Шамиль Султанов ИСПОВЕДЬ ГЕРОЯ
Шамиль Султанов ИСПОВЕДЬ ГЕРОЯ
Мы встретились в застывшем, задремавшем от зноя Бейруте. Он восемнадцать лет провел в израильской тюрьме, пять из них — в одиночной камере. Когда его первый раз арестовали, ему было двадцать пять. В прошлом году, накануне освобождения, полковник из Шабак, израильской контрразведки, сказал ему: "Тебя не должно быть на Западном берегу. Если останешься, мы опять тебя посадим… Обязательно, в любом случае…"
Сейчас ему сорок три года. Мы долго разговаривали. Скорее говорил он и, казалось, бесстрастно смотрел на море, которое дремало в ожидании ночной прохлады. Мне он сначала показался просто очень уставшим. Бывает такая запредельная усталость, когда гулкая пустота собственных костей и дряблость своей плоти пересиливает все остальное. Но в то же время он не выглядел слабым или опустошенным. Казалось, где-то там, в глубинном, ненаигранном спокойствии продолжала безостановочно бурлить яростная, личностная сила.
— Жизнь — это всегда сопротивление. Сопротивление энтропии. Везде и всегда. Второй закон термодинамики — это не банальность. Любая оккупация, будь это гитлеровская, американская или сионистская — это энтропия. В определенном смысле, человеческая история это странное море, где постоянные циклические волны оккупации сталкиваются с волнами сопротивления. Поэтому пока ты жив, ты сопротивляешься. Если же ты прекращаешь бороться, значит, ты уже мертв, просто тебя почему-то забыли похоронить. Не помню точно, но, кажется, Башляр писал о наиболее беспощадной форме оккупации — цивилизационной. А именно де Голль говорил о "культурном империализме"…
Почему оккупанты — Израиль и США — не могут нас сломить? Наверное, потому, что мы, палестинцы, по-особому любим жизнь. "Живи так, словно ты будешь жить вечно; и готовься к смерти, словно ты умрешь завтра". Так нас учит Ислам. Неповторимая сладость свободной жизни проявляется только через дух сопротивления. Даже если ты в тюрьме, в одиночной камере. Шестьдесят лет они пытались нас сломить и у них не получилось… И не получится.
Знаешь, почему? У каждого из нас, военнопленных, узников тюрем оккупантов, есть наша вера — Ислам, наше ощущение, наше переживание постоянной связи со Всевышним. Кто это может отнять?
У нас есть уверенность в справедливости нашего дела, нашей борьбы. И это уже генетическая уверенность, она в наших генах. Мы на себе поняли важнейший урок: оккупанты понимают только язык силы. Это аксиома. Так было, так есть и так будет. Поэтому силе должна быть противопоставлена сила. Здесь нет других альтернатив.
Тысячи военнопленных, которые брошены в израильские застенки, знают, ощущают и чувствуют уважение и любовь палестинского народа. Это очень важно. Скажи мне, как народ относится к своим героям, которых враг держит в тюрьмах, и я расскажу тебе о судьбе этого народа. Евреи нас называют террористами— заключенными. Для нашего народа мы военнопленные.
Это не просто слова. Наши семьи, дети, родители окружены каждодневной заботой. Мы знаем, что Движение исламского сопротивления (ХАМАС), даже в случае нашей гибели, не оставит наших родных и близких на произвол судьбы. Моральный, нравственный авторитет военнопленных в палестинском обществе незыблем.
Внутри каждой оккупационной тюрьмы создана и функционирует четкая система самоорганизации жизни заключенных. Это очень важный компонент сопротивления. В финансовом плане все военнопленные, будь это депутат парламента, бизнесмен или житель деревни, равны. Все деньги, которые мы получаем с воли, идут в общую кассу. Нет социального или профессионального различия. Но есть четко разработанные и реализуемые ежедневные программы развития и совершенствования для всех палестинских военнопленных.
Незадолго до своего ареста он закончил факультет шариата в исламском университете Хеврона. Сыграл свадьбу. Когда его арестовали, родственники жены стали её уговаривать, чтобы она отказалась от своего мужа. "Не ломай себе жизнь: израильтяне его уже не выпустят". Оккупанты подозревали его в организации вооруженных ячеек сопротивления.
Но она не отказалась от своего единственного и ждала его восемнадцать лет.
— Оккупанты, прежде всего, стремятся уничтожить, растоптать, ликвидировать национальную элиту оккупированного народа. Для меня элита это "наилучшие" — наилучшие по своей безупречной ответственности за прошлое, настоящее и будущее своей земли, те, кто связывает прошлое и будущее, кто служит примером для абсолютного большинства, кто создает образцы ежедневного подражания для своего народа. Так вот, для оккупационной власти важно не столько даже физически уничтожить национальную элиту, сколько ее дискредитировать, извратить, перекодировать. А для этого надо уничтожить традиционную систему ее воспроизводства. А это, прежде всего, система образования. В широком смысле слова.
Но в Палестине у них не получилось. И уже не получится никогда. Несмотря на свирепый сионистский террор, наш народ вошел в десятку наиболее образованных в мире. Например, по такому показателю, как число студентов на тысячу человек населения, мы обогнали израильтян.
Непрерывное образование — это важнейший компонент сопротивления. В том числе, и в оккупационных тюрьмах. Среди палестинских военнопленных — министры, депутаты, журналисты, имамы, муниципальные служащие. Мы добились того, что абсолютное большинство тех, кто оказывается в израильских тюрьмах, выходит оттуда еще более убежденными бойцами сопротивления.
Евреи хотят лишить нас национальной элиты, но парадоксальным для них образом именно в израильских тюрьмах создается, воспроизводится значительная часть национальной элиты сопротивления.
Когда палестинский военнопленный оказывается в той или иной тюрьме, он, прежде всего, встречается со своего рода специальной комиссией, которая состоит из наиболее опытных братьев. Проходит своего рода собеседование: он рассказывает об уровне своего образования, объёме и качестве своих знаний, что бы он хотел изучать, в каких сферах он мог бы принести пользу своим товарищам. Вместе, он и члены комиссии, решают вопрос о программе его образования и самообразования в тюремных условиях.
Тюремный день для палестинских военнопленных начинается еще до рассвета. Кто-то делает зикр, кто-то читает Коран. Потом все вместе мы совершаем утренний намаз. После этого кто-то идет спать, а другие читают книги, повторяют наизусть коранические суры.
Но в восемь часов все уже должны быть на ногах. В камерах тюремщики устраивают перекличку. После этого, приблизительно полтора часа — физподготовка. Затем — омовение, а в десять часов — тюремный завтрак. В израильских тюрьмах палестинским военнопленным есть дают только два раза в сутки.
После еды мы все вместе совершаем уборку камеры. Затем, до зухра — обеденного намаза, занятия дифференцируются. В одном из углов, например, может проходить так называемое кораническое заседание, когда группа вместе читает какие-то места из Корана и коллективно обсуждает те или иные коранические положения. В других местах камеры собираются кружки по изучению международного права, или слушают лекции по общим вопросам медицины или общей теории поля. Все зависит от того, какие специалисты из военнопленных в данный момент находятся в данной камере.
После зухра кто-то отдыхает, а кто-то работает и читает по своей индивидуальной программе. Каждый член ХАМАС, если он попадает в оккупационную тюрьму, самостоятельно или при помощи более образованных братьев, должен составить свою личную программу самообразования на весь срок заключения.
Вслед за послеобеденным намазом (аср), наступает время обязательных занятий для всех заключенных в данной конкретной камере. Это может быть лекция о ситуации в регионе или основных задачах нашего освободительного движения. А может быть общая дискуссия. Например, на такую тему как социальная самоорганизация общества в условиях различных форм оккупации. Не менее трех оппонентов читают вслух заранее приготовленные тезисы, которые потом все коллективно, бескомпромиссно обсуждают.
После четвертого обязательного намаза (магриб) — тюремный ужин, после которого кто-то вновь занимается физподготовкой, а кто-то читает газеты, книги, смотрит телевидение.
Таков обычный распорядок тюремной жизни.
То, что мы, палестинские военнопленные, добились для нашей самоорганизации — это не еврейский подарок, а результат долгой борьбы в жестких тюремных условиях. Сначала оккупанты, относясь к нам, как к быдлу, не позволяли нам читать газеты, книги, слушать радио, смотреть телевидение, не говоря уже о том, чтобы заниматься образованием и самообразованием. Доходило до того, что они запрещали нам даже собираться вдвоем-втроем.
Но волю к сопротивлению никто не может отнять. Были забастовки, массовые голодовки. Дело доходило до прямых физических столкновений с врагом, жесточайших репрессий сионистов против наших братьев в тюрьмах и лагерях, было много убитых и замученных.
Но, в конце концов, мы добились реализации наших прав на получение образования, чтение книг, газет, журналов, получение информации через радио и телевидение. Враг был вынужден признать наше законное право на внутреннюю самоорганизацию.
В 1991 году, после первого ареста, израильский военный суд приговорил его к пяти годам тюремного заключения за "организацию вооруженного сопротивления" на Западном берегу. Если бы оккупационным властям удалось доказать, что мой собеседник является одним из организаторов "Бригад Иззетдина Кассама", то он сразу бы получил двадцать — двадцать пять лет. Но с доказательствами у израильтян не сложилось. Тем не менее…
— Если какой-либо палестинец вызывает хоть малейшие подозрения у оккупационных властей, а формальных поводов держать его в тюрьме нет, в ход идет так называемое административное заключение. Такой вид превентивного, нелегитимного заключения активно применяли нацисты, с них берут пример и сионистские оккупанты.
Когда соответствующий военный представитель оккупационных властей без всякого законного основания принимает внесудебное решение продлить срок тюремного заключения еще на 6 месяцев — это и есть административное заключение. Причем он может даже не обосновывать публично это свое решение. Так, после завершения моего формального пятилетнего заключения, мне пять раз подряд продлевали административное заключение. А в общей сложности из всего моего восемнадцатилетнего тюремного заключения шесть лет я отсидел "благодаря" административному заключению.
После первых восьми лет они должны были выпустить меня. На свободе я пробыл меньше ста дней. Потом новый арест, четыре года тюрьмы, потом новая череда административных заключений.
Пять лет мой собеседник получил по недоказанному обвинению в создании ячеек вооруженного сопротивления на Западном берегу. Всё это время он находился в одиночке! Потому что его боялись. Даже будучи военнопленным, он оставался лидером…
— Есть палестинский военнопленный, который находится в израильских застенках уже тридцать три года. Почти столько же, сколько отсидел во французских застенках XIX века знаменитый революционер Огюст Бланки. У нас есть десятки военнопленных, которые находятся в израильских тюрьмах по двадцать пять и более лет. Мы их называем "палестинские нельсоны манделы". Но человеческая драма в том, что по поводу Бланки и Манделы пишут в учебниках истории, а о палестинских военнопленных, которые десятки лет томятся в сионистских застенках, нынешний мир трусов предпочитает просто не вспоминать.
Когда он закончил бакалавриат университета, у него был выбор: либо поехать за границу для завершения учебы, либо стать профессиональным революционером и участвовать в движении сопротивления. Во втором случае со всеми отсюда вытекающими возможными драматическими последствиями.
