Всеволод Емелин “НЕ УХОДИ! ПОБУДЬ СО МНОЮ!..”

Всеволод Емелин “НЕ УХОДИ! ПОБУДЬ СО МНОЮ!..”

***

Давно отвыкли от сюрпризов мы,

Сыны трудящегося класса,

Уж двадцать лет как в телевизоре

Одни евреи с пидарасами.

На свете нет печальней повести,

Меня несчастней нет создания,

Но, давеча, смотрел я новости

И содрогнулось мироздание.

Идет начальственная оргия,

Блестят лоснящиеся лица,

Все бюрократы толстомордые

Сплошь проходимцы и мздоимцы.

Сидели важно, как бароны,

Дремали и жевали тихо.

И, вдруг, прорвалась к микрофону

Простая русская ткачиха.

Скорее в "Скорую" звоните,

Вся голова моя в тумане,

Я двадцать лет ткачих не видел

На вашем "голубом" экране.

Как шемаханская царевна

Или как горьковская "Мать",

Она о самом сокровенном

В лицо отважилась сказать.

О чём мечтали миллионы,

О чём журчали водопады,

О чём в ночи шептались клёны

И Кёльна дымные громады.

Сказать о том, что всей страною

Хранилось бережно в груди...

Не уходи! Побудь со мною!

Не уходи, не уходи…

Меня вы свяжете, как психа,

Но не понять вам ни ...уя

Раз на экране вновь ткачиха –

Вернулась молодость моя!

НеЗНАКомка

Сам воздух над ночными клубами –

"Билингвами" и "Пирогами" –

Пропах насквозь словами грубыми,

Дешёвой водкой и стихами.

Пройдя сквозь металлоискатели,

Сквозь дресс-контроли и фейс-коды

Здесь до утра стихослагатели

Вино глотают, словно воду.

Сидит здесь тесная компания,

Звенят стаканчики пустые.

Здесь торжествует наркомания,

Вовсю цветёт педерастия.

Здесь все поруганы идеи,

Как стриптизёрши под шестом.

Здесь мы, как в джунглях орхидеи,

Бледнеем в сумраке густом.

Здесь, обкурясь марихуаною,

Читая всякую ...уйню,

Мы со своими Жак Лаканами

Давно прогнили на корню.

И я, бессильный и продажный,

С кругами синими у глаз,

Сижу в тусовке эпатажной,

Как будто тоже пидарас.

Где молодость моя пропащая?

Зазря растраченные силы?

Лишь пальцы тонкие, дрожащие

Ласкают рюмочку текилы.

Так, предаваясь мастурбации,

Гляжусь в постылое вино.

Нет никакой не мозг мы нации

А натуральное г…но.

И каждый вечер, ближе к полночи,

Чуть начинается приход,

Эльфийский плащ,

как зайчик солнечный,

В тяжёлом мареве плывёт.

Пройдя меж женщинами падшими,

Всегда без спутников, одна,

Студентка из движенья "Наши"

Садится скромно у окна.

Она чиста по самой сути,

Не ищет истину в вине.

И образ президента Путина

На стройной девичьей спине.

Сидит и кутается зябко

У негодяев на виду

В светящуюся плащ-палатку,

Как ангел в Дантовом аду.

Пройдя меж трезвыми и пьяными,

Она садится у окна.

Ей за немытыми стаканами

Видна блаженная страна.

В стране той нанотехнологии

Хребет подводный Ломоносова.

А здесь у нас лишь патология –

Неразрешимые вопросы.

Их ждёт олимпиада в Сочи

И Константиновский дворец

А нас ждёт… дальше многоточие,

Точнее говоря, п…ец.

У них там свежий ветер мая,

И ликованье дружных масс,

А здесь всё это вызывает

Лишь когнитивный диссонанс.

Моё трёхдневное похмелие,

Моя вселенская тоска –

Её задорное веселие,

И в кольцах узкая рука…

От этой жизни незадавшейся,

От чёрного упадка сил,

Студентка из движенья "Наши",

Меня, пожалуйста, спаси.

Стряхни с меня всю эту нежить,

Направь меня на верный путь.

Вдохни неведомую свежесть

В мою исчахнувшую грудь.

Исторгни душу мою ржавую,

Плащом серебряным укрой

Сродни меня с моей державою,

Под образами упокой.

-------------------------------

Привет вам яростные гунны!

Скорей мочите нас в сортире!

Мы гимн вам, радостным и юным,

Споём на нашей ветхой лире!

Портвейн "ИвериЯ"

Когда великая империя

Клонилась к пышному распаду,

Когда чуть было не похерили

Московскую Олимпиаду,

Солдаты в Азии примерили

Из цинка первые бушлаты,

Когда подверглись недоверию

Незыблемые постулаты,

Поток еврейской эмиграции

Стал мельче и заметно жиже,

И академик, совесть нации,

Ментами в Горьком был отпи...ен,

И тень Лаврентий Палыч Берия

Зашевелилась на Лубянке,

Тогда-то вот портвейн "Иверия"

Был дан трудящимся для пьянки.

Между раскрученными брендами

Не затерялся тот проект,

И пахнул мрачными легендами

Его загадочный букет.

Напиток этот по сравнению

С тем, что пришлось нам прежде жрать,

Был следущего поколения,

Как самолет МИГ-25.

В нём не было ни капли сока,

И никаких даров природы,

Лишь технологии высокие,

Да мудрость гордого народа.

Носились с тем народом гордым

У нас в Советском-то Союзе,

Как будто с писаною торбой

(И Ахмадулина всё в Грузию,

И с ней фотограф Юрий Рост там,

И сам великий Окуджава,

Где несмолкающие тосты,

Шашлык, боржоми и кинжалы).

И джинсы ихние поддельные

Обтягивали наши жопы,

И вкус "Иверии"-портвейна,

Как воплощенье Азиопы.

Бьёт прямо в темя тяжким обухом

Нас водка русская, тупая.

Как путника роскошным отдыхом,

Портвейн грузинский завлекает.

Вот слизистые оболочки

Всосали порцию напитка

И снизу вверх по позвоночнику

Змеится колдовская пытка.

Ползёт, как божия коровка,

По стебельку пурпурной розы

Туда, где в черепной коробке,

Остатки головного мозга.

Вот жидкость тёплая химическая

Достигла мозг вышеозначенный,

Согласно Гегелю, количество

Упорно переходит в качество.

И опускаются туманы

На холмы Грузии ночныя,

И наступает кайф, нирвана,

Короче, просто эйфория.

А дальше жуткое похмелие,

Живем-то все же не в дацане,

Не стоит забывать про Гегеля,

Про отрицанье отрицания.

И вот стою – сибирский валенок,

Глазами хлопая спросонья,

На циклопических развалинах,

Не мной построенной часовни.

Из-за Осетии с Абхазией

Грузинская фекальна масса

Смягчить не сможет эфтаназией

Мне горечь рокового часа.

Мне седина покрыла голову.

Прощай прекрасная грузинка!

Я вспомнил, по какому поводу

Слегка увлажнена простынка.

Прощай, сырок, в кармане, плавленый,

Охладевающие чувства,

И организм, в конец отравленный,

И творчество, и рукоблудство.

И Вакх безумный, надругавшийся,

Над аполлоновым порядком,

И образ мира, оказавшийся,

В конечном счёте, симулякром.