* ДУМЫ * Александр Храмчихин Русская альтернатива

* ДУМЫ *

Александр Храмчихин

Русская альтернатива

Почему катастрофа сорок первого превратилась в победу сорок пятого

Как можно было так сокрушительно проиграть, как это случилось с нами в начале Великой Отечественной? Вопрос этот стал уже некой неотъемлемой частью отечественного менталитета. Май 45-го не отменил этот вопрос. И породил дополнительный: почему мы все-таки победили, если так начали.

Катастрофическое начало войны, да и ее продолжение, хоть и победное, но не намного менее кровавое, породило в советских воинах комплекс поражения, который так и не был изжит никогда. В начале 80-х мой школьный учитель труда рассказывал иногда на уроках о своем фронтовом прошлом. В частности, про то, как в мае 45-го он на броне Т-34 шел на Прагу и по дороге их колонна в прямом смысле раздавила немецкую пехотную часть. И какое удовольствие испытали от этого наши бойцы, потому что «не все же им нас бить». Так он прямо и сказал применительно к последним дням войны, когда уже пал Берлин! Это чувство в нем осталось через 35 лет после Победы.

Даже официозные историки-пропагандисты почти перестали отрицать, что по состоянию на 22 июня 1941 года РККА имела на советско-германской границе очень существенное количественное превосходство над группировкой вермахта. Классическим считается соотношение 4:1, которое наступающая сторона должна иметь над обороняющейся, чтобы наступление было успешным. Здесь соотношение было почти обратным. Если по личному составу было примерное равенство, то против 25 тыс. советских танков немцы имели 3,5 тыс. танков и САУ, еще около 1 тыс. было у союзников немцев (Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия). Против примерно 9 тыс. боевых самолетов ВВС РККА люфтваффе и их союзники имели примерно 3 тыс. боевых машин.

Даже официозные историки-пропагандисты почти перестали говорить о том, что РККА была вооружена «устаревшими» образцами боевой техники. По крайней мере в танках мы имели еще и огромное качественное превосходство. Для КВ и Т-34, коих на западной границе у нас было около 1,9 тыс., не существовало совсем никаких немецких аналогов, это было почти «абсолютное оружие». Но и БТ-7 (у нас их было 5,2 тыс., т. е. больше, чем у вермахта и его союзников -всех танков!) были значительно лучше PzKw-I и PzKw-II и примерно равны PzKw-III (вооружение почти одинаковое при гораздо большем боекомплекте у БТ, у немца несколько толще броня, у БТ гораздо более мощный двигатель, более высокие скорость и запас хода). Довольно приличных PzKw-III и PzKw-IV у немцев на Восточном фронте было всего 1,4 тыс., т. е. меньше, чем у нас КВ и Т-34, которые, как уже было сказано, были несопоставимо лучше любого немецкого танка.

В авиации немцы действительно имели определенное качественное превосходство, но отнюдь не такое, чтобы компенсировать трехкратное отставание в количестве.

Пресловутый первый внезапный удар по советским аэродромам, похоже, имел не столь драматические последствия для наших ВВС, как это принято считать. Даже если принять каноническую цифру советского агитпропа - 1200 самолетов, в т. ч. 800 на земле, потерянных 22 июня, - наше количественное преимущество никуда не денется, тем более что немцы потеряли в этот день более 100 самолетов. Правда, каноническая цифра практически ничем не подтверждается. Вообще, внезапным был только самый первый удар немцев. Совершенно точно, что 800 самолетов они в его ходе не уничтожили. Скорее всего, даже не 500, а существенно меньше. Все последующие удары уже не были внезапными, если наши их «прохлопали», в этом виновато не вероломство противника, а собственный бардак.

Трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин написал очень интересные мемуары «Познать себя в бою». Полностью, без купюр, их напечатали только в прошлом году, поскольку они довольно сильно не соответствовали официальной историографии. В т. ч. и в описании начала войны.

22 июня 55-й истребительный авиаполк, в котором служил будущий ас, базировался в Молдавии. Это было не главное направление немецкого удара, однако и здесь люфтваффе были почти так же активны, как и на главных направлениях. И удары по аэродромам наносили, как положено. Полк Покрышкина в результате такого удара потерял убитыми двух авиатехников, сгорела часть запасов бензина. За 22 июня потери полка составили 3 самолета, все - в воздушных боях (т. е. на земле - ни одного). И никто не сказал, что это нетипичный случай.

Более того, из дальнейшего описания Покрышкиным первого военного лета выясняется, что полк, вооруженный новейшими истребителями МиГ-3, занимался не столько тем, чем положено, - борьбой с авиацией противника, - сколько штурмовкой его наземных войск. Еще более того, в августе 41-го в полк прислали несколько штурмовиков Ил-2 и предложили летчикам переучиться на них. Получается, что и никакого особого превосходства в воздухе у немцев не было, если новейшие истребители были не сильно нужны.

