. Однажды к полицейскому на вокзале обратилась девочка, которой очень хотелось казаться взрослой. Хлопая наклеенными ресницами, она невинно поинтересовалась, не знает ли страж порядка, как можно раздобыть полтыщи на билет. Полицейский ответил, что, конечно же, знает, и доставил просительницу в детскую комнату.

«Когда мы осмотрели ее вещи, были просто шокированы, — рассказывает Татьяна Клыгина. — У девочки обнаружился целый арсенал профессиональных атрибутов: эротические костюмчики, туфли на огромных каблуках, парик, много чего еще. Сама девочка, нисколько не смущаясь, рассказала, что убежала из дома от пьющей матери, работала в Москве проституткой, а теперь заторопилась в родной город, чтобы поспеть к началу учебного года. Вместо школы мы отправили ее в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей, где с девочкой далее работали медики, воспитатели, психологи».

Впрочем, пример рязанской Лолиты — не характерный. В большинстве случаев современные беспризорники сбиваются в своеобразные коммуны — так проще выжить. Сотрудники полиции рассказали об одной такой группе, обитавшей неподалеку от платформы Дмитровская. Подростков было восемь, самому старшему, бывшему детдомовцу, едва исполнилось 18. Он жил вместе с несовершеннолетней беременной подругой, сбежавшей из детского дома. Подростки старательно обустроили свою среду обитания: украли и раздобыли автомобильный аккумулятор, пол застелили старыми матрасами, наладили видавший виды телевизор. За едой они ездили туда, где по определенным дням благотворительные организации раздавали пищу всем нуждающимся. По мнению сотрудников полиции, такие коммуны являются самым сложным контингентом, поскольку, как правило, промышляют воровством, да и сами становятся объектами преступных посягательств. В частности, зафиксировано несколько случаев, когда наркоторговцы использовали несовершеннолетних беспризорников в качестве курьеров. Именно поэтому привокзальные территории у полиции на особом контроле.

По закону всех их доставляют в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей ГУВД Москвы. По словам его начальника Тамары Мешковой, в год через центр проходит около двух тысяч подростков — и беспризорников, и безнадзорников. О том, что это спецучреждение, напоминают решетки на окнах, строгая пропускная система и педагоги в полицейской форме. За партами в классах — несколько афроамериканцев и смуглые юноши из Средней Азии. Как оказалось, чернокожие подростки приехали в Россию вместе с родителями из Кот-д,Ивуара. Не найдя работы, взрослые уехали, а дети затерялись на московских просторах. В конце концов оказались в центре, откуда уходить не хотят, да и некуда. Сейчас полицейские занимаются оформлением документов для их отправки на родину.

— У нас здесь полный интернационал, — рассказывает Тамара Мешкова. — Большая часть детей — это ребята из стран СНГ: таджики, узбеки, киргизы. Эти подростки приезжают в Москву не из праздного интереса, а едут целенаправленно на заработки, и не всегда законные. Ребята из стран СНГ старшего возраста — 17—18 лет, — как правило, приезжают сюда на массовые мероприятия, шествия и митинги в поисках легкой наживы — карманные кражи, грабежи. Они изначально криминально ориентированы.

По словам специалистов центра, чаще всего к ним попадают 15—18-летние мальчики из неблагополучных семей, совершившие какие-либо правонарушения. С девочками другая история — их заманивают в столицу, прельщая трудоустройством. Обещают хорошие деньги, а в итоге используют как сексуальных рабынь. Как говорит Тамара Мешкова, «главное — разобраться, что же произошло с попавшим к нам подростком, а сделать это порой бывает очень непросто». У многих «профессиональных беспризорников» заготовлены десятки историй: одна для благотворителей, другая для сотрудников полиции, третья для друзей. Недавно в центр попал весьма загадочный парень 17 лет от роду. Сотрудники прямо слезы лили от его шокирующих историй: папа маме голову отрубил, а дети, горемычные, разбежались по стране кто куда. Правда, показания пацана постоянно менялись: сегодня он из Рязани, завтра из Казани, послезавтра еще откуда-то.

— Мы проверили все названные ребенком города, разослали ориентировки — отовсюду приходил ответ отрицательный, такой ребенок не пропадал, — вспоминает Тамара Мешкова. — Ясность внес другой мальчик, с которым они сдружились. Ребята откровенно разговорились, и выяснилось, что юноша — коренной москвич из хорошей семьи. Родители работают, семья живет в достатке, а мальчик был доставлен к нам из коллектора в Бирюлеве, где коротал время с такими же подростками. Все истории, которые он выдавал за свои, он слышал от ребят из компании.

