Владимир Бондаренко АЛТАРЬ НЕИЗВЕСТНОМУ БОГУ

Владимир Бондаренко АЛТАРЬ НЕИЗВЕСТНОМУ БОГУ

Премию "Национальный бестселлер" на десятом году существования присудили не писателю, а известнейшему театральному художнику, 73-летнему Эдуарду Кочергину. Уверен, автор сам такого не ожидал. Его мемуарная книга "Крещенные крестами" и на самом деле очень добротная проза, чем-то напоминающая такие же похождения сироты и беспризорника Виктора Астафьева "Последний поклон". 1945 год, фронтовики эшелонами едут домой или на войну с Японией, а им навстречу из детприемника под Омском в родной Питер к своей польской матке Брони пробирается семилетний пацан. Пробирается целых шесть лет. Тут и разные детприемники, и уголовная среда, обучающая шкета приемам воровства, и милиция. Но в книге нет ни мата, ни тотального пессимизма, ни пошлости, ни злобы на советскую власть. Есть жесткий, добрый, драматичный и весёлый стиль повествования о трагичном, но великом времени. Алтарь советского времени. Колоритный язык, колоритные персонажи, запоминающиеся выражения. К примеру "лыска в саду" — бюст Ленина среди цветов. Не прочитавший книгу, но написавший целую статью о ней в газете лихой журналюга, что-то услышав о "Крещенных крестами" на вручении премии, с ходу сочинил новое выражение — "лыска в аду". Соврал, проходимец. Но у самого Эдуарда Кочергина нет ни злобы по отношению к советской власти, ни плача по поводу её жестокости. Найдутся даже добрые чекисты, спасающие беспризорника. Скорее это советская книга о героическом подростке, еще одна "Как закалялась сталь". Эпос о беспризорниках периода войны, о том, как они стремились вырваться из своих драм и трагедий.

     Как сказал писатель Алексей Евдокимов, "Крещенные крестами" написаны "в почти беспроигрышном жанре слегка беллетризированного мемуара". Я бы добавил, героизированного мемуара с правдивым счастливым концом. Что можно сказать о его авторе? Эдуард Кочергин — народный художник РСФСР, действительный член Академии художеств СССР, три ордена, лауреат всех советских и многих международных премий. Долгие годы главный художник знаменитого товстоноговского БДТ. И денег , и славы — хватает. Зачем ему эта премия? Настоящим писателем не был и никогда не будет. Почему же члены малого жюри так дружно отмахнулись от новой, во многом еще молодой и ужасно депрессивной современной прозы? Почему испугались взглядов ведущих писателей на нынешнюю жизнь? Их нынче называют "новыми реалистами". Неверно. Я бы назвал это направление депрессивной прозой.

     "Нацбест" всегда поражал не только своими лауреатами, но своими отказниками. Этакое сканирование литературы и общества. Не случайно же в состав его Малого жюри не входят профессиональные литераторы. Так что художественный уровень той или иной книги — далеко не главное. Главное — понравилась она или нет. Малое жюри "Нацбеста" всегда состоит из просвещенных обывателей, из мещан. Я не вкладываю в это понятие никакого отрицательного смысла, это вновь нарождающееся сословие, низший слой среднего класса. И вот его отношение к тем или иным книгам всегда очень точно выдаёт отношение данного слоя к жизни, к тем или иным проблемам общества.

     Думаю, они не против литературы, как таковой, они против того или иного видения жизни, демонстрируемого современными талантливыми писателями. Они живут в более-менее счастливом окружении, и им чужд депрессивный взгляд на жизнь, они боятся его. Ненавидят его.