А вот катастрофическое поражение было. Фактически та армия, которая начала войну с нашей стороны, погибла в первые же месяцы войны, как и планировали немцы.

Безвозвратные потери советских вооруженных сил (убитые, умершие от ран, не вернувшиеся из плена) за всю войну, даже по официальным данным, представленным в официозных справочниках «Гриф секретности снят» и «Россия и СССР в войнах ХХ века», составили 8 668,4 тыс. чел. (недавно к этим цифрам добавлено еще 200 тыс. чел.). Внимательное знакомство с названными справочниками выявляет ряд нестыковок, из чего становится понятно, что реальные потери были существенно больше. Особенно, конечно, в начале войны. Не значившиеся в списках составили, видимо, не один миллион.

Собственно, Минобороны сегодня вынуждено признать сам факт существования не значившихся в списках, т. е. тех, кто был призван, но до части не добрался. Или добрался, но еще не был занесен в ее списки, а вскоре погиб или попал в плен. Или был занесен в списки, но вся часть сгинула вместе со списками. В вышеупомянутых справочниках их число оценивается в 500 000 (они не входят в 8 668,4 тыс.). Именно так, с точностью до 100 000, в то время как по другим категориям потери приводятся с точностью до человека! В технических и естественнонаучных вузах за сравнение величин, точность оценки которых различается на пять порядков, двойку ставят сразу. 500 000 - типичное «среднее потолочное», не имеющее к жизни (точнее, к смерти) никакого отношения. На сколько нужно умножить эту величину, мы не знаем. Есть предположение, что как минимум на 6. Если это «клевета на наше славное прошлое», ее надо опровергнуть научно, а не с помощью произвольно написанной цифры, на которую навешана советская демагогия. И эти «дополнительные» потери почти полностью пришлись на первые месяцы войны.

Что касается официальных учтенных потерь РККА, то в июне-сентябре 1941 года она потеряла более 400 тыс. погибшими и умершими от ран и 1,7 млн - пропавшими без вести. Всего за войну погибло 6,8 млн чел., пропало без вести - 4,45 млн. Таким образом, на первые три месяца войны пришлись около 6% погибших и почти 40% пропавших!

Разумеется, погибли далеко не все «неучтенные». Так же, как и далеко не все бойцы РККА пропали без вести в немецких котлах первых месяцев войны. Многие из них стали трудовыми и даже военными ресурсами Германии.

С советской стороны в войне с Германией отмечено беспрецедентно большое количество предателей. Речь идет и о тех, кто прямо воевал против своей страны с оружием в руках в нацистской форме, и о «добровольных помощниках», или «хиви» (от Hilfswillige - «готовые помочь»), занимавших в вермахте множество вспомогательных должностей. Они, хотя напрямую и не воевали, дали возможность воевать немцам. Как писал немецкий генерал Мюллер-Гиллебранд, «этот персонал большей частью честно нес службу вплоть до завершающего этапа войны, оказывая войскам реальную помощь и освобождая немецкий личный состав для использования в боевых действиях». По состоянию на октябрь 1943 года (уже после Курской битвы!) в штате пехотной дивизии вермахта на Восточном фронте числилось 10 708 немецких военнослужащих и 2005 «хиви», т. е. последние составляли почти 20% личного состава.

Очень многие из этих людей помогали врагу совершенно сознательно. Они мстили советской власти за раскулачивание, голодомор, ГУЛАГ и прочие подобные вещи. А другие просто хотели облегчить себе кошмар плена.

В плен этот их в подавляющем большинстве случаев загнало родное командование.

Военно- политическое руководство Советского Союза летом 1941 года оказалось глубоко преступным. Никакого другого определения людям, которые ТАК вели войну, дать нельзя. Ссылки на внезапность нападения неприемлемы. В начале 1941 года ни один грамотный гражданин СССР ни секунды не сомневался в том, что нам очень скоро предстоит воевать с немцами. И руководство в этом не сомневалось, иначе не создавало бы на границе такую гигантскую группировку. Если, как рассказывает нам официальная история, эта группировка имела исключительно оборонительные задачи, наши вожди преступны вдвойне. Незнание конкретного часа нападения противника ни в коей мере оправданием не является. Для обороны сил у нас было более чем достаточно, превосходство немцев в боевом опыте и организации боевых действий могло обеспечить им успех, но не такой, какого они добились в реальности. Если же РККА готовилась к нападению, почему она не начала его весной 41-го, когда момент был идеально удобен? Куда ни кинь, везде преступление.