Семь нянек

Сегодня проблемами беспризорников занимаются сразу несколько структур. Их семь: органы управления социальной защиты населения, органы управления образованием, органы опеки и попечительства, ведомства по делам молодежи, органы управления здравоохранением, службы занятости и органы внутренних дел. Их деятельность регламентируется все тем же законом № 120-ФЗ, где прописана система профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних. Всем известные комиссии по делам несовершеннолетних призваны координировать работу «органов и учреждений». Плюс проблемой занимаются сотни благотворительных организаций. И ведь не скажешь, что у семи нянек дитя без глазу: оборванные и полуголодные дети, к счастью, у нас по улицам толпами не ходят. Но проблема все равно существует, и фактически получается, что сегодня в России нет государственной системы реабилитации маленьких граждан, выброшенных, как говорят специалисты, из «легального общественного оборота». Разумеется, все ведомства получают бюджетное финансирование, которое рассчитывается исходя из числа беспризорников. Вот тут-то и кроется засада.

Сколько в Москве может находиться единовременно беспризорников? Ответить на этот вопрос не так просто. Единой статистики нет, что и неудивительно по причине межведомственной неразберихи. Допустим, с МВД все понятно — поймал, оформил протокол, отправил в приемник. Вероятно, опираясь на эти отчеты, суммировав их, Генпрокуратура насчитала по всей стране несколько лет назад два миллиона беспризорников. Судя по всему, и сегодня эта цифра недалека от истины. А вот статистика благотворителей — величина весьма условная. Например, на Курском вокзале ходит байка про то, как некий беспризорник по прозвищу Леший несколько раз в день получал помощь от французских благотворителей, работающих в России. Вместе со всеми он подходил к пункту раздачи, получал одеяло, шоколадку и миску горячего супа, после чего исчезал. Через полчаса подходил опять, но уже в другой куртке, с перемазанным лицом и перебинтованной рукой — история повторялась. Естественно, благотворители каждый раз записывали Лешего как нового человека. Стоит ли удивляться тому, что, по данным Российского детского фонда, беспризорников у нас в стране насчитывается три миллиона. А по данным движения «В защиту детства» — около четырех миллионов.

Даже простейшие математические действия на уровне школьной программы заставляют усомниться в существовании такого числа беспризорников. По данным Росстата, в России в настоящее время насчитывается около 30 миллионов детей. Если брать упомянутые благотворителями и правозащитниками четыре миллиона беспризорных, получается, что это каждый седьмой!

Проблема беспризорных и безнадзорных детей, безусловно, существует, отрицать это глупо, но каковы ее масштабы на самом деле и кому выгодны приписки? Журналист и блогер Марина Кулакова считает, что «нет столько в реальности у нас детей в возрасте и состоянии «беспризорничества», сколько Генпрокуратура и прочие фонды рисуют. Зачем рисуют? Вероятно, хотят, чтобы эти нарисованные ноли конвертировались в немалые зарплаты «ответственных» работников. Есть люди, которые умеют делать деньги из воздуха. А детей за этими нолями просто нет. А сколько есть — плохо ли, хорошо — сидят по домам и учат уроки. Так на сколько же надо делить все эти миллионные ноли?»

Удивительно то, что даже при таком количестве курирующих беспризорников организаций есть проблемы совершенно неразрешимые. Одна из них — беременные девочки. «Такие встречаются довольно часто, — говорит один из руководителей благотворительной организации «Непотерянные дети» Александр Львов. — Родители требуют сделать аборт, девочка не хочет, вот и уходит из дома». Сегодня в Москве нет ни одной службы, которая занималась бы ими. В какой-либо социальный центр и больницу их поместить нельзя — нет документов. Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей — тем более не возьмет. Если срок беременности у девушки небольшой, то в роддоме ей тоже делать нечего. Вот и получается, что либо в семью возвращайся, где враждебно настроенная родня, либо живи на улице.

Те же блогеры предлагают очевидный выход из ситуации — отдать проблему беспризорничества одному ведомству, с которого и спрашивать по полной программе. Осталось понять — что это за ведомство. В этом контексте примечателен такой момент: наши комиссии по делам несовершеннолетних работают по регламенту, утвержденному аж в 1967 году...