Грабли революции / Политика и экономика / В России

Грабли революции / Политика и экономика / В России

Грабли революции

/  Политика и экономика /  В России

Февральская революция, отмечающая свое 95-летие, во многих своих деталях похожа на события наших дней

Выбран ли нашей страной лимит на революции? Как ни печально, ответ окажется скорее отрицательным. Дела давно минувших дней повторяются иногда до мельчайших подробностей. Вот и февраль 1917-го имеет множество параллелей с февралем 2012 года.

От частного к общему

Наше путешествие во времени будет неполным, если сразу же не обозначить различия двух эпох. Размах митингов сегодня, конечно, не идет ни в какое сравнение с активностью наших пращуров в начале XX века. Опять же линии фронта нет, как и массового вооружения народа. Дума пока что совсем не напоминает революционный штаб. В стране нет ни перебоев с продовольствием, ни сухого закона. Напомним, что в 1917-м крепкие алкогольные напитки подавали только в ресторанах. Нынешний рубль крепнет, а госбюджет не трещит по швам. Популярность национального лидера намного выше, чем у его «коллеги» в феврале 1917-го. Хотя материя эта довольно капризная. Свою сверхпопулярность, имевшую место в 1914-м, император Николай II полностью растерял менее чем за три года, но до последнего повторял о «неколебимой уверенности в конечной победе» России. Об этой вере говорил и Владимир Путин во время предвыборного митинга своих сторонников в Лужниках.

И теперь от различий мы переходим к общему. Его, как выясняется, в этих двух историях куда больше...

Нынешние сторонники радикальных перемен вряд ли догадываются, что практически дословно повторяют требования «несогласных» образца начала XX века: «Русский народ устал ждать и не хочет более терпеть над собой бюрократических упражнений в реформах… Вопрос теперь уже не в том, быть или не быть в России политической свободе и не в том, согласятся ли ввести ее сверху. Вопрос только в том, осуществится ли свобода путем насильственным или мирным». Думается, что под этими словами сегодня подпишется любой оппозиционер, хотя цитата принадлежит авторам программы умеренно оппозиционной Конституционно-демократической партии, учрежденной в 1905 году.

Прошло 12 лет, накануне Февральской революции вопрос о мирной смене власти уже не стоял. На заседании Госдумы в феврале 1917-го депутат Александр Керенский выступал, что твой Алексей Навальный: «Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в орудие издевательства над народом?» Остается только найти в стенограмме 95-летней давности: «Не забудем, не простим!» Но истины ради признаем: чего не было, того не было.

Прямые совпадения обнаруживаются при сравнении программных документов: декларации Временного правительства от 3 марта 1917 года (по старому стилю) и резолюций митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова.

Март 1917 года: «Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным».

Декабрь 2011 года: «Немедленное освобождение всех политзаключенных и всех заведомо неправомерно осужденных».

Март 1917 года: «Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны».

Декабрь 2011 года: «Регистрация оппозиционных партий, принятие демократического законодательства о партиях и выборах».

От Берлина до Вашингтона

Все революции следуют строгим правилам. Одно из них обязывает оппозицию дискредитировать правящий режим посредством раскрытия фактов коррупции и злоупотреблений, а власть — обвинять оппозицию в работе на «иностранных хозяев». Что касается риторики насчет «партии жуликов и воров», то 95 лет назад она сработала как часы. После шумной кампании в прессе по поводу «распутинской партии» у Николая II в конце концов не осталось ни одного заступника, включая великих князей.

А вот все попытки «партии власти» обвинить оппозицию в измене родине успехом не увенчались. Хотя в начале XX века насчет «руки Запада» говорили больше, чем сейчас. Зловредный тот «обком», правда, был не вашингтонским, а берлинским. В предательстве подозревали всех и вся. С 1915 года ярлык «германские шпионы» был одним из самых популярных у политиков и журналистов. В частности, октябристы (один в один нынешние «единороссы») обвиняли либеральных кадетов в получении вспомоществования из-за рубежа.

В свою очередь императрица Александра Федоровна (даром, что стопроцентная немка) регулярно сообщала венценосному супругу о германских шпионах, проникнувших в Ставку. Народ тоже не безмолвствовал и распространял слухи, согласно которым в Царском Селе находился прямой провод для связи с Берлином. Наконец, хорошо известно, что немецким шпионом был объявлен лидер маленькой, но очень боевой партии Владимир Ленин. А его коллега Лев Троцкий — так и вовсе шпионом американским.

Если кого интересует переход на личности, то сегодня аналогом двух вышеупомянутых политиков можно считать Эдуарда Лимонова. На пламенного Льва Давидовича Эдуард Вениаминович еще и внешне очень похож, а партийное прозвище (Дед) имеет практически такое же, что и Владимир Ильич (Старик).

Любопытно, что «Единая Россия» увидела в недавнем походе группы оппозиционных депутатов Госдумы на прием к американскому послу явные признаки измены. Главный российский спец по выявлению пятой колонны, Владимир Жириновский, предложил предать анафеме своих непатриотичных коллег, то есть лишить их права голоса до конца созыва. Наконец, сторонники власти во время митинга на Поклонной горе приняли резолюции, где сказано, что «оранжевые» ведут страну к хаосу и к иноземному вмешательству, нарушению нашего суверенитета».

