Помощь по стандарту

Помощь по стандарту

Лина Калянина

Масштабный приток инвестиций на рынок медицинских услуг начнется тогда, когда частные клиники будут включены в систему государственного страхования или будет введена система софинансирования медицинской помощи, считает президент клиники ОАО «Медицина» академик РАМН Григорий Ройтберг

Президент ОАО «Медицина» Григорий Ройтберг

Фото: Виктор Зажигин

Затеянная несколько лет назад Минздравом реформа здравоохранения привела к ожидаемому эффекту: частные медицинские клиники стали активнее развиваться и наращивать бизнес. Ведь реформа здравоохранения фактически вылилась в сокращение бесплатной медицинской помощи населению и увеличение объема платных услуг в госсекторе. Пациенты при выборе медицинского учреждения все чаще стали отдавать предпочтение частному медицинскому сектору, где уровень сервиса и физическая доступность медицинской помощи выше, чем в государственных лечебно-профилактических учреждениях. Сегодня на фоне общей стагнации на потребительском рынке рынок частных медицинских услуг динамично развивается — по данным компании BusinesStat, в среднем он растет на 15% в год.

Работающие на медицинском рынке компании отреагировали на растущий спрос. Например, в Москве каждый месяц открывается несколько новых клиник. Компании, которые работают по сетевой модели, расширяют число учреждений и географию своего присутствия на рынке. Компании, которые отказались от сетевой стратегии развития, наращивают компетенции внутри своих клиник, открывая новые лечебные корпуса, устанавливая дорогостоящее современное оборудование и привлекая квалифицированных специалистов. Сегодня такие медицинские центры, как ОАО «Медицина», Европейский медицинский центр, по уровню оснащения и квалификации персонала могут конкурировать с ведущими государственными медицинскими учреждениями. И уровень работы, проделанной за прошедшие годы, позволяет на это претендовать.

В частности, «Медицина» недавно открыла первую в стране частную онкологическую клинику Sofia, оснастив ее не только современным, но и уникальным оборудованием. Второй онкологический центр компания в ближайшее время начнет строить в Химках. Sofia располагается в новом стационаре клиники, палаты и операционные в котором оснащены по принципу «умного дома».

Амбициозность поставленных задач и необходимость возврата вложенных миллиардов заставляют руководство компании искать способы принципиального увеличения масштаба деятельности. И приток новых, даже низкоплатежеспособных клиентов из госсектора компании на руку. Однако низкий платежеспособный спрос в стране в целом не позволяет динамично развиваться медицинским компаниям, инвестирующим в высокотехнологичную медицинскую помощь. У президента «Медицины» Григория Ройтберга есть две мечты: вернуть российских граждан, предпочитающих лечиться за рубежом, в Россию и стать полноправным участником государственной системы медицинского страхования. По его мнению, включение частных клиник в систему государственного медицинского страхования приведет к резкому увеличению инвестиций в отрасль и позволит вытеснить с рынка неэффективные предприятия в государственном секторе. Об этих перспективах Григорий Ройтберг рассказал в интервью «Эксперту».

Можем ли мы сегодня говорить, что некоторые частные медицинские центры в состоянии оказывать столь же квалифицированную медицинскую помощь, что и ведущие государственные учреждения?

Я вообще этого деления не признаю. Какое имеет значение для вас как для потребителя, частное или государственное то учреждение, куда вы пришли? Вы должны знать, какая помощь вам будет обеспечена. У нас этот страх — что в частных клиниках что-то не так — остается. Например, частная медицина не имеет права вести психиатрию. Почему в Штатах это можно, в Швейцарии можно, а у нас нет? Почему у нас считают, что психиатры, работающие в частных клиниках, более «развращены», чем те, которые работают в госсекторе? Но ведь основные нарушения сегодня происходят не в частной, заметьте, медицине.

Разница в том, что частные клиники оказывают только платные услуги населению.

