Смотреть не вредно / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Смотреть не вредно / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Смотреть не вредно
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышла в свет новая книга Дины Рубиной «Окна»
Дина Рубина и ее издатель подгадали выпустить книгу к первым числам марта и не ошиблись. В это время оглохшие за зиму читательские души просыпаются и особенно восприимчивы к новым краскам, запахам, ощущениям. А у Рубиной вся проза как раз построена на сочных описаниях. Она умеет показывать незнакомую реальность изнутри. В романе «Почерк Леонардо» это был цирк. В «Белой голубке Кордовы» мир живописи — подлинников и фальшивок. В «Синдроме Петрушки» мы погрузились в кукольный мир, где куклы оживают, а люди становятся марионетками под взглядом невидимого кукловода… В «Окнах» можно найти отголоски всех рубинских вселенных. Но это не роман, а собрание новелл-воспоминаний, объединенных приемом открытого «окна». Каких только окон здесь нет. Блуждая по страницам, мы встречаем «стрельчатые окошки французских и немецких замков, двойные аркады флорентийских палаццо, синие — против сглаза — ставни окон на улочках древнего Цфата, зарешеченные окна Армянского квартала в Иерусалиме, огромные и глубокие окна-сцены Амстердама и закрытые ставнями, таинственно непроницаемые окна-тайны Венеции. Не говоря уже о распахнутых в нашу память окнах Москвы, Винницы, Ташкента…». А рядом с ними «окна-укрытия в высокой башне памяти: все эти затененные стекла, эти дребезги, блики-отражения в мозаике многослойных мазков».
Створки окон открываются в прошлое и будущее, в разные уголки Средиземноморья, которое есть колыбель цивилизации и, согласно Рубиной, времени неподвластно. Время лишь обтачивает эти края, как море гальку. Вместе с рассказчицей вы будете постигать тайный смысл уличных вывесок в Греции, участвовать в раскопках вместе со студентами-археологами Иерусалимского университета, предвкушать полет ангела во время венецианского карнавала… Рубинская система «окон» временами напоминает витраж. Вместе с тем она явный аналог «гипертекста», выдуманного в свое время автором «Хазарского словаря» Милорадом Павичем. Любопытно, что иллюстрации Бориса Карафелова — мужа Рубиной, художника и постоянного иллюстратора ее произведений — создают еще один ряд открытых окон (многие из них изображают вид из окна) и являются неотъемлемой частью общего замысла. В «Окнах» две стихии — словесная и живописная — сливаются, в то время как сюжетная вязь, наоборот, дробится на фрагменты. Книжка даже сделана под формат альбома живописи, где разноцветные ангелы и заоконные пейзажи, сшитые из мазков, как из лоскутков, — не довесок, а полноценная и самостоятельная грань рубинских текстов. Да, Рубина — романтик до мозга костей, с явной гофмановской родословной. Но не только. Очевидно и набоковское влияние, начиная с обнажения приема в названии (как у Набокова в «Камере обскура»), особенностей нюансировки фраз и заканчивая тщательным подбором эпитетов и трепетным отношением к детству. Собственно, вся первая часть «Окон» — воспоминания о советском детстве в Ташкенте и Золотоноше, об атмосфере семейных будней и праздников. Чего стоит только великолепно выписанный образ бабушки с ее затейными байками и сочными словечками на идиш. Умение превращать этнографию в поэзию — особый талант. И он присущ Рубиной. В ее книге есть места, сравнимые в этом смысле с лучшими страницами еврейского классика Исаака Башевиса Зингера.
Писательница не склонна выверять сюжетные конструкции циркулем и линейкой. Они всецело подчинены авторской интонации, полны непредсказуемых крещендо и деминуэндо. Это живопись в прозе. Зато в каждой новелле живет маленькая вселенная, и на каждом шагу, как в кэрролловской сказке, стоит пузырек с надписью «Выпей меня». Туда Рубина и вводит читателя за руку, даря возможность прожить еще одну маленькую жизнь.