С аналогичными призывами спасти страну от революционной заразы в России выступали сто лет назад члены, как бы мы сейчас сказали, партии власти — «Союза 17 октября»: «Великая опасность... призывает всех к единению, к деятельной работе для создания сильной и авторитетной власти, которая... одна только в состоянии путем мирных реформ вывести страну из настоящего общественного хаоса и обеспечить ей внутренний мир и внешнюю безопасность».

От мздоимцев до воров

Борьба за свободу немыслима без обвинений в адрес властей в воровстве и мздоимстве. Вот как век назад, не жалея красок, описывали историю сего хронического заболевания: «От хладных финских скал до пламенной Колхиды» сенаторские ревизии и газетные разоблачения открывают обширные гнезда крупных, тучных, насосавшихся денег взяточников, а около них кружатся вереницы взяточников более мелких, более скромных, более тощих».

Надо сказать, что царское правительство было в курсе проблемы и тоже пыталось ее решать с помощью антикоррупционного законодательства. В 1911 году в Думу был внесен законопроект «О наказуемости лиходательства», а спустя несколько лет еще и об усилении наказаний за мздоимство. Предусматривалась ответственность за лиходательство-подкуп и лиходательство-вознаграждение за действие или бездействие должностного лица, связанные со злоупотреблением властью.

Слухи о темных делишках министров и даже одного из последних глав царского правительства Бориса Штюрмера регулярно просачивались в печать. Но что любопытно: подозрения эти после Февральской революции не нашли документального подтверждения. Несмотря на титанические усилия, чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства так и не смогла предъявить ни единого официального обвинения высшим должностным лицам империи. Впрочем, экс-премьера Штюрмера это не спасло. После Февральской революции он был арестован и заключен в Петропавловской крепости, а вскоре скончался от тяжелой болезни. Ничего криминального не нашли и в действиях предшественника Штюрмера на посту председателя правительства Ивана Горемыкина — самого принципиального противника вольностей. После снятия показаний он был освобожден из-под стражи. Но судьба его под стать фамилии: Горемыкин был убит 11 декабря 1917 года во время разбойного нападения на его дачу в Сочи.

От любви до ненависти

Две эпохи роднит и явное презрение к оппозиции со стороны властной элиты. Характеризуя креативный класс, путинский начштаба Станислав Говорухин процитировал ленинский перл про «говно нации». Но корни-то презрительного сарказма нужно искать вовсе не в эпистолярном наследии вождя мирового пролетариата. Более века назад британская королева Виктория упрекала российскую императрицу Александру Федоровну в том, что она не пытается завоевать любовь и уважение русского общества. Ответ царицы ярко свидетельствовал об отсутствии у нее дара предвидения: «Россия не Англия. Здесь нам нет надобности прилагать какие-либо старания для завоевания любви народа. Русский народ почитает своих царей за божество... Что же касается петербургского общества, то это величина, которой можно вполне пренебречь». Для сравнения: в 2008 году в ответ на признание в любви со стороны французского писателя Мориса Дрюона Владимир Путин сообщил: «А меня все любят».

Оппозиция что тогда, что сейчас отвечала власти взаимностью. Например, Александр Керенский был прекрасно осведомлен о слежке за собой. Осенью 1915 года с трибуны Думы он даже обратился к министру внутренних дел Алексею Хвостову с издевательской просьбой: «Мне представляется, господин министр, что от пятнадцати до двадцати человек выделены для того, чтобы заботиться о моей драгоценной персоне, поскольку они сменяют друг друга днем и ночью. Почему бы вам не посоветовать директору Департамента полиции предоставить в мое распоряжение машину с шофером? Ведь тогда он будет знать все — куда, когда и с кем я направляюсь, да и мне это пойдет во благо: не придется тратить такую уйму времени на поездки по городу и так уставать от этого». Почти цитирует Керенского супруга Навального Юлия: «Вот решили проследить за мной. Выяснили, где я покупаю молоко и во сколько забираю ребенка из детсада. Уверена, что те, кто следит, жутко бесятся и думают, «зачем мы тратим на это время».

Что же касается прозорливости, то в эпоху революционных перемен это чувство изменяет буквально всем. Когда Ленин уверял соратников, что их поколение не доживет до решающей битвы с царизмом, до Февральской революции оставалось полтора месяца.

От Кирпичникова до Финикова

Сторонники теории случайности в историческом процессе скажут, что точно предсказать наступление революционных потрясений невозможно в принципе. Это, конечно, сильно мешает властям «наводить порядок», но с наукой не поспоришь.

У фактора случайности в истории Февральской революции есть конкретное имя. Тогда орудием рока выступил старший фельдфебель учебной команды Волынского полка Тимофей Кирпичников, вошедший в историю как «первый солдат». Он поднял мятеж в своей части, состоявшей из 600 бойцов, и через считаные часы сработал принцип домино — войска Петроградского гарнизона начали повально переходить на сторону «несогласных». У нынешнего протестного движения тоже есть свой «первый солдат». На это звание претендует член московской УИК № 6 с правом совещательного голоса Дмитрий Фиников. 7 декабря прошлого года в своем интернет-блоге он популярно рассказал, как 128 голосов, поданных за «Единую Россию» на его участке, элегантно превратились в ТИК в 515 голосов. После этого усидеть дома многим политически активным гражданам, конечно, было уже невозможно и процесс, что называется, пошел. И, как обычно, волна народного протеста оказалась совершенно неожиданной и для властей, и для профессиональных революционеров. Ну прямо как в феврале 17-го.