— Это второй жупел, которым периодически всех пугают. Говорят, что медицина должна быть бесплатной. Но мы-то знаем, что сегодня это далеко не так. Россия — одна из немногих стран, где в государственных учреждениях предоставляются платные услуги. Более того, всю медицину можно считать платной для пациентов. Различаются только формы оплаты — например, в форме отчислений в ОМС или оплата напрямую медучреждению за оказанную медицинскую помощь. И для пациента не должно быть важно, частная клиника или государственная, главное — качество медицинской помощи.

Хорошо, считается, что, например, в Центре имени Бакулева окажут более квалифицированную медицинскую помощь, чем это сделает кардиолог в какой- нибудь частной клинике.

Я бы не хотел называть конкретные имена и клиники, потому что там работают уважаемые люди. В «какой-нибудь» — может быть, да. Но сегодня частная медицина — это большие деньги, желание у инвесторов в нее вкладывать колоссальное. И результат уже есть. Мы можем оказывать высокотехнологичную помощь так же, как и в ведущих государственных учреждениях. Другое дело, что государство пока не допускает нас к системе государственного медицинского страхования и не позволяет лечить больных по госзаказу — несмотря на то, что государство нас аттестовало и у нас есть лицензия на оказание высокотехнологичной медицинской помощи. Нам говорят: вот в 2015 году частные клиники включат в систему государственного медицинского страхования… Но почему не сейчас?

Мы открыли первый в стране частный онкологический центр, у нас стоит уникальное оборудование, которое мало где есть в мире, — ПЭТ-КТ (позитронный эмиссионный томограф, совмещенный с компьютерным томографом), который позволяет определить локализацию воспалительных и опухолевых процессов в тканях организма, ОФЭКТ, так называемая гамма-камера, на которой делают сцинтиграфию — исследование, позволяющее с помощью введения пациенту радиоизотопного препарата оценить функцию различных органов и увидеть новообразования в костях на ранней стадии. У нас установлены два линейных ускорителя фирмы Varian — самые современные на сегодня аппараты, с помощью которых можно за один сеанс облучения (метод Single Dose) разрушить опухоль. Это некая альтернатива хирургии — опухоль удаляется с помощью точно направленного луча с минимальным повреждением здоровых тканей. Данный метод используют чуть более двух десятков больниц в мире. Достаточно широко применяемое сегодня оборудование предыдущего поколения — такое, как гамма-нож, — не позволяет это делать столь же качественно и точно. Консультантом отделения лучевой терапии у нас является профессор Цви Фукс — один из лучших радиотерапевтов мира, он возглавлял отделение радиотерапии в клиниках в Израиле и США, он постоянно сюда приезжает. Врачи, работающие в онкологическом центре Sofia, — опытные радиотерапевты, которые прошли длительную практику под его руководством в Израиле и в Европе.

У нас в клинике точно лучшая в России среди медицинских учреждений и одна из лучших в Европе IT-система. У нас реализована система управления «Smart-клиника» с электронной системой передачи данных больших объемов. «Smart-клиника» предполагает централизованное управление инженерной и IT-инфраструктурой здания. В настоящее время аналогов у нее в России нет. В smart-операционных во время операции производится видеозапись операционного поля, фиксация показаний всех приборов, регистрация лекарственных препаратов, которые вводятся во время операции. Наиболее интересные операции могут транслироваться через интернет, при этом возможно удаленно проконсультироваться с ведущими российскими и зарубежными коллегами. Вся информация об операции доступна пациенту. Smart-палаты оборудованы системами дистанционного управления, действующими по принципу «умного дома».

Мы планируем через несколько лет построить еще один онкологический центр в Московской области, установить там циклотрон — мини «ядерную станцию» для производства радиоизотопных фармпрепаратов. Стыдно сказать, в нашей ядерной державе эти препараты не производятся, и сегодня их приходится ввозить, причем с большим трудом. Кстати, во многом из-за этого у нас плохо развивается радионуклидная диагностика.

Мы можем оказывать очень много разных видов высокотехнологичной помощи — от стентирования до экстракорпорального оплодотворения, от лучевой и химиотерапии до эндопротезирования суставов.