      В шорт-лист, кроме книги Эдуарда Кочергина "Крещенные крестами", попали роман "Елтышевы" Романа Сенчина, ярко и сочно описывающий реальный мир безнадеги, крушения всех надежд, мир окончательной гибели и русской деревни, и русского общества; манифест дальневосточных "праворульников" молодого писателя Василия Авченко "Правый руль" — парадоксальное и смелое утверждение деления России на людей леворульного и праворульного сознания, преддверие раскола большего, чем раскол национальный, ибо Дальний Восток заполнен миллионами праворульных автомобилей, и никто мощных российских леворульных заводов там строить не собирается; "Мертвый язык" Павла Крусанова, одного из ведущих питерских писателей, уже третий раз попадающего в шорт-лист "Национального бестселлера"; "Люди в голом" Андрея Аствацатурова, мрачноватые и ехидные воспоминания из жизни питерской интеллигенции; и, наконец, еще одно открытие "Национального бестселлера" — увы, не газеты "Завтра" — книга молодого уральского коммуниста Олега Лукошина "Капитализм". Может быть, название надо было найти другое, более образное, не так бьющее в лоб, но суть книги останется той же: беспощадная борьба с буржуями и жуликами любых мастей и рангов. Даже его куда более либеральный земляк Сергей Беляков пишет о Лукошине: "Ездил в Липки, но липкинским любимчиком не стал. "В писатели не приняли" — сказал о нем Александр Карасёв. Литературная (либеральная. — В.Б.) тусовка его не принимала. Не Липки, а журнал "Урал" и "Национальный бестселлер" открыли его. И слава Богу!.. Олег Лукошин давно уже мастер…"

     Я тоже подтверждаю это и надеюсь, что он станет нашим постоянным автором. Олег чуть не стал нынешним лауреатом "Нацбеста", и это было бы правильнее для премии, для литературы и для самого Лукошина. Сначала четыре голоса члены Малого жюри отдали четырем претендентам — Сенчину, Крусанову, Кочергину и Лукошину. Аствацатурова и Авченко, как я и думал, обошли вовсе: одного за мелкотемье, второго за "праворульную" инородность, далекую для всех питерцев. За коммунистического радикала Лукошина проголосовала узбекская рок-звезда Севар Назархан и заменивший в последний момент в Малом жюри выбывшего космонавта Сураева критик Виктор Топоров. За добротного певца тяжелого, но радостного советского прошлого Эдуарда Кочергина голоса отдали писатель, лауреат прошлого года Андрей Геласимов и бизнесвумен Ирина Тинякова. Председатель жюри, инициатор премии Константин Тублин выбрал из двух претендентов лучшего.

     Забудем о тусовочной премиальной суете, подумаем о главном. Почему в предыдущие годы и "Нацбест", и другие наши премии как бы отодвинули современную литературу в сторонку? Лауреатами становились авторы книг о великих людях прошлого. Солженицынскую премию получил Алексей Варламов, яснополянскую — Лариса Сараскина. Увлекся Горьким и Толстым Павел Басинский, ушел в описание Леонова Захар Прилепин. Вот и в "Нацбесте" лауреатом заделался Дмитрий Быков не за свою ехидную, но не бездарную прозу, а за книгу о Борисе Пастернаке. Разве не было строптивых, остросовременных, глубоко художественных повествований о нашем времени Веры Галактионовой, Сергея Шаргунова, Александра Проханова, того же Дмитрия Быкова, Владимира Личутина, Эдуарда Лимонова, Олега Павлова? Чересчур мрачно смотрят на жизнь? Тянут или в никуда, или в советское прошлое?

     Кажется, "жэзээловским" документализмом уже переболели, книги там выходят достойные, но всё же литература развивается несколько по другим руслам. И вот неожиданный казус с Эдуардом Кочергиным на юбилейном "Нацбесте". Вместо ЖЗЛ — блестящее повествование о жизни блестящего художника. Боюсь, мемуарная литература опять отодвинет в сторону прозу. О Кочергине давно уже впору написать книгу и в серии ЖЗЛ. И книга достойная, и человек порядочный, и художник известнейший.

      Но почему жюри отвернулось от всего потока современной литературы? Все члены жюри говорили примерно об одном и том же, наиболее четко это мнение просвещенных обывателей высказал близкий к милицейским кругам журналист, детективщик Андрей Константинов. Не то, что художник пишет лучше писателей, не то, что, как модно говорить в светских кругах, у нас сегодня литературы нет. Олег Лукошин или Роман Сенчин — это самая современная и качественная литература. Константинов признает, что "безусловно, все авторы — профессионалы и не графоманы", признает художественное качество представленных книг. Но его удручает депрессивный настрой практически всех авторов, кроме мемуарной книги Эдуарда Кочергина.

