Курортный роман / Политика и экономика / В России

Курортный роман / Политика и экономика / В России

Курортный роман

Политика и экономика В России

Путь от олимпийской сказки до ее превращения в быль занял долгие сорок пять лет

 

Вначале, естественно, было слово. Впрочем, слов по поводу предстоящей Олимпиады произнесено уже так много, что разобраться, кому и когда впервые пришла в голову мысль о зимних олимпийских стартах у «самого синего моря», мягко говоря, непросто. Очевидно же, что история эта началась не 4 июля 2007 года, в день победы сочинской заявки. И даже не в июле 2005-го, когда она была официально подана в Международный олимпийский комитет. Но когда? Результаты проведенного «Итогами» исследования позволяют достаточно точно определить точку отсчета. Путь от рождения зимней сказки до ее превращения в быль занял долгие 45 лет.

Дело техники

Впервые о перспективах развития всесоюзной здравницы еще и как горнолыжного курорта страна узнала в 1969 году — из статьи «Сочи — море, горы, снег, спорт», опубликованной в апрельском номере журнала «Техника молодежи». Первоначальный ее вариант заканчивался так: «Если Советский Союз когда-нибудь получит право на проведение зимних Олимпийских игр, то это будет только Красная Поляна, город Сочи». Однако партийные цензоры — вопрос решался на уровне ЦК — сочли, что не дело автора рассуждать о таких вещах, и «политически незрелая» концовка была удалена. Но остальные мечты — о многочисленных горнолыжных трассах, санно-бобслейных треках, трамплинах и прочих атрибутах Белой олимпиады — остались в неприкосновенности.

Автор пророческой статьи, Светлана Моисеевна Гурьева, руководит, пожалуй, самым важным на сегодня подразделением Олимпийского комитета России — управлением по мониторингу организации и проведения XXII Олимпийских зимних игр. А тогда она была директором Республиканской горнолыжной детско-юношеской спортивной школы, только что открытой в Красной Поляне. Именно с появлением гурьевской школы поселок начал приобщаться к этому виду спорта.

Первый горнолыжный сезон в Красной Поляне был открыт 6 декабря 1968 года, когда семья Гурьевых, только-только переехавшая в поселок, решила опробовать свежевыпавший снежок. Фурор среди местных произвело уже одно появление новоселов на улице — в ярких костюмах из эластика, горнолыжных ботинках, с лыжами на плечах. «На нас смотрели как на ненормальных, — вспоминает Светлана Моисеевна в интервью «Итогам». — Говорили: «Да тут невозможно кататься! Тут такой липкий снег». Я отвечала: «Вот сейчас растопчем, и вы увидите, как тут можно кататься!» Сделали импровизированную трассу и стали по ней шарашить».

Катались тогда главным образом в быстроразвивавшемся Приэльбрусье. Там же жили и работали до своего переезда в Красную Поляну и супруги Гурьевы. А именно — в Терсколе (Кабардино-Балкария), где ими была организована в середине 1960-х первая в стране горнолыжная школа-интернат. Светлана была директором, муж Дмитрий — тренером. Причину смены места работы и жительства Гурьева объясняет заботой о будущем сына, который тогда ходил в пятый класс: тот багаж знаний, который давала местная, национальная школа, родителей не устраивал. Они решили, что сына нужно срочно переводить в русскую. Вопрос — в какую? Можно было, конечно, вернуться в Москву, к родителям. Но горы покидать не хотелось. Тут-то друзья-альпинисты и порекомендовали присмотреться к Красной Поляне.

В январе 1968 года, в зимние каникулы, Гурьевы всей семьей отправились на разведку. Самый последний отрезок пути, от адлерского аэропорта, пришлось преодолевать на вертолете. Других способов сообщения с Красной Поляной на тот момент просто не было: автодорога была перерезана обвалившейся скалой. Но все транспортные и бытовые трудности померкли на фоне развернувшегося перед глазами вида краснополянского урочища: горы, яркое солнце и море потрясающего снега, в котором утопали чуть ли не по крышу краснополянские дома. Это была любовь с первого взгляда. «Мы просто обалдели», — вспоминает Светлана Моисеевна. 

А спустя месяц Гурьева в составе группы тренеров сборной отправилась на зимнюю Олимпиаду во французский Гренобль. И там принялась обрабатывать спортивное начальство. Уговаривала немедленно взяться за освоение региона, расписывая в красках его прелести: уникальный климат, необычайно глубокий и плотный снег, склоны, позволяющие разместить трассы любого уровня сложности... Короче, «восьмое чудо света».

Осада начальственных бастионов продолжилась и после возвращения сборной в Союз. И в конце концов они рухнули перед гурьевским напором. Причем создание детской горнолыжной школы было лишь первой частью плана: школе придавались функции заказчика «проектирования и строительства комплекса горнолыжных сооружений» в Красной Поляне.

Словом, мечты, изложенные в журнальной статье, отнюдь не были бесплодной маниловщиной. И кое-какие намерения даже удалось воплотить в жизнь. Совместно с учеными из проблемной лаборатории снежных лавин геофака МГУ провели исследование возможностей спортивного освоения района. Прорубили первые просеки, проложили первые трассы, установили первые подъемники (буксировочного типа)...

Роковой для первой попытки горнолыжного освоения Красной Поляны стала победа Москвы в конкурсе на право проведения летних Игр: все кадровые и финансовые ресурсы были брошены на Олимпиаду-80. В 1976 году Гурьевых отзывают в столицу. Светлана Моисеевна становится спортивным директором центра подготовки олимпийских сборных в подмосковном Новогорске. «Тоже было интересное время, — вздыхает Гурьева. — Но это было просто работой. Я мечтала об Олимпиаде в Сочи».

Однако тогда, на рубеже 1970-х — 80-х, эта мечта казалась как никогда далекой от воплощения. Без Гурьевых горнолыжная школа просуществовала недолго. Ее какое-то время передавали с рук на руки, из одного спортивного общества в другое, пока окончательно не закрыли. В горнолыжной истории Красной Поляны начался длинный период безвременья. О «восьмом чуде света» в Москве забыли, по меньшей мере, на 10 лет.

Игры разума

Повод вспомнить о Сочи представился во второй половине 1980-х, после того как советским спортивным чиновникам не удалось соблазнить руководство Ленинграда идеей проведения зимней Олимпиады. По словам Виталия Смирнова, старейшего члена МОК, а в тот момент еще и председателя Комитета по физкультуре и спорту при Совмине РСФСР, события развивались так. Вскоре после московской Олимпиады тогдашний президент МОК Хуан Антонио Самаранч предложил своим советским коллегам подыскать подходящий город и выдвинуть его уже на зимние Игры. Дабы повторить, так сказать, успех. Несмотря на бойкот Олимпиады-80, Самаранч высоко оценивал московские Игры — прежде всего с точки зрения их организации. Да и просто симпатизировал СССР.

В Москве решили: «Почему нет?» И начались поиски. Вначале они привели в Ленинград: в советских спортивных структурах его считали самой подходящей, практически идеальной кандидатурой. Основные олимпийские старты предполагалось провести в расположенном неподалеку от мегаполиса Кавголове. Тамошний рельеф вполне подходил для большинства зимних видов спорта, за исключением горных лыж. Но эту часть олимпийской программы можно было откатать и в другом месте. К примеру, в Мончегорске (Мурманская область).

Идея вроде бы нашла поддержку в ЦК. Дело, казалось, было за малым — получить добро местного партийного и советского начальства. Но отцы города — и прежде всего патриарх № 1, первый секретарь Ленинградского обкома Григорий Романов, — энтузиазма, мягко говоря, не выказали. Хватит, мол, с нас Олимпиады-80: некоторые соревнования — например, по футболу — проводились тогда и в городе на Неве. Явного отказа не последовало, но для того, чтобы похоронить идею, достаточно бюрократической волокиты. Когда окончательно стало ясно, что Ленинград отпадает, Смирнов и его команда начали искать альтернативу. Тут-то и вспомнили о начатом, но брошенном краснополянском проекте.

«Принять предложение Олимпийского комитета СССР о выдвижении города Сочи для проведения в нем Олимпийских игр». Решение сочинского горсовета народных депутатов, датируемое началом 1989 года, — первый официальный документ, в котором город фигурирует как потенциальная столица Олимпиады. Речь тогда шла о зимних Играх 1998 года. Однако продолжения история не получила — Сочи даже не был утвержден в качестве кандидата. Город тогда сам снялся с конкурса: агонизирующей стране было явно не до Олимпиад. Для справки: выборы места проведения Олимпиады-98, победителем которых стал японский Нагано, прошли 15 июня 1991 года, за полгода до развала СССР.

Через четыре года Сочи вновь заявил о своих олимпийских амбициях: прицел был на зиму 2002 года. Но дело вновь закончилось поражением, хотя на сей раз и не разгромным. Судя по тому, что город вошел в список официальных кандидатов, шансы все-таки уже отличались от нуля. Кстати, главным аргументом против Сочи-2002 были тогда не бездорожье, разгильдяйство и полное отсутствие необходимой спортивной инфраструктуры, а неспокойная обстановка в прилегающих регионах. Фон в этом отношении был хуже некуда: голосование прошло 16 июня 1995 года, в самый разгар событий в атакованном отрядом Шамиля Басаева Буденновске.

Интересно, что громадье и великолепие госпланов практически никак не отразилось в те годы на развитии Красной Поляны. Тем самым власть предержащая четко дала понять, что проект создания горнолыжного курорта интересует ее не сам по себе, а исключительно как средство зарабатывания внешнеполитических имиджевых очков. Нет Олимпиады — нет и повода для госинвестиций.

Но нет худа без добра. Дефицит государственного внимания привел к бурному росту частного бизнеса. В марте 1992 года создается ООО «Фирма «Альпика-Сервис», ставшая на ближайшие 10, а то и 15 лет главным поселкообразующим предприятием Красной Поляны. Уже в следующем, 1993 году «Альпика» вводит в эксплуатацию первую в долине канатно-кресельную дорогу. По свидетельству знающих людей, взятые под высокий процент кредитные средства отбились всего за полтора года. В 1995 году открывается вторая очередь ККД, потом третья, четвертая, пятая... Потянулся в горы и прочий бизнес — гостиничный, ресторанный, торговый, строительный.

Казалось, жизнь Красной Поляны вошла в устойчивую колею — частные подъемники, частные отели, частные цели. Не слишком амбициозно, но более или менее стабильно. Однако все вновь резко изменилось.

Третья попытка

У этого «великого перелома» была, несомненно, масса объективных причин, но далеко не последнюю роль сыграл и один чисто субъективный фактор: Владимир Путин больше любит горные лыжи, нежели теннис или бадминтон. Свой первый визит в Красную Поляну в качестве главы государства он нанес еще будучи и. о. президента — в феврале 2000 года. В том же году Путин еще как минимум один раз был замечен на краснополянских склонах. Причем всякий раз его сопровождал Леонид Тягачев — еще одно крайне важное для нашего повествования обстоятельство. Тягачев (сегодня — член Совета Федерации) был тогда президентом Олимпийского комитета России и одновременно — президентом Федерации горнолыжного спорта и сноуборда. Ну а пост вице-президента ФГСС занимала Светлана Гурьева.

В общем, заговор налицо. И Светлана Моисеевна эти подозрения подтверждает: «Тягачев настойчиво втягивал президента в олимпийскую тему». А Тягачева в свою очередь втянула она. Что было, кстати, по ее словам, тоже непросто: в осуществимость сочинского олимпийского проекта в тот период практически никто не верил. Слишком свежо было в памяти предыдущее фиаско.

Но в конце концов втянули и Путина. В декабре 2000 года Тягачев позвонил Гурьевой и попросил срочно подготовить схему размещения спортивных объектов в районе Красной Поляны. Эта карта, до сих пор висящая на стене ее кабинета в ОКР, конечно, отличается от нынешней олимпийской топографии. Но общие, родовые черты угадываются без труда. Ознакомившись с получившимся результатом, президент дал отмашку на разработку программы создания горноклиматического курорта (ответственным был назначен Герман Греф, тогдашний министр экономического развития и торговли). И предложил вести параллельно работу по привлечению в страну зимних Олимпийских игр.

Последняя задача осложнялась тем, что свою кандидатуру успела выдвинуть Москва — на проведение летней Олимпиады-2012. В конце концов в кабинетах власти пришли к компромиссу: пролетает Москва — сразу же заявляется Сочи (на 2014 год). Главная проблема была в остром цейтноте: сингапурская сессия МОК, посвященная выборам города — хозяина Олимпиады-2012, должна была пройти 7 июля 2005 года, а последний срок подачи заявки на проведение Олимпиады-2014 — 27 июля. На все про все — 20 дней.

И вот из Сингапура приходит для кого-то печальная, а для кого-то радостная весть: Москва не прошла во второй тур. «Звоню Тягачеву, — вспоминает Гурьева. — Он просит дать ему два часа, после чего скажет, начинать ли процедуру. С кем-то, видимо, переговорил. Перезванивает: «Все, запускай!» Гурьева немедленно летит в Сочи и кладет на стол тогдашнему мэру города Виктору Колодяжному составленный ею текст письма — от имени городских властей в адрес ОКР — с заявкой на проведение Олимпийских игр 2014 года. Колодяжный, по ее словам, «обалдел от неожиданности», поскольку, как оказалось, был совершенно не в курсе дела. Впрочем, недоразумение быстро разрешилось: мэр позвонил губернатору края и больше уже не задавал лишних вопросов. Письмо было перепечатано на бланке мэрии, подписано Колодяжным и в тот же день доставлено Гурьевой в Москву.

Самым сложным во всей этой бюрократической круговерти было провести полагающееся в таких случаях олимпийское собрание — высший орган ОКР. Согласно уставу делегатов нужно было известить не ранее чем за 15 дней до даты созыва. В итоге собрание состоялось буквально за день до окончания срока подачи олимпийской заявки. Кстати, формальным это мероприятие назвать никак нельзя. «Сибиряки тут же заявили: а почему Сочи? — вспоминает Гурьева. — У них, мол, есть места не хуже. Кемерово, например». Тягачеву удалось не допустить бунта на корабле, и одобренная большинством заявка успела попасть в МОК. Но поволноваться инициаторам «Сочи 2014» пришлось изрядно: ситуация до последнего висела на волоске.

Ну а через два года Светлана Гурьева, приехав в составе российской делегации в далекую Тегусигальпу, услышала из уст президента МОК: «Ladies and gentlemen... Sochi!» «Слезы текли», — признается Светлана Моисеевна. И сказать, что эти эмоции понятны, — значит не сказать ничего. Уж кто-кто, а она действительно заслужила эти Игры.