Какому уровню еще мы должны соответствовать, чтобы государство увидело в нас серьезного контрагента? Когда нас не допускают к высокотехнологичной помощи, а ее оказывают по распределению в разы хуже, меня это злит.

А зачем вам государственный заказ? Вам не хватает клиентов?

В старом корпусе мы загружены на 95 процентов, и это предел. Нашу поликлинику ежедневно посещают 2000 человек. С введением нового корпуса наши площади увеличились в два с половиной раза: с 13 тысяч квадратных метров до 34 тысяч. Конечно, пока он не заполнен. Работа по системе государственного финансирования позволила бы загрузить мощности и быстрее окупить инвестиции: у нас магнитно-резонансная томография работает 24 часа в сутки, и ночью мы делаем 8–10 исследований. А можем больше, 16–20. И эти дополнительные исследования можно было бы делать дешевле. Таких вещей много. Впрочем, дело отчасти сдвинулось с мертвой точки. Недавно мы заключили с московским департаментом здравоохранения первый контракт на проведение лучевой терапии 70 онкологических больных за счет бюджета города Москвы и уже начали их лечение. Наверное, это первый такой опыт частно-государственного партнерства на рынке. Посмотрим.

А тарифы государственные вас устраивают? Ведь они весьма далеки от реальных затрат.

По обязательному медицинскому страхованию это так. Мы готовы работать с государством именно по высокотехнологичной помощи, где тарифы близки к реальности. Например, за операцию по установке стента в сердечную артерию государство платит, допустим, 3500 евро. Сам стент стоит 2500, у нас еще остаются деньги, чтобы платить достойную заработную плату врачам.

Таблица 1:

Будучи несетевым проектом, клиника «Медицина» входит в тройку лидеров на рынке частных медицинских услуг по объему генерируемой выручки

Развитие компетенций

Почему вы стали развивать такое сложное направление, как онкология?

Этот вид медицинской помощи невероятно востребован. Онкологические заболевания занимают второе место среди причин преждевременной смертности. По данным Росстата, в 2012 году их удельный вес в структуре смертей составил 14,5 процента. В абсолютном выражении это почти 300 тысяч человеческих жизней — население крупного города. К сожалению, средняя продолжительность жизни больных раком в нашей стране в несколько раз ниже аналогичного показателя за рубежом. При этом меня очень удручает то, что наши более или менее состоятельные граждане повально уезжают лечиться за рубеж.

Мне рассказывали, что в американских клиниках больной может во время прогулки покормить оленя с рук, погулять в саду в стиле дзен, чтобы восстановить душевную гармонию, помедитировать, а к нашему онкоцентру на Каширке и подъехать страшно.

Возможности современной отечественной медицины в борьбе с раком очень невысоки. Безусловно, ведущие российские онкологические центры прекрасно оснащены и имеют самый большой на рынке опыт по лечению онкологических заболеваний. Но таких учреждений в стране единицы, и условия пребывания больных там зачастую оставляют желать лучшего.

По данным Минздрава времен министра Татьяны Голиковой, 80 процентов аппаратов лучевой терапии во всех онкологических клиниках страны выпущено до 1985 года. Это не материальное устаревание, а глубокое моральное устаревание. Тем, чем тогда лечили, уже даже в Африке не лечат. Потрясающая отсталость! Если в Европе средняя продолжительность жизни пациента после обнаружения ракового заболевания 12–14 лет, то у нас, согласно отчетам Минздрава, речь идет в лучшем случае о трех годах.