И армия не сильно хотела воевать за преступное руководство, которое еще до войны уничтожило столько своих сограждан, сколько ни одному врагу не приснится. Отсюда столько пленных, готовых сотрудничать с захватчиком и даже прямо воевать на его стороне. Если руководители не могут руководить, а армия не хочет воевать, государство, подвергшееся агрессии очень мощного противника, обречено. Но оно, как известно, не просто выстояло, но закончило войну во вражеской столице.

Дело в том, что в начале Великой Отечественной с беспрецедентным количеством предателей сочеталось беспрецедентное по героизму сопротивление тех, кто сдаваться не стал. Ни с чем подобным на Западе немцы не встречались. Вопреки всем канонам военного искусства многие подразделения нашей армии дрались в буквальном смысле до последнего солдата, связывая немецкую пехоту и таким образом замедляя или вообще останавливая танковые прорывы Клейста, Гудериана, Гота и Гепнера. Танки не могут слишком далеко отрываться от своей пехоты, а пехота была связана теми, кто дрался до последнего солдата. На Западе воинская часть, потерявшая 20% личного состава, считалась небоеспособной. В РККА находились части, продолжавшие воевать при 90%-ных потерях. Именно они спасли страну, дав возможность создать «РККА-2». Она тоже в основном сгинула в котлах осени 41-го. Все повторилось в точности, но танковые клинья немцев все же затупились, потеряли до 2/3 боевых машин в боях, а оставшиеся завязли в русской грязи и замерзли от русских морозов. Генерал Грязь и генерал Мороз сыграли огромную роль в поражении немцев под Москвой и переходе войны в стадию затяжной, заведомо губительной для Германии. Непонятно, почему этого надо стыдиться. Ведь это наши солдаты и офицеры, не похороненные и неучтенные, сделали так, что немцы не доехали до Москвы в хорошую погоду. Войны ведь не ведутся в безвоздушном пространстве, на их ход очень сильно влияют природно-климатические условия. Это такой же фактор борьбы, как, например, тыловое обеспечение. Погодный фактор был чрезвычайно эффективно использован советской стороной. Почему это плохо?

В 42-м ситуация повторилась еще раз, немцы дошли до Волги и Эльбруса. И захлебнулись наконец в русских просторах, русских снегах и русской крови.

Исключительно солдаты и офицеры 41-го обеспечили победу в войне. Обеспечили самим фактом того, что отказались проиграть, невзирая на те условия, в которые их поставили. Они решили, что краха не будет, а будет война до конца. Решили они это не с помощью заградотрядов и штрафбатов, коих тогда еще не было, а исключительно добровольно. Что способствовало принятию такого решения - коммунистическая идеология, патриотизм, просто понимание того, что «так надо», совокупность всех этих факторов, - принципиального значения не имеет.

Они заставили воевать тех, кто пришел им на смену. Они дали возможность руководству страны прийти в себя и начать руководить войной хотя бы так, как оно умело. Если не было умения, воевали числом, потом и определенное умение пришло. Более того, они заставили преступное руководство стать спасителями Отечества.

Тезис о том, что народ победил не благодаря, а вопреки действиям военно-политического руководства, греет душу, но, увы, он лжив. Так не бывает. Всего за 27 лет до Великой Отечественной у нас была провозглашена Вторая Отечественная, которая сейчас известна как Первая мировая. В начале войны в России наблюдался огромный патриотический подъем, кампания 1914 года была хоть и неудачной, но отнюдь не такой катастрофической, как в 41-м. Руководство страны было отнюдь не таким людоедским, как четверть века спустя. Оно просто было совершенно бездарным. И народ почему-то не победил вопреки ему. Наоборот, как и следовало ожидать при таком руководстве, Россия потерпела сокрушительное поражение, беспрецедентное за всю ее историю. А Великая Отечественная закончилась беспрецедентной победой. И руководство страны к ней причастно. И палач Сталин. И мясник Жуков с его «трехрядкой» (три слоя трупов своих солдат при наступлении). Победить вопреки им все-таки не получилось бы. Они тоже победители, как и те солдаты, чьими телами уложена дорога Брест-Москва-Берлин. Наши вожди позаимствовали победу у будущего, погубив огромное количество собственного народа и нанеся колоссальный материальный ущерб собственной стране. Однако единственной альтернативой такому варианту было полное отсутствие какого-либо будущего у страны и народа. Альтернатива типично русская.

Судя по соотношению погибших и пропавших в начале войны, желающих жить любой ценой было больше, чем выбравших смерть. Но выбравших смерть оказалось достаточно для того, чтобы жили мы.