— Пять-семь раз в жизни мы оказываемся перед необходимостью решающего выбора, от которого зависит наша дальнейшая судьба. И мы выбираем, — либо под воздействием внешних обстоятельств, внешних причин, внешней логики. Либо, прислушиваясь к тихому голосу, который идет из внутренней реальности, внутренних глубин…
Делая свой выбор, я знал, что меня ждут либо скорая смерть, либо долгие годы заключения в оккупационной тюрьме. Но сейчас я убежден, что именно тогда я выбрал свой единственный и неповторимый Путь. Мое нынешнее внутреннее спокойствие является доказательством правильности того выбора. Прежде всего, для меня самого.
За эти годы внутри самой Палестины произошел исторический переход от спонтанного народного сопротивления к целенаправленной, подготовленной, системной борьбе. Вооруженное сопротивление требует профессиональных кадров. В том числе, в оккупационных тюрьмах, мы организовали систему подготовки таких кадров.
Однажды Якуб Бери, бывший шеф Шабака, проговорился, что ключевая проблема для израильских спецслужб — внедрение своей агентуры в исламские организации сопротивления.
Абсолютное большинство людей ощущают свою реальную силу или свою фатальную слабость только в пограничных ситуациях. Человек проваливается в какой-то оперативной ситуации и попадает в разработку вражеской контрразведки. И очень скоро оккупанты предлагают ему выбор: или ты работаешь на нас, или ты получаешь по максимуму — 10, 15, 20 лет тюрьмы без каких-либо шансов на досрочное освобождение.
Предатель получает физическую свободу, но не получает иммунитета от внутренней психологической деградации, потому что, прежде всего, он предает самого себя, свою неповторимую сущность. Я сам видел, в каких странных и нечеловеческих существ превращались предатели.
Самое страшное за долгие годы тюремного заключения — это приступы бессилия, когда ты знаешь, что происходит нечто очень важное, и ничего не можешь сделать.
Умер мой отец, и я не смог его похоронить. А для мусульманина проводить своего отца в последний путь на этой земле — это важнейший долг.
Погибали старые друзья в боях с сионистами. И я не мог им помочь.
Произошло массовое убийство в мечети в Халиле. Вооруженный автоматическим оружием еврей хладнокровно убил десятки беззащитных стариков и детей, которые пришли на утренний намаз в свою мечеть. Когда я услышал об этом страшном преступлении, то единственный раз в своей жизни закрылся одеялом и плакал от бессилия.
Враг наступал на Газу, обрушил десятки тысяч тонн на "палестинский Сталинград", убил сотни детей и женщин, а мы, военнопленные в тюрьмах, только вынуждены были стонать от удушающего бессилия.
Каждый действительный мусульманин убежден в том, что Всемогущий предопределил его жизненную судьбу. И сделал это с максимальным милосердием и милостью. Каждая личность должна столкнуться и преодолеть определенные испытания. И через эти испытания индивид получает возможность для личностного совершенствования.
Я не сожалею, что провел восемнадцать лет в еврейской тюрьме. И не только потому, что я продолжал каждый день участвовать в сопротивлении — главном и общем для всего моего народа деле.
Здесь, в тюремных условиях, гораздо легче узнать и оценить самого себя таким, как ты есть, свои внутренние возможности и свои многочисленные и глубоко спрятанные недостатки. Особенно в одиночной камере.
В тюрьме, на этой площадке врага, странным образом появляются новые, неожиданные предпосылки для саморазвития, для выработки новых методов мышления и осознания.
Оккупационная тюрьма учит воле к жизни, умению выживать и не сдаваться в любых тяжелых условиях. Именно здесь ты понимаешь важность такого личностного качества как терпение, учишься беспредельной внимательности, получаешь возможность осознанно преодолевать страх, каким бы мучительным он ни был.
Мы прощаемся, и он спокойно, не торопясь и не оглядываясь, уходит по узкой бейрутской улочке. Имя этого легендарного человека — шейх Салех аль-Арури (на снимке).
Благословен народ, который имеет настоящих героев!
Автор — президент Центра стратегических исследований "Россия — Исламский мир"