С другой стороны, то, что мы стали работать с онкологией, закономерно с точки зрения развития нашей компании. Мы начали свою деятельность 24 года назад с создания бригад скорой помощи. Услуга оказалась очень востребованной на рынке, мы стали расширяться, а когда появилась возможность арендовать здание бывшей поликлиники Союза театральных деятелей во 2-м Тверском-Ямском переулке, решили развивать многопрофильный медицинский центр. Сначала была поликлиника, потом появился стационар. Над нами тогда смеялись: многофункциональная клиника никогда не сможет себя окупить — что отчасти было правдой. Но прошло какое-то время, и стало понятно, что, если ты оказываешь качественную медицинскую помощь, люди к тебе идут. Ключевое стратегическое решение состояло и в том, что мы решили не идти по пути развития сети клиник, как делают многие частные медицинские компании, а решили углублять компетенции в одном месте, расширять масштаб деятельности, насколько позволяли площади. Каждый этап требовал не только дополнительных инвестиций, но и освоения новых технологий, методов управления, контроля качества. Например, кардиохирургией с шунтированием мы занимаемся одиннадцать лет, и у нас нулевая летальность. Со временем нам стало интересно развивать и некоторые узкие направления. Онкология — одно из них. По планам она будет составлять 15 процентов общего объема предоставления услуг.

Какие задачи позволяет решить установленное вами современное оборудование?

На более ранних стадиях диагностировать злокачественные процессы, точно определять их локализацию и проводить качественное лечение — облучение и химиотерапию. Химиотерапия в свое время совершила революцию в лечении онкобольных, потому что оказалось, что при введении препарата с сильной токсичностью происходит блокировка части метастатического процесса. Это открытие увеличило продолжительность жизни онкобольных во всех странах, отчасти и у нас. Но потом выяснилось, что опухоль размером два сантиметра и более создает вокруг себя так называемый онкодерматологический барьер, сквозь который не проникают препараты. Тот, кто сможет придумать лекарство, которое позволит этот барьер «пробить», получит Нобелевскую премию. Что пока делаем мы? Мы с помощью лучевого ускорителя разрушаем образование точечным ударом, то есть удаляем раковую опухоль, как хирурги. Когда опухоль разрушается, становится маленькой, повышается ее чувствительность к химиопрепаратам. Это направление — радиохимиотерапия — современный тренд в онкологии. Ее мы и используем. Сегодня это дает возможность сделать следующий шаг в сторону увеличения продолжительности жизни пациентов.

Многие продвинутые частные клиники на рынке, в частности Европейский медицинский центр, сейчас тоже обратились к онкологии. Может, потому, что это выгодно? Лечение ведь очень дорогое.

Да, многие объявляют, что вот скоро у них будет ПЭТ (позитронно-эмиссионный томограф), линейный ускоритель, циклотрон и так далее. Это замечательно. Конкуренции на рынке нет никакой, все это очень востребовано. Возможно, только лет через пять-восемь рынок насытится. Что касается дороговизны, то смотря с чем сравнивать. Например, у нас лучевая терапия стоит 10 тысяч евро. Понимаю, что это очень дорого для общей массы пациентов. В Швейцарии она стоит 30–40 тысяч евро. Не могу сравнивать свои расценки с теми затратами, которые пациент несет, проходя лечение в государственных учреждениях, но думаю, что они не меньше. Кроме того, каждый аппарат стоит по 6,5–7 миллионов долларов, обучение каждого сотрудника за рубежом — 50–70 тысяч долларов… Поэтому я бы не стал пока говорить, что это очень прибыльно. Возможно, второй онкологический центр, который мы построим в Химках, будет уже более прибыльным.

Таблица 2:

Сетевые клиники лидируют на рынке по числу обслуживаемых пациентов

Наш Минздрав тратит большие деньги на томографы, аппараты УЗИ, но если в онкологии все так запущено, почему мы не слышим о больших государственных инвестициях в эту сферу?

Я сразу хочу сказать: руководить министерством и руководить клиникой — абсолютно разные вещи. Поэтому давать советы, как руководить отраслью в стране, я бы не стал. Но ответ на ваш вопрос отнюдь не столь прост, как кажется. Вот у нас говорят: мы сделаем центр ядерной медицины, где будут линейные ускорители, ПЭТ-КТ, циклотроны, протонная пушка. На это потребуются колоссальные деньги. Но государство смотрит на социальный эффект своих вложений, и не всегда будет тратить миллионы, чтобы спасти, условно говоря, жизнь двух человек. Государства, которые кричат, что человеческий капитал для них — самый важный, лгут. Я вам приведу пример с Англией. В Англии существует совершенно четкое и всеми понимаемое решение, что препарат, который увеличивает продолжительность жизни меньше чем на год, не должен стоить более 30 тысяч долларов, иначе его не допустят на рынок. То есть их минздрав, люди, принимающие решения, решили, что увеличивать продолжительность жизни менее чем на год ценой выше 30 тысяч долларов они не будут. Знаю, что это звучит цинично, — мы все понимаем, что человеческая жизнь бесценна. Это так, но для государства она имеет свою цену. Поэтому в выборе направлений для инвестиций государство ориентируется на максимальный социальный эффект.

Когда вокруг не одни Эйнштейны

Мало поставить оборудование, нужны еще и подготовленные специалисты. Где вы берете врачей, персонал в целом?

Кадры — главная проблема в отрасли. Уровень подготовки медицинских кадров в стране нижайший. Такого никогда не было. Но парадокс в том, что они — и врачи, и медсестры, и управленцы — довольны своей отсталостью! А зачем себя совершенствовать, когда и так хорошо? Как мы решаем эту проблему: у нас 90 человек в год стажируются или так или иначе работают за рубежом. И часть из них — подолгу. Это очень для нас дорогое удовольствие, но у меня нет выбора. Перед тем как открыть онкологическую клинику, мы посылали врачей на несколько месяцев работать за границей. Кроме того, у нас есть группа иностранных специалистов, которых мы регулярно приглашаем работать, консультировать, оперировать.

Все равно всех за границу не отправишь, не обучишь. Можно ли внутри как- то решать проблему качества медицинской помощи?

— Мы для себя эту проблему решили с введением в компании международных стандартов качества. ОАО «Медицина» — единственная в стране клиника, аккредитованная по международным стандартам Joint Commission International (JCI). Всего в мире около 440 клиник, работающих по этому стандарту, большая часть из них — в Америке, остальные в Европе. Стандарты JCI чем-то похожи на стандарты авиационной безопасности. По всему миру собираются и анализируются случаи врачебных ошибок и каких-то ситуаций, которые угрожают безопасности пациентов, в том числе связанных с электричеством, безопасностью здания, противопожарной безопасностью. В итоге создаются подробнейшие стандарты для больниц, некие превентивные меры, которые позволяют предотвратить ошибки и обеспечить качество медицинской помощи.

Таблица 3:

По уровню цен клиника «Медицина» позиционируется в средне-высоком рыночном сегменте

То есть вы говорите врачу, что ему делать? Его должностные обязанности строго прописаны?

Я не могу рассчитывать на то, что вокруг одни Эйнштейны. Стандарт — это то, что ты обязан делать. Поясню на примере. Больной поступил с подозрением на инфаркт миокарда. Если не прошло шести часов с момента приступа, мы должны поставить диагноз: ишемический инсульт или геморрагический инсульт. Их два, и лечение принципиально отличается. И есть только шесть часов для того, чтобы перевести больного на адекватную терапию. Дальше будет только лечение последствий — часть мозга уже отомрет.

И у нас есть стандарт, которого мы строго придерживаемся. Больной поступил — через два часа мы должны начать терапию. У нас еще не было опозданий больше чем на две-три минуты, и даже эти случаи мы потом разбирали. Потому что у врачей звоночек в компьютере, который их обязывает все делать. Или, например, по нашему стандарту врач обязан повторить ЭКГ через 12 часов после приступа, если он не поставил диагноз «инфаркт». Потому что иногда ЭКГ не показывает проблему сразу — часть сердца уже умерла, но этого еще не видно. И иногда слышишь от врачей: «Почему я должен это делать?» или «Мой опыт показывает…» и так далее. Если врач такое говорит, то это либо безграмотность, либо просто нежелание взять на себя ответственность.

