Невыполненный, но успешный

Невыполненный, но успешный

Светлана Погорельская

Франция и Германия пытаются адаптировать свои двусторонние отношения к изменившимся реалиям, однако получается это у них пока плохо

Нынешняя фаза германо-французских отношений осложнена личным фактором. Консерватор Меркель и социалист Олланд никак не могут наладить конструктивный диалог

Фото: EPA

22 января Франция и Германия отмечали юбилей договора, который положил начало франко-германскому сотрудничеству. Договор, подписанный пятьдесят лет назад Шарлем де Голлем и Конрадом Аденауэром , был выполнен вовсе не так, как задумывалось его создателями, однако празднуется его заключение на самом высоком уровне. В неспокойные времена экономических разногласий и политических споров о судьбах Европы ей хотят продемонстрировать, что мотор интеграции — франко-германский тандем — по-прежнему исправен.

Пятьдесят лет назад Шарль де Голль, воодушевленный идеей континентальной Европы, предложил немцам тесную кооперацию в вопросах внешней и оборонной политики в ущерб атлантическому компоненту. Генерал не хотел усиления Англии и США в начавшемся общеевропейском процессе. Однако Западная Германия, страна с ограниченным по результатам войны суверенитетом, живущая в американской военной тени, не обладала в те годы ни экономической, ни политической, ни духовной силой, необходимой для того, чтобы не только принять такое партнерство, но и вести его на равных. Поэтому она предпочла разыграть многостороннюю партию — при ратификации в бундестаге договор снабдили преамбулой, в которой подчеркивалась верность Германии атлантическому курсу и ее ориентация на Великобританию и США. После этого договор утерял свою стратегическую душу и превратился в «символ немецко-французского примирения».

Активные французы, осторожные немцы

Сегодня оба двигателя европейской интеграции сильны — каждый на свой лад. Реалии послевоенных десятилетий наложили отпечаток на их политические культуры. Франция мыслила в категориях державной политики, Западная же Германия, будучи политически ущемленной, утешалась экономикой. Поэтому и представления о выходе еврозоны из кризиса у Франции и Германии различны: Франция демонстрирует государственное мышление, Германия — рыночное.

Президент Франции Франсуа Олланд говорит о «солидарной интеграции», что подразумевает обобществление долгов и увеличение количества государственных программ. Внутри страны государственные программы широко задействуются для преодоления безработицы. Достаточно сказать, что во Франции на 1000 жителей приходится 90 бюджетников (каждый пятый работник), в Германии — только 50. Канцлер Ангела Меркель связывает понятие «европейская солидарность» с повышением конкурентоспособности Евросоюза в мире, а значит, с усилением контроля над бюджетной и налоговой политикой его членов. Чтобы продвинуть свои представления о фискальной дисциплине в еврозоне, ей необходимо еще больше интеграции и координации, а значит, нужен новый общеевропейский договор. Франция разговоры о новом договоре пока откладывает, в то же время давая понять, что в ответ на свое согласие ожидает от Германии согласия на «перераспределительный союз».

Германия еще в канцлерство социал-демократа Герхарда Шредера покончила с мягким «рейнским капитализмом», не функционировавшим в воссоединившейся стране, и жестко, но успешно реформировала свою социальную систему и политику занятости, приспособив их к суровым экономическим реалиям глобализирующегося мира. Франция же до последнего времени сохраняла верность своей старой социальной политике, благодаря которой в стране сложилась хорошая демографическая ситуация, но выросли безработица и государственный долг. После того как осенью 2011 года статус Франции был понижен рейтинговыми агентствами, а СМИ окрестили ее «больным человеком Европы», страна, преодолев сопротивление своих левых сил, приступила к структурным реформам, в первую очередь в сфере либерализации рынка труда.

Именно непростая экономическая ситуация, как полагают немецкие эксперты, толкает руководство Франции к активизации на внешнеполитической арене. Германия же, «экономический великан» Европы, давно уже отказалась от старой роли «политического карлика». Впрочем, отказалась только там, где ей самой это кажется необходимым.

В первую очередь немцы утверждают свою новую политическую силу внутри Евросоюза. В проблематичных же и опасных случаях, не сулящих стране выгоды, они предпочитают ссылаться на свое непростое историческое прошлое «страны-агрессора» и вместо участия в военных акциях открывают союзникам свой кошелек. Такую позицию Германия заняла и в ливийском кризисе, не желая ввязываться в спорную с точки зрения международного права военную операцию. У Франции это вызывает раздражение. «Что мешает Германии играть более значительную роль в военных акциях сообщества? Она могла бы стать настоящей державой, мирной, но не пацифистской, а полезной», — говорит советник Олланда в вопросах внешней политики, социалист Юбер Ведрин .

Германия сдержанно относится к действиям Франции в сирийском конфликте и не вмешивается в отношения со странами франкофонной Африки. Интервенция французов в Мали, направленная на поддержку законного правительства, нашла ее (скромную) поддержку, поскольку условия интервенции определены четкой резолюцией Совета Безопасности ООН. Германия берет на себя «логистику», предоставляет в помощь солдатам Западноафриканского экономического союза (ЭКОВАС) два самолета транспортной авиации и жертвует миллион евро на гуманитарные нужды. В то же время немцы уверены, что события в Мали не приобрели бы такого размаха, не начни Франция в 2011 году военной акции против Ливии. Ведь именно оружие из арсеналов Каддафи, которым вооружились туареги и исламисты, позволило им завоевать север Мали.

