Конкуренция

Конкуренция

Из всех норм и правил, унаследованных от буржуазной экономики, одна ставит щекотливую проблему, если она сохранится в коллективистской или самоуправляемой экономике. Речь идет о конкуренции. По мнению Прудона, она является «выражением социальной спонтанности», залогом «свободы» объединений. Более того, в течение долгого времени конкуренция будет, по его мнению, «незаменимым стимулом», в отсутствие которого и без того напряженная промышленная деятельность выродилась бы во «всеобщее отлынивание» от работы. Прудон уточняет:

«Рабочая ассоциация обязуется поставлять обществу товары и услуги по ценам, минимально разнящимся с себестоимостью производства. Таким образом, рабочие ассоциации запрещают себе какие-либо слияния [монопольного типа], подчиняют себя закону конкуренции, а свою отчетность делают прозрачной для общества; оно, в свою очередь, оставляет за собой — в качестве адекватной меры надзора — право распустить такое объединение». «Конкуренция и ассоциация основываются друг на друге. (…) Досаднейшей ошибкой социализма является то, что он расценивает ее [конкуренцию], как ниспровержение общества. Но не может быть (…) и речи об уничтожении конкуренции. (…) Необходимо привести ее в равновесие, я бы даже сказал, установить нечто вроде полицейского контроля».

Верность Прудона принципу конкуренции навлекла на себя сарказм Луи Блана: «Нам никогда не понять тех, кто придумывает какую-то загадочную случку двух противоположных принципов. Прививка ассоциации на древо конкуренции — идея убогая: это все равно как заменить евнухов гермафродитами». Луи Блан, в свою очередь, хотел бы «прийти к единообразной цене», устанавливаемой государством, и воспретить всяческую конкуренцию между цехами, работающими в одной и той же области промышленности. Прудон в ответ возражает, заявляя, что цена «устанавливается лишь конкуренцией, то есть возможностью для потребителя (…) обойтись без услуг того, кто запрашивает за них слишком высокую цену (…)». «Уберите конкуренцию, и общество, лишенное движущей силы, остановится, словно часы, пружина которых ослабла».

Конечно, Прудон не закрывал глаза и на недостатки конкуренции, которые он очень полно описал в своем трактате о политической экономии. Он прекрасно понимал, что она — источник неравенства. Он признает, что «в конкуренции победу одерживают наиболее крупные батальоны». Когда она «анархична» (в уничижительном смысле слова) и существует лишь в угоду частным интересам, то неуклонно порождает гражданскую войну, а, следовательно, в конечном счете, олигархию. «Конкуренция убивает конкуренцию».

Впрочем, он считал, что и отсутствие конкуренции не менее пагубно. Рассматривая в качестве примера табачную промышленность, он отмечал, что ее продукты слишком дороги, а предложение неадекватно просто потому, что она в течение долгого времени оставалась монополией, свободной от конкуренции. Если бы такая ситуация существовала во всех отраслях промышленности, страна никогда бы не смогла свести баланс доходов и расходов.

Но конкуренция, о которой мечтает Прудон, не есть предоставленная сама себе конкуренция капиталистической экономики. Это конкуренция, которой придан высший «социализирующий» ее смысл, конкуренция, стремящаяся действовать на основе справедливого обмена, в духе солидарности и при сохранении индивидуальной инициативы; она принесет обществу те самые богатства, которые уводит у него и расхищает в настоящее время частнокапиталистическое присвоение.

Очевидно, что в этой идее было нечто утопическое. Конкуренция и так называемая рыночная экономика неизбежно ведут к неравенству и эксплуатации даже в том случае, если изначально все поставлены в равные условия. Эту систему невозможно совместить с самоуправлением рабочих иначе как на временной основе, как неизбежное зло, пока: 1) среди рабочих не выработается психология «честного обмена», и, что важнее, 2) общество в целом не перейдет от существования в условиях постоянной нехватки товаров к существованию в изобилии, когда конкуренция потеряет свой смысл.

Даже и в течение такого переходного периода, впрочем, представляется целесообразным ограничить конкуренцию сектором потребительских товаров (как это было сделано в Югославии), в котором, по крайней мере, она обладает тем преимуществом, что защищает интересы потребителя.

Кропоткинская школа и некоторые другие анархические течения нападают на коллективистскую экономику прудоновского типа, основанную на принципе борьбы, когда между соревнующимися сторонами устанавливается равенство в исходной точке лишь для того, чтобы бросить их затем в битву, из которой несомненно выйдут победители и побежденные; когда обмен изделиями будет, в конечном счете, производиться по принципу спроса и предложения, «что погрузит [общество] в полную конкуренцию, в самый обычный буржуазный мир». Такие речи сильно напоминают те, что произносят в наши дни против югославского опыта некоторые его хулители из коммунистического лагеря.[52] Они питают к самоуправлению в целом такую же враждебность, какую вызывает у них конкурентная рыночная экономика, как если бы оба эти понятия по своей сущности и на вечные времена были неотделимы друг от друга.