Наши стандарты, которых нет ни в одной другой российской клинике, как бы они ни назывались — швейцарскими, немецкими или американскими, — другой уровень четкости в работе, другой уровень контроля. Компьютер будет фиксировать неисполнение технологии по времени, и если что-то произошло не так, то руководителю или эсэмэс придет, или он сам у себя увидит, что в таком-то блоке что-то произошло. Я сразу скажу, что стандарты были приняты в штыки. Медицинский персонал, особенно не самый квалифицированный, сначала очень тяжело и враждебно воспринимал жесткую систему контроля. Квалифицированный же персонал быстро понял, что это для него большая поддержка в работе.

Мне в одной из уважаемых клиник управляющий сказал: « Как же я буду говорить врачу, что ему делать? Что это за врач такой? У нас статус врача совершенно другой». Хотя, насколько я знаю, руководители медицинских центров в основном поддерживают идею стандартов и контроля.

Если врач делает все как положено — ну и молодец, ему не надо никуда смотреть. Квалифицированный врач на автомате все выполняет правильно. А другие не могут. Говорят: «Я вот подумал так…» Ты сделай анализ крови, мочи, выпиши что необходимо и думай дальше. Более того, любой доктор у нас имеет право написать: «Считаю, что больному необходимо дополнительно сделать то-то» и обосновать это. Его никто ведь не ограничивает. Поверьте, то же самое происходило в медицинской отрасли в Германии тридцать лет тому назад, а в Штатах сорок лет назад. Они ведь прописывали стандарты именно потому, что не могли рассчитывать на то, что кругом одни Эйнштейны.

Таблица 4:

По объему выручки «Медицина» входит в тройку лидеров

Медицина не может быть дешевой

Ваша клиника в народе считается очень дорогой, да и страховые компании, работающие в системе ДМС, причисляют вас к самому высокому рыночному сегменту.

К нам в день приходит две тысячи человек, которые платят деньги. Какие могут быть комментарии?

Может, эти люди приходят по корпоративной страховке?

Половина наших пациентов приходит по страховке, половина — за наличные. Во-первых, мы не самые дорогие. Во-вторых, мы используем оборудование, которое есть далеко не во всех лучших клиниках мира, это точно. Оборудование, которому пять-шесть лет, мы почти всегда меняем. Земля, стройка, электричество у нас в стране стоят дороже, чем за границей. У нас нет ничего дешевле, чем, например, в Нью-Йорке. Рабочая сила сегодня у нас стоит так же, как в Испании или Израиле. За счет чего у нас могут быть низкие цены? Единственное, за что спасибо государству, — инвестиции, которые идут на создание медицинских учреждений, не облагаются у нас налогом на прибыль.

Вы планируете развиваться за счет страхового рынка или за счет розничного?

Мы будем развивать розничное направление. Рынок добровольного медицинского страхования уже давно не растет — все, кто мог, уже застраховались. А наше оборудование и мощности предназначены для гораздо большего охвата населения, чем это может обеспечить страхование. Вот ПЭТ-КТ, например, рассчитан на миллион человек населения. Или кардиохирургия. Наша группа кардиохирургов с учетом заболеваемости может обслуживать 200–300 тысяч человек. Такого количества прикрепленных к нам больных у нас не будет.

Каковы оборот и рентабельность вашего бизнеса?

Оборот в этом году будет приблизительно 2,8 миллиарда рублей. Маржинальность высокая, но по акционерному соглашению я не имею права называть точную цифру.

Вы развиваетесь на кредитные ресурсы?

Мы стараемся не брать кредиты, хотя без них, конечно, не обходимся. В прошлом году на завершение строительства нового корпуса мы привлекли 35 миллионов долларов от продажи пакета наших акций компании IFC. Это международная финансовая компания, классический стратегический или портфельный инвестор. Я рад, что у нас появился такой партнер, потому что он дисциплинирует, заставляет жить по законам корпоративного управления. Благодаря IFC мы сейчас имеем действующий совет директоров, который перестал быть совещательным органом. Но на строительство онкологического центра в Химках мы будем привлекать заемные деньги — сами не потянем. В принципе предложения от банков уже есть: у нас хорошая кредитная история, чрезмерной долговой нагрузки никогда не бывает.