После возвращения Франции в 2009 году в структуры НАТО открылись новые перспективы для усиления военной кооперации европейских стран. «Мы приглашаем к ней каждого, — заявил министр иностранных дел ФРГ Гидо Вестервелле . — Но тот, кто не хочет идти с нами вместе, не должен мешать другим». Однако и здесь Германия и Франция по-разному понимают свою роль. Франция критикует Германию за ее конформистскую позицию и ожидает от нее поддержки в создании европейского военного вектора в рамках НАТО. Правда, пока неизвестно, как воспримут такие планы американцы.

Стабилизируя ось

В последнее десятилетие традиционное распределение ролей во франко-германском тандеме начинает меняться, хотя и той и другой стране кажется, что именно она приносит наибольшие жертвы на алтарь сотрудничества. В прежние времена за поддержание дружбы платили главным образом немцы. Союз с Францией был важнейшим постулатом западногерманской политики в Европе. Постепенное изменение ролей началось с воссоединения Германии, а окончательный разрыв с прошлым произошел во времена Ангелы Меркель и Николя Саркози .

В европейском дуэте «Меркози» французский президент, несмотря на его эгоцентричность и волюнтаризм, занимал вторую роль. На родине критики дразнили Саркози «таксой Меркель». Меркель же иной раз была вынуждена оправдываться перед немецкими политиками за те уступки, которые она якобы делала французам. Франции казалось, что Германия хочет единолично править еврозоной, Германия скептически смотрела на заигрывания Франции с Южной Европой и на ее попытки совместно с Италией и Испанией создать внутри ЕС «латинскую ось» — в противовес немцам и экономически сильным странам европейского Севера.

Нынешняя фаза германо-французских отношений осложнена личным фактором. Консерватор Меркель и социалист Олланд не могут похвалиться взаимопониманием. Фаворитом Меркель на французских президентских выборах был консерватор Саркози, что она и продемонстрировала в ходе его предвыборной борьбы. Олланд платит ей сейчас той же монетой, откладывая разработку новых двусторонних инициатив до исхода выборов в германский бундестаг осенью 2013 году, на которых, как он вслух надеется, победят социал-демократы.

Однако сколько бы ни критиковали друг друга два «двигателя» интеграции и сколько бы ни пытались они привлечь в свою упряжку других членов ЕС, их сотрудничество по-прежнему определяет общеевропейский процесс. Растет также понимание, что своих целей они могут достичь лишь вместе, охлаждение их дружбы может привести к созданию новых осей и союзов внутри ЕС и в конечном счете — к смене общеевропейской политической парадигмы.

И та и другая страна понимают важность Великобритании для европейского процесса, но в то же время осознают, что Европа никогда не достигнет требуемой степени интеграции с ней. Ведь у Англии, как говорил в свое время лорд Пальмерстон, «нет ни вечных друзей, ни вечных врагов, а только вечные интересы». В последние два года своего европейского самоутверждения Германия с горечью констатировала, что, несмотря на ее многолетнее миролюбие и открытый кошелек, в Европе ее боятся и не любят, если она выступает без Франции.

В современном ЕС с его разветвленной системой многосторонних договоров и соглашений, двусторонний Елисейский договор сохранил лишь символическое значение, стабилизируя ось Берлин—Париж. Отмечая его пятидесятый юбилей, Германия и Франция обратились в ЮНЕСКО с просьбой включить этот документ в список наследия в рамках программы «Память мира». От разработки же и принятия его нового варианта они отказались. «Кому это нужно, — поясняет немецкий политолог Альфред Гроссер , — когда даже старый Елисейский договор, краткий и четкий, так и остался невыполненным».

Бонн

Симпатия и уважение

"Договоры - как розы и девушки: они действуют, пока действуют", - печально заключил Шарль де Голль, разочарованный тем, что немцы не разделили его представлений о Европе, на что Конрад Аденауэр галантно заверил: "Роза немецко-французской дружбы будет цвести всегда". Цвела эта роза, впрочем, лишь там, где она политически никому не мешала. Там же, где сотрудничество могло затронуть атлантические интересы, ей жилось скудно. Предусмотренная договором разработка совместной внешней и оборонной политики не состоялась ни во времена де Голля с его особыми представлениями о взаимоотношениях Франции и НАТО, ни позже.

Заключенный в 1988 году дополнительный протокол о совместной разработке основ бюджетной политики до сих пор не нашел практической реализации. В 1989 году была создана Немецко-французская бригада числом около 6 тыс. солдат, которая была задействована в Боснии, в Афганистане и в Косово, однако существенной роли в этих операциях не играла. В 2003 году был создан германо-французский совет министров, заседающий два раза в год, однако никаких значимых решений он не принял. В целом же договор жил регулярными, но ни к чему не обязывающими консультациями правительственных чиновников, то есть постоянным политическим диалогом, а главное - сотрудничеством на общественном уровне.

Именно "народная" сторона договора, задуманная сначала лишь как сопровождение военного и внешнеполитического сотрудничества, и определила в конечном счете его характер. С 1963 года более 8 млн молодых людей из обеих стран стали участниками более 300 тыс. программ обмена, более 2200 городов и регионов заключили отношения партнерства, 180 немецко-французских высших школ предложили студентам 135 совместных учебных программ. Связи между гражданскими обществами двух стран, образовавшиеся за пятьдесят лет, свободны от повседневной политики. В проведенном в декабре 2012 года опросе более 85% граждан в обеих странах подтвердили, что испытывают положительные чувства к соседней стране; большинство опрошенных немцев назвали это чувство симпатией, большинство французов - уважением.