     "Вместо послевкусия муторное похмелье…" Ни красивых и гордых людей, ни былого героизма, ни американских суперменов или придуманных из головы тем же Константиновым, автором "Бандитского Петербурга", лихих сыщиков из убойных отделов. Постоянная тоскливая депрессивность и в пустеющих городках , и в вымирающей деревне, и на дорогах, и в покосившихся домишках. Нет веры ни в кого: ни в ментов, ни в генералов, ни в президентов.

     Просвещенное мещанство не только из Малого жюри нацбеста, но и из всего российского общества, из структур власти, ничего не хочет знать о депрессивной мрачной угрюмой безысходной жизни русских людей. Даже в ужастиках им нужен красивый финал, а писатели, как хроникеры, как тонкие диагносты общества, — демонстрируют тотальный распад России. Какой Путин, какой Медведев будут поддерживать подобную прозу?

     Андрей Константинов, сам член Малого жюри, не выдерживает: " Мужики, ну вы даете! Вот видно, что писать не только любите, но и умеете, словом владеете и мысли связно излагать на бумаге можете… Чего ж тогда такую херню пишете?" Московская и питерская мещанская элита, а заодно и чиновники всех мастей, дружно отворачиваются от жуткой правды глубинной гибельной русской жизни. Нефть продаётся, газ продаётся, деньги в московские банки текут рекой, а на "чёрную дыру" безнадёги и вымирания всей этой элите плевать. Пусть побыстрее вымрут, только лучше будет. Не надо правды о самой России.

     Нынешняя беспощадная молодая проза — "новые реалисты", от Олега Лукошина и Романа Сенчина до Германа Садулаева и Захара Прилепина, от Олега Павлова до Сергея Шаргунова, ведут свое страшное повествование и, увы, не видят в жизни реального выхода. Не могут найти новый алтарь неизвестного бога.

     В конце семидесятых годов проза "сорокалетних" примерно так же заранее предсказала возможный конец СССР, развал идеологии в душах людей. В их книги вчитываться власти не пожелали, высмеивали саму прозу "сорокалетних", будто те попросту выдумали своего амбивалентного мятущегося героя. Итог налицо. Нет ни страны, ни тех властей.

     Сегодня время бежит быстрее. Тем, кто не пожелал вчитываться в страшные описания жизни Елтышевых, в сумеречную правду нижнекамского капитализма Лукошина, в книги, объясняющие катастрофу нынешней России, деградацию всего общества, приходится читать сейчас описания боевых походов приамурских партизан. На Тихом океане можно и заканчивать поход, можно и начинать. Не нравятся народные мстители в литературе, неохота читать про безрадостную жизнь вымирающей провинции — наблюдайте за тем, как будет разгораться пламя народного сопротивления. Вот главнейший вопрос: у какого алтаря сегодня стоят современные писатели, и какому неизвестному богу служат их мрачные герои? Часто об этом не догадываются даже сами писатели.

     В силу самого писательского дарования они ищут выход, ищут ту или иную надежду, рыщут в поисках алтарей неведомых богов . Уверен, если кто-нибудь и отыщет новый алтарь, это будут не экономисты и не политологи, не журналисты и не президенты, это будут, как всегда, чуткие на любые народные чаяния и на любой народный ропот писатели — Сенчин ли, Лукошин, Прилепин со своим "Санькой", Проханов с неуслышанным "Виртуозом"… Тем и отличаются настоящие писатели от самых хороших беллетристов типа Андрея Константинова, что беллетрист сочиняет нарядные зрелищные истории с желаемым концом, а писатель, увы, предрекает, предвидит то или иное, отнюдь не радостное будущее. Из жизни Елтышевых выход в боевые отряды приморцев Сухорада и Сладких и далее на эшафот просматривается очень хорошо. Но, как мы знаем, за террором народовольцев последовали уже массовые движения, затем последовал Октябрь 1917 года. Может, этот алтарь неизвестному богу и видится выходом из вроде бы мрачной и депрессивной прозы нового поколения русских писателей. И то, что десятый юбилейный нацбест как бы осознанно не заметил, отвернулся от него, — на самом деле важнейшая примета современного литературного процесса.

     А замечательного, хорошо мне известного еще по театральной жизни 73-летнего художника Эдуарда Кочергина я искренне поздравляю. И даже рад, что дети 1937 года по-прежнему не теряют силы.

1