Оснащение онкологической клиники Sofia уникальным современным оборудованием позволяет ОАО «Медицина» существенно расширить клиентскую базу, в том числе за счет государственного заказа

Фото: Виктор Зажигин

Новый путь — софинансирование

Как вы планируете наращивать продажи своих услуг?

— Понятно, что мы будем прилагать все маркетинговые усилия для того, чтобы привлекать пациентов. Но без введения практики софинансирования медицинских услуг в стране этот рынок, по большому счету, развиваться не будет. Настоящий инвестиционный подъем начнется, только если частные клиники попадут в систему государственного страхового финансирования либо будет узаконено софинансирование медицинских услуг.

Медицина сегодня во всем мире на распутье — никто не понимает, что делать дальше. Та бесплатная медицина, которой много лет гордились европейские страны, пришла в полный упадок. Она не может дальше развиваться. Вы знаете, например, что очередь на компьютерную томографию в Брюсселе — четыре месяца? А в Англии, чтобы сделать УЗИ, нужно ждать четыре-шесть месяцев? Но зато в соседнем здании тебе за 300 фунтов сделают УЗИ через пять минут. Чтоб попасть к стоматологу, нужно записываться, в очереди стоять. Безработные занимаются тем, что стоят в очереди, а потом место в ней перепродают. При всем этом на Западе намного лучше обстоят дела с медициной, чем у нас. Но они понимают, что тоже зашли в тупик.

Что они будут делать?

— Во всем мире сейчас будут вводить софинансирование медицинской помощи. Это когда человек оплачивает медицинскую услугу из разных источников — например, часть денег платит государство, часть человек сам доплачивает или привлекает средства добровольного медицинского страхования. И я думаю, что Россия могла бы оказаться передовой в этом процессе, потому что де-факто у нас это уже произошло. Почему вы, имея полис, не можете прийти ко мне и получить услугу по ОМС, доплатив недостающие средства? Это был бы ваш выбор. Но нам это запрещено. Почему? Ясного ответа нет. В Москве 2–3 миллиона человек вообще не пользуются бесплатной медицинской помощью. И сегодня выгодно не вводить софинансирование, потому что эти 3 миллиона тогда придут за своей долей в фонд ОМС. В результате меньше денег останется на поликлиники и больницы, которые государство сегодня пытается тянуть. В Москве, кстати, пытаются какие-то элементы софинансирования вводить, посмотрим, что из этого выйдет. Но это сложный вопрос, тут нет единого мнения. Потому что трудящиеся очень плохо это встречают, что естественно. Например, немцы очень тяжело это восприняли: раньше, когда был подъем, денег было много, все «социальщики» приходили, ставили себе зубные протезы, получали любую помощь. А сегодня экстренную помощь вы получите любую, а далее в соответствии с принятым жестким стандартом на второй день вас выпишут. И дальше вы идете к своему терапевту, который определит план лечения и его финансирование. Это все вызывает социальное напряжение. Я как-то в Бельгии спросил одну важную медицинскую чиновницу: «Слушайте, компьютерную томографию нужно ждать четыре месяца. Почему бы не купить аппарат, поставить и делать ее платно?» Она мне говорит: «А мы не дадим лицензию». Я спрашиваю: «Почему?» — «Потому что норматив такой. Ведь что получится? Мы поставим, человек, у которого есть деньги, придет и сделает, а у кого их нет — будут ждать? Это расслоение общества».

ОАО "Медицина" образовано в 1990 году. Это многопрофильный медицинский центр, включающий в себя поликлинику, стационар, круглосуточную скорую медицинскую помощь, онкологический центр Sofia. В клинике работает более 300 врачей 44 врачебных специальностей. "Медицина" - единственная клиника в России, аккредитованная по международным стандартам JCI. Клиника сертифицирована по международным стандартам ISO 9001:2008, входит в ассоциацию Swiss Leading Hospitals. Основной акционер - президент ОАО "Медицина" Григорий Ройтберг

График

За 4 года рынок легальной медицины Москвы в сиомостном выражении вырос на 68%