Чрезвычайное происшествие

Чрезвычайное происшествие

Общество

Чрезвычайное происшествие

ИМЯ ГОДА – УЧИТЕЛЬ

Николай БЕРЕЗОВСКИЙ, с. ПАЛЕВСКИЕ ВЫСОТЫ, Сахалинская обл.

…А ещё мой одноклассник высказал тогда вслух и мою тайную уверенность в том, что учительница наша Нина Семёновна Петровская вечна, как родная речь.

Несколько лет назад не стало первой моей учительницы. Соседка, всполошившись, что Нина Семёновна второй день не появляется даже в своём огородике, вошла в дом и нашла её в единственной комнатке, если не считать кухоньку.

– Сидит в кресле как живая, – рассказывала позже соседка плача, – и руку к телевизору тянет…

Рука задержалась на подлокотнике. Выключить, наверное, хотела древний свой «Рекорд», потому что его экран продолжал что-то показывать. А может быть, включила его?

Родственники то ли забыли о Нине Семёновне, то ли никого из родни не осталось, и в последний путь собрали и проводили её и мы, кто когда-то у неё учился, и жители улицы, на которой она прожила всю жизнь.

Мой одноклассник Иван, считавшийся в нашем классе самым умным и рассудительным, утонул, купаясь в Иртыше, уже после похорон нашей учительницы, и мне запали в голову его слова, сказанные над её могилой: «Все в землю ляжем, Нина Семёновна, но я всегда был уверен, что вы и проводите меня, как встретили когда-то в первом классе…» Иван говорил эти слова, захлёбываясь слезами. А ещё он высказал тогда вслух и мою тайную уверенность в том, что Нина Семёновна вечна, как родная речь. Она, когда впервые встретила нас на пороге начальной школы, была такой же старой, как и моя бабушка Маня, хотя в ту пору моей бабушке не было и сорока, но дальше, казалось, только молодела…

В начальной школе Нина Семёновна учила меня и моих одноклассников родной речи. С первого по четвёртый классы. А в третьем, если не ошибаюсь, я получил от неё самый запомнившийся в жизни урок. После школьных занятий, которые мы с Иваном пропустили, просидев не за партами, а в недалёком от нашей школы кинотеатре «Маяк». И подбил меня на такой проступок рассудительный Иван. Родители, чтобы не раскошеливаться каждое утро, выдали ему на школьные пирожки и чай сразу полтинник. На киношку после занятий у нас не достало бы денег, а утренний сеанс стоил тогда десять копеек, и нам хватило даже на одно мороженое – фильм оказался двухсерийным.

Мороженым, правда, мы так и не полакомились, оно растаяло, растопив и вафельный стаканчик, потому что мы забыли о нём, едва фильм начался. Таких мировых картин мы раньше не видели. И никогда больше не увидим, уверяли друг друга после сеанса. Картина была про наш морской танкер, экипаж которого захватили в плен чанкайшисты.

– Чанкайшисты – это недобитые фашисты, – растолковывал мне Иван, хотя я и без него догадался.

Чанкайшисты, пленив советских моряков, понуждали их силой и хитростью предать Родину. Но никто, кроме одного, не испугался и не купился на их посулы богатства, а моряк Райский оказался хитрее чанкайшистов. И после фильма, спрятавшись в самом густом месте осеннего школьного сада, мы чуть не подрались, потому что каждый из нас представлял себя только Райским. Копировать коварного чанкайшиста Фана, проигрывая фильм уже на себе, ни я, ни Иван не желали.

И мы наверняка бы подрались, да помешала невесть откуда появившаяся в нашем укрытии Нина Семёновна. И нет чтобы немедленно надрать нам уши за пропуск уроков, как сделала бы моя бабушка Маня, она заинтересованно спросила:

– Так какой вы фильм смотрели, мальчики?

– «Чрезвычайное происшествие»! – завопили мы в голос, сразу почувствовав, как это случается только в детстве, что ругать или вызывать в школу наших родителей учительница не станет. Но Нине Семёновне что-то в нашем вопле всё же не понравилось. Немного подумав, она попросила Ивана:

– А теперь, Иван, ты один скажи название фильма.

Иван сказал.

– Хорошо, – похвалила Нина Семёновна. – Можешь бежать домой – уроки давно закончились. Только по пути загляни к кому-нибудь из одноклассников и перепиши домашнее задание. А мы с Колей ещё немного поговорим…

Иван убежал, а я остался с Ниной Семёновной.

– Слышал, как Ваня произнёс название фильма? – спросила она. – А теперь ты произнеси его, пожалуйста.

Я произнёс, не понимая, чего добивается от меня учительница.

– Правильного произношения, Коля, – точно услышала она моё недоумение. – Ты произносишь «через», а надо – вслушайся! – «чрез»! – отчётливо произнесла Нина Семёновна начальный слог названия фильма «Чрезвычайное происшествие». – Приставка «через» бывает только в особых случаях. Скажем, – на мгновение задумалась учительница, – если я назову тебя «череззаборным». Очень уж ты любишь через заборы прыгать. А слово «чрезвычайное» – это прилагательное. Вот попробуй разделить его на два.

Я попробовал.

– Вот, слышишь, что получилось? – обрадовалась Нина Семёновна. – Ни-че-го! Нет такого слова – «вычайное»! А теперь, пожалуйста, как положено, ваше с Ваней сегодняшнее происшествие назови. Каким его можно считать? Не напрягайся только.

Но я невольно напрягся и вновь выдал «через».

– Ладно, – неожиданно развеселилась Нина Семёновна, и я впервые засомневался, что она старая, как и моя бабушка Маня. – Я тоже школьницей со всякой чрезвычайщиной маялась, – призналась она, но я, конечно, не поверил, что Нина Семёновна была школьницей. – Так что научу тебя своему секрету, – склонилась учительница ко мне. – Слушай внимательно, – заглянула она мне в глаза. – Такие трудные слова, как «чрезвычайное», «чрезмерный», очень легки в произношении, если, прежде чем их произнести, вспомнить слово «чрево»…

– А что такое «чрево»? – не понял я.

Нина Семёновна объяснила:

– Живот. А чрево – это по-старинному. Понял?

Я понял. И произнёс, проговорив в голове слово «чрево», совершенно правильно название фильма:

– «Чрезвычайное происшествие»!

– Вот и весь мой секрет, – по-свойски подмигнула мне Нина Семёновна, и на этот раз я почти поверил, что она всё же была школьницей…

И подобных «секретов», которыми первая моя учительница доверительно делилась с учениками, у неё было множество. «Вагон и маленькая тележка», – представлял я это множество в начальной школе. «У твоей Семёновны ума – палата», – отзывалась о Нине Семёновне моя бабушка Маня, тоже, между прочим, Семёновна. Но тут же почти всегда приговаривала, то ли огорчаясь за свою тёзку по отчеству, то ли ревнуя меня к ней: «Да вот только до стару не сыскать умной пару…»

Не ошиблась родная мне Семёновна – Нина Семёновна и к выходу на пенсию, помолодев до неприличия, как злословили о ней за её по-девичьи прямой спиной коллеги постарше и чуть помладше, оставалась безмужней. По этой же причине, толковали и дальше о ней коллеги, она продолжала учительствовать и на заслуженном отдыхе, пока в грянувшую перестройку не отменили обязательную прежде четырёхклассную начальную школу, раскатав затем по брёвнышкам кедровый сруб и нашей, поставленный теперь уже в начале прошлого века.

Лишившись работы, Нина Семёновна, однако, своими «секретами», и не только в родной речи, продолжала делиться. Но мы, давно повзрослевшие первые её ученики, навещали учительницу всё реже и реже. После перестройки нас с каждым годом оставалось всё меньше и меньше, а Нина Семёновна делалась старее и старее. Наверное, потому, что в новом веке нас уже почти не осталось, а промежутки между встречами оставшихся с первой учительницей увеличились до бессовестности. И я стал последним, кто застал её ещё живой. Не потому, что оказался самым совестливым из бывших учеников, а просто, проезжая случайно мимо её домишки, подумал: «Жива ли?» – и нажал на тормоза.

– Коля! – поднялась мне навстречу из кресла, близко приставленного к древнему телевизору, Нина Семёновна. – Каким тебя ветром занесло?

– Ветром воспоминаний, – почти не солгал я. – От нашей, вон, школы даже пустое место уже травой заросло, а ваш домик такой же, как и прежде.

– Оставь, Коля, свои комплименты более молодым, – усмехнулась Нина Семёновна. – Моя избушка меня дряхлее. И тебе пристало бы к случаю повторить вслед за Есениным: «Ты жива ещё, моя старушка?» Или я теперь совсем ничья, Коля? – заглянула она мне в глаза так же, как когда-то, но было лицо первой моей учительницы заплаканным.

– Не ничья, а наша, – обнял я старушку. – И не надо больше плакать, ладно? – попросил я её, точно обещая впредь никогда с ней не расставаться.

– Ладно, – вроде бы согласилась она и уже за чаем на кухоньке рассказала, почему плакала: – Я всегда, Коля, плачу, как включу телевизор новости посмотреть и послушать. Передают одни происшествия, и почти все – чрезвычайные. Если даже чрезвычайность не негативная, даже радостная, – всё одно плачу, Коля, – призналась Нина Семёновна.

– От радости тоже часто плачут, – не понимая, к чему она клонит, сказал я.

– Нет, я не о том, Коля. Если радость, я, конечно, радуюсь, а плачу, потому что слёзы сами начинают литься, как услышу исковерканную родную речь. Половину дикторов и ведущих надо к логопеду отправить, у многих просто каша во рту, и исключительно все, Коля, – представляешь, все! – не ведают о правильном произношении слова «чрезвычайно»! «ЧЕРЕЗвычайно»! – и всё тут, произносят, да ещё так старательно это «через» выговаривая, что и не захочешь, а заплачешь, – вздохнула Нина Семёновна.

– Вы бы им написали.

– Да и писала я на все телеканалы: так нельзя говорить, такое произношение чревато не только оглуплением русского языка, но и сведением его богатства к набору слов, который употребляла небезызвестная Эллочка из Ильфа и Петрова… И знаешь, Коля, что мне ответили с одного из этих телеканалов? – задохнулась от возмущения Нина Семёновна.

– И что ответили?

– А вот что, Коля, цитирую: «Ваши замечания насчёт слов «чрево» и «черевато» будут учтены в создании новостных программ», – дословно процитировала полученный ответ Нина Семёновна. – Представляешь, так и написали – «черевато»! Теперь вот смотрю телевизор – и боюсь услышать это «черевато».

Прощаясь с первой учительницей, я оставил ей свою визитную карточку. От денег она наотрез отказалась. А о карточке спросила:

– Что это, Коля?

«Здесь мои реквизиты», – чуть не выдал я, но вовремя спохватился – «реквизиты» обидели бы старую учительницу:

– Мой новый телефон, Нина Семёновна. И адреса – домашний и почтовый. И ещё один телефон – мобильный.

– Разберусь, – печально сказала Нина Семёновна.

Но разбираться пришлось соседке, сообщившей мне о её кончине.

Первой моей учительницы не стало несколько лет назад. Но сколько бы ещё лет жизни ни даровала мне судьба, я буду мучиться, гадая, как умерла Нина Семёновна – включив телевизор или не успев его выключить?..

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: