Президент Вильсон и «новая» дипломатия Листиков Сергей, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

Президент Вильсон и «новая» дипломатия Листиков Сергей, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

По итогам Первой мировой войны ведущей мировой державой стали США, и тогдашний президент Вильсон попытался использовать открывшиеся возможности для принципиальных изменений в мировом порядке. Результаты оказались противоречивыми

section class="box-today"

Сюжеты

Официальная дипломатия:

Без романтики

Нам есть что предложить Северо-Западу

/section section class="tags"

Теги

Дипломатия

Официальная дипломатия

Война

История

Последняя империя

США

США

/section

Формирование послевоенного миропорядка, прежде всего нового порядка в Европе, в первую очередь связано с фигурой двадцать восьмого президента США Томаса Вудро Вильсона. Именно ему пришлось перестраивать Старый Свет после того, как в результате войны рухнули сразу три империи — Германская, Австро-Венгерская и Российская. Вильсон возглавлял страну в переломный для человечества период Первой мировой войны, заняв президентское кресло после убедительной победы на выборах 1912 года, в которых выступал как кандидат от Демократической партии.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Идейно-политический багаж, с которым Вильсон пришел в Белый дом, вобрал впитанную им глубокую религиозность, убежденность в превосходстве институтов и идеалов американской демократии, мессианскую веру в свое предназначение служить высшей цели — нести их свет другим народам (идея усиления исполнительной власти в США красной нитью проходила в трудах Вильсона «Правление конгресса» (1885), «Конституционное правление в Соединенных Штатах» (1908), «История американского народа» (в 10 т., 1918)). Традиционные внешнеполитические доктрины США, теоретические конструкции ученых — доктрина Монро, концепция «подвижной границы» Ф. Тернера — для Вильсона обретали смысл инструмента прогрессивной по существу экспансии заокеанской республики по всему миру. (Хотя на деле действия США, прежде всего в Латинской Америке, на рубеже ХIХ–ХХ веков нередко носили грубый интервенционистский характер.)

Ступив на стезю политической деятельности, Вильсон прочувствовал и воплотил в своей деятельности тот реформистский импульс, который в первые десятилетия ХХ века пронизал все поры жизни американского общества; в должности губернатора он поддержал антикоррупционные и социальные законы. Платформа «Новой свободы» и действия на посту президента стали продолжением этого курса на разных направлениях: от таможенной и налоговой политики (закон Андервуда, 1913), банковской и финансовой системы (Федеральный резервный акт, 1913) до антимонопольного и трудового законодательства (закон Клейтона, 1914) и ряда иных.

Так что дальнейший вклад американского лидера в обновление системы международных отношений в годы мировой войны опирался на солидную основу. Но Вильсону, по его собственному признанию, до начала войны и думать не приходилось, что вопросы внешней политики займут в его деятельности столь важное место. Хотя разработанная с государственным секретарем У. Дж. Брайаном идея арбитражных договоров по предотвращению конфликтов между странами для недопущения войны (1913–1914) говорила о новаторском запале американского президента. Впрочем, тогда члены клуба «благородных» великих европейских держав, считавших своей привилегией решать принципиальные мировые проблемы, едва ли воспринимали США равными себе, намного превосходя «американского нувориша» по силовой составляющей, армии и флоту, а также опыту и изощренности дипломатии.

Над схваткой

Старый миропорядок, державшийся на соперничавших — и уравновешивавших друг друга — блоках государств, шлифовавшейся десятилетиями секретной дипломатии «больших европейских кабинетов», которые ставили народы в положение своих заложников, и силовом решении международных конфликтов, в августе 1914 года спихнул человечество в пучину кровавой войны, для многих доказав свою ненадежность. Убеждаясь в дальновидности заветов отцов-основателей, предостерегавших американцев от участия в склоках держав Старого Света и извлечения выгоды из торгово-экономических отношений с ними, Вильсон 4 августа заявил о нейтралитете США.

Президент, как и миллионы его сограждан, не мог не оценить исключительной выгоды такого положения. И речь шла не только о зримом росте экономического могущества страны и материального преуспеяния американцев (в результате бурного роста промышленного производства и торговли за счет заказов из Европы США превращались из страны-должника в страну-кредитора: в 1914–1919 годах экспорт увеличился с 2,4 млрд до 7, 9 млрд долларов; инвестиции за рубежом, государственные и частные, — с 3 млрд до 17 млрд долларов). В условиях кровавого безумия, охватившего народы вчера еще считавшейся цивилизованной Европы, Вильсон почувствовал себя избранным выразить волю к миру всего человечества. Заокеанский лидер укреплялся в мысли о новой роли США в мировой политике, по меньшей мере равной с признанными европейскими грандами, а в перспективе и о глобальной гегемонии.

Находясь как бы над схваткой, Вильсон призывает воюющие государства к ее прекращению, подкрепляя декларации попытками посредничества (вояжи советника президента Э. Хауза в Европу в 1915–1916 годах). Позднее, в декабре 1916-го, он призвал страны Антанты и германского блока открыто объявить цели войны. Обе коалиции, однако, верили в возможность военной победы и компромисса не искали. Навязывая себя в качестве миротворца, Вильсон и в практической политике демонстрировал непредвзятость США по отношению к участникам мирового конфликта, решительно протестуя и против притеснений американской нейтральной торговли британской морской блокадой, и против германской подводной войны (действиями подводных лодок). И все потому, что в планы президента победа одной из враждовавших коалиций и неизбежный разбойничий мир «по праву сильного» никак не вписывались; заключенные странами Сердечного Согласия в 1915–1916 годах секретные соглашения о разделе послевоенного мира едва ли учитывали интересы США.

Вильсона не устраивала «старая» дипломатия, в Белом доме искали новые подходы к проблемам международных отношений. В период нейтралитета (до апреля 1917-го) Вильсон нащупывает принципы «новой» дипломатии, изредка выдавая напряженную работу лаборатории своей мысли (в разговоре с французским послом Ж. Жюссераном, в выступлении перед Лигой принуждения к миру 27 мая 1916 года). Президент предлагает, в частности, принципы невмешательства во внутренние дела других государств, равноправия наций, создание интернациональной организации для решения спорных международных проблем.

22 января 1917 года Вильсон выступает с принципиальной речью «О мире без победы», главная идея которой была очевидна: торжество одной из коалиций и грабительский мир вызовет у проигравших чувство ненависти и желание реванша, сделав новую войну неизбежной. Маневрируя, Вильсон в 1916 году поддержал увеличение армии и флота («разумная готовность» к войне) и одновременно, продолжая политику нейтралитета, сохранил репутацию миротворца; переизбрание президентом ему в 1916 году обеспечил лозунг «Он удержал нас от войны». Притом что, пользуясь занятостью европейских держав войной, США в 1914–1916 годах активно использовали силовые методы экспансии (Мексика, Доминиканская Республика, Гаити) в странах Западного полушария, именно они стали полигоном для испытания новых, более гибких методов ведения политики завоевания доверия народов под лозунгом общности интересов американских государств (панамериканские экономические конференции, вывод войск из Мексики, установление более справедливых отношений с Никарагуа и Колумбией).

Искавший новаторские подходы государственный деятель, сложный человек, Вильсон считал принятие принципиальных внешнеполитических решений своей прерогативой. Он формировал команду министров из инициативных исполнителей, самодеятельности от подчиненных не терпел (замена в мае 1915 года У. Дж. Брайана на посту госсекретаря Р. Лансингом, с которым президент «разругался» в начале 1920-го, назначив вместо него Б. Колби). На государственную службу хозяин Белого дома привлекал ученых и журналистов (военный министр Н. Бейкер, глава Комитета общественной информации с апреля 1917-го Дж. Крил, У. Липпман). Официальным дипломатическим контактам Вильсон нередко предпочитал неформальные, опираясь на пользовавшихся его доверием людей (полковник Э. Хауз, ближайший советник; британский дипломат и разведчик У. Вайзман, предприниматель Ч. Р. Крейн). Вильсоновский стиль дипломатии включал в себя и обращение к народам «через головы правительств», и длительные паузы в ответ на самые настойчивые обращения (если реакция вообще следовала; иногда президент просто «впитывал мысли»).

Модель либерального интернационализма

Отвечавшая интересам США линия равноудаленности от участников мировой войны заставляла Вильсона и его англосаксонское окружение маскировать все же проявлявшиеся симпатии к странам Антанты (разрешение частным банкам предоставлять кредиты этим странам, отказ поддержать эмбарго на поставки им вооружений и проч.). После гибели 7 мая 1915 года торпедированного германской подводной лодкой британского пассажирского лайнера «Лузитания», на борту которого находилось 128 американцев, США дрейфовали в сторону антигерманской коалиции. Ее позитивный образ в Америке, не в пример милитаристской Германии, определяли родственные заокеанской демократии Англия и Франция. Эту картину несколько портила Россия, до начала войны, да и после нее воспринимавшаяся в США как авторитарный режим с характерными для него политической несвободой и массой национальных и социальных проблем.

В апреле 1917-го, мотивируя решение преступными и неуклюжими действиями Германии (печально знаменитая телеграмма А. Циммермана о привлечении Мексики на германскую сторону, подводная война), президент принял трудное решение о вступлении США в войну. Но, думается, определили это решения другие соображения: одержи Антанта верх в военной кампании 1917 года, которая по всем признакам могла стать решающей, Вильсона при сохранении США нейтралитета к организации послевоенного миропорядка не допустили бы, о «новой» дипломатии пришлось бы забыть. События в России — свержение царизма, весьма неожиданное для американцев, вызвало за океаном всплеск эйфории и стало для Вильсона подлинным подарком. 2 апреля 1917 года он, объясняя свой выбор в пользу войны высокими моральными соображениями, мог представить ее как столкновение «сил демократии» (антигерманская коалиция) и авторитарных режимов (Германия и ее союзники); США же не искали ни территориальных приращений, ни других выгод, а только достижения справедливости.

Между тем к 1917 году почва для появления заокеанского «мессии» готовилась по мере нарастания страданий народов и отрезвления правящих элит. Либеральные политики и социал-демократы разных мастей искали пути завершения бойни и создания «мира без войн». Весной 1917-го Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов (меньшевистско-эсеровский) высказался за справедливый мир «без аннексий и контрибуций». 1 августа с весомой мирной инициативой выступил папа римский Бенедикт XV. У Вильсона же, занятого связанными со вступлением США в войну проблемами (организация экономики и проч.), цельная программа «новой» дипломатии еще не сложилась. Но необходимость в ней в Вашингтоне осознавали остро, и в начале сентября 1917 года Э. Хауз собрал для ее создания ведущих ученых в специальный исследовательский центр The Inquiry («Исследование»).

Особым стимулом к выдвижению Вильсоном новой программы стал приход к власти в России, на волне нараставшей смуты, большевиков. Документы и действия В. И. Ленина и его единомышленников (Декрет о мире, обнародование секретных договоров) несли в себе идеи, во многом перекликавшиеся с вильсоновскими, и таили в себе угрозу, что русским леворадикалам удастся завоевать симпатии народов, переживавших период социального брожения, — с перспективой распространения русского революционного эксперимента на другие страны.

В речи, прозвучавшей в Конгрессе 8 января 1918 года, знаменитых «14 пунктах», Вильсон дал весомый ответ и этим опасным конкурентам, и европейским политикам старой школы силовой дипломатии. Он предлагал свою модель либерального интернационализма. Секретную дипломатию элит следовало заменить дипломатией открытой, публичной. Центральным звеном программы Вильсона стала идея создания Лиги наций — глобальной организации коллективной безопасности — вместо неустойчивого равновесия блоков, «в целях создания взаимных гарантий политической независимости и территориальной неприкосновенности как великих, так и малых народов». Вильсон видел будущий мир основанным на их равенстве, включая и «непредвзятое» решение колониального вопроса, свободе морей, устранении препятствий для международной торговли.

Целый ряд статей был посвящен проблемам национально-территориального устройства послевоенной Европы и мира: «создание независимой Польши», «освобождение и восстановление» Бельгии, Румынии, Сербии, Черногории, а также Франции с возвращением ей Эльзаса и Лотарингии (утраченных в результате франко-прусской войны 1870–1871 годов); исправление границ Италии «на основании ясно выраженных национальных данных». В отношении России предполагалось предоставить ее народу «принять независимое решение относительно ее собственного развития и национальной политики» при «лучшем и свободном содействии со стороны других наций». Поддерживая «право наций на самоопределение», Вильсон вместе с тем весьма бережно относился к судьбе больших многонациональных государств, понимая, сколь разрушительным может быть их распад. А потому в «14 пунктах» осторожно говорилось о возможности «автономного развития» народов Австро-Венгрии и «национальностей, находящихся под турецкой властью», «при прочном суверенитете турецких областей, входящих в состав Оттоманской империи». Вильсон хотел бы видеть основанное на родстве демократических принципов мировое сообщество республик, рожденное в результате прозрения народов в период трагических испытаний мировой войны.

Выступая за решительное сокращение вооружений, президент давал понять, что его «новая» дипломатия отводит силовым методам решения проблем более скромную роль, уповая на рычаги морального и экономического воздействия. То есть на те средства, в которых американцы были сильны. Едва ли есть основания усомниться, что либеральная, привлекательная программа Вудро Вильсона была сверстана в расчете на достижение лидерства США в послевоенном мире. Президент сумел синтезировать новаторские идеи и провозгласить их целью внешнеполитических усилий страны, придав своим инициативам характер «божественного откровения». Идеи, изложенные в «14 пунктах», Вильсон развивал впоследствии в ряде выступлений — 11 февраля, 4 июля и 27 сентября 1918 года.

Особо присоединившаяся держава

Своей программой Вильсон подчеркивал «особость» США в составе антигерманской коалиции. Не случайно в Вашингтоне изобрели для себя статус «присоединившейся державы», оставив понятие «союзники» странам Антанты. Принимать участие в боевых действиях на Западном фронте войска США не спешили. Первые части во главе с командующим генералом Дж. Першингом прибыли во Францию в июне 1917-го, а боевое крещение американцы приняли только в апреле 1918-го. Их потери, до 350 тыс. человек убитыми и ранеными, не шли ни в какое сравнение с жертвами европейских народов. Зато строительство современной армии происходило с чисто американской предприимчивостью: с 18 мая 1917 года (принятие закона о всеобщей воинской повинности) до завершения войны ее численность увеличилась с 270 тыс. более чем до 4 млн человек (из них более 2 млн было переброшено в Европу).

Расчет был очевиден: эта сила должна была при подведении итогов войны подкрепить претензии Вильсона на особую роль Америки в послевоенном мире. Отметим и то, что Вильсон, поддавшись давлению союзников и во многом изменив своему принципу невмешательства во внутренние дела других государств, летом-осенью 1918 года направил американский контингент (до 15 тыс. человек) для участия в антисоветской интервенции на север и восток России. Там американцы славы не сыскали, их пришлось убирать с севера России в июне 1919 года, а с востока — весной 1920-го. Так что переплетение «нового» и «старого» в реальной политике Вильсона было, что называется, налицо.

И все же в условиях порожденной войной социальной нестабильности «14 пунктов» становились привлекательными для миллионов простых людей, существенно ослабляя для них притягательность звучавших из Москвы лозунгов. Вильсон предложил путь социального и международно-правового обновления посредством реформ и эволюции, а не ультрарадикальных и разрушительных экспериментов. Все это побудило правящие круги воюющих государств по достоинству оценить идейные искания лидера США. Политики держав Антанты не без колебаний и внутреннего сопротивления, но все же приняли их как наиболее полное воплощение целей антигерманской коалиции в войне. Для Германии после неудачи весеннего наступления на Западном фронте 1918 года, в условиях нарастания общественно-политического кризиса (3 ноября в стране начались революционные события) вильсоновские обещания справедливого отношения ко всем участвовавшим в войне народам дали основания сложить оружие (Компьенское перемирие, 11 ноября 1918-го).

Звезда Вильсона, казалось, никогда не стояла столь высоко. В странах Европы, куда он, нарушив традицию, отправился самолично для участия в Парижской мирной конференции, заокеанского лидера встречали толпы восторженных людей. Однако работа конференции, продолжавшаяся год с лишком (с 16 января 1919-го до 20 января 1920-го), разрушила иллюзию, что именно вильсоновские идеи правили миром. Президенту пришлось столкнуться с маститыми европейскими политиками, прагматично решающими свои задачи скорее в духе «старой» дипломатии и с позиции победителей при заключении мира с Германией (Версальский договор, 28 июня 1919 года): репарации, установление границ государств послевоенной Европы, включая территориальные изменения; проявлялось это и при решении колониального вопроса и создании Лиги наций. Вильсону оппонировали премьер-министр Франции Ж. Клемансо и его британский коллега Д. Ллойд Джордж (он, впрочем, занимал более гибкую позицию).

Не то чтобы в Париже не был отчетливо слышен голос президента США. Но ему, грезившему об «американском мире», устроенном на казавшихся слишком идеалистическими принципах «новой» дипломатии, постоянно приходилось искать компромисса с европейскими политиками. Но и они понимали, что после перенесенного человечеством кошмара определенные новации в организации мироустройства назрели, и с Вильсоном старались договориться.

Резонность создания его любимого детища, Лиги наций, сомнению не подвергалась — другое дело, что англичане и французы не собирались отдавать ведущую роль в ее работе американцам. Поиски западными политиками в Париже подходов к решению архисложной «русской темы» вполне отразили этот компромиссный курс: здесь были и инициированные Вильсоном и Ллойд Джорджем попытки «договориться» с большевиками о прекращении гражданской войны (оказавшиеся безрезультатными миссия в Москву американского дипломата У. Буллита и «Принкипский проект»). Были отвергнуты большинством крупных политиков (но поддержаны британским военным министром У. Черчиллем и французским маршалом Ф. Фошем) проекты силового свержения Советов (интервенции). Наконец, оказался неэффективным план англичан и французов окружить Советскую Россию поясом враждебных ей государств и правительств для предотвращения распространения большевизма, с которым Вильсон, не находя лучшего, скрепя сердце согласился.

Промежуточные итоги

Думается, Вильсон не мог не испытывать разочарования, осознавая изъяны своей работы в Версале. Ими не замедлили воспользоваться политические оппоненты в США, значительно усилившиеся на гребне поднявшейся в стране в силу разочарования итогами войны волны изоляционистских и антирадикальных настроений и неудачных для демократов выборов в Конгресс осенью 1918 года. В Сенате сложная по составу республиканская оппозиция во главе с сенатором Г. К. Лоджем еще летом 1919-го начала борьбу против ратификации Версальского договора и участия США в Лиге наций (ее устав был включен в текст документа).

Противники президента выступали под лозунгами защиты традиционных, доказавших свою состоятельность принципов американской внешней политики (доктрина Монро), против ограничения Лигой свободы действий США в мировых делах, вмешательства ее в вопросы национальной политики (иммиграция и ряд иных). Вернувшийся летом 1919 года в США Вильсон должной гибкости в поисках компромисса с политическими оппонентами не проявил. Он вел энергичную публичную кампанию в защиту Лиги, убеждая американцев, что достигнутое в Париже все же верный шаг в направлении утверждения либерального миропорядка, отвечающего и интересам США. Перенапряжение сил завершилось для президента плачевно, в конце сентября его поразил инсульт, крайне негативно сказавшийся на его способности действовать. Стоявшие за ним силы лишились общепризнанного лидера и потерпели фиаско, в марте 1920-го Сенат отверг Версальский мирный договор с положениями о Лиге наций.

Победившие на президентских выборах 1920 года республиканцы, казалось, отвергли вильсоновский интернационализм. Но на деле это не помешало им вести самый активный внешнеполитический курс, наращивая вес в мировых делах средствами в первую очередь торгово-экономической экспансии и одновременно усиливая военный потенциал. Это подтвердили решения Вашингтонской конференции 1921–1922 годов, в частности в вопросе об ограничении морских вооружений (соотношение тоннажа линкоров и авианосцев, находившихся на вооружении США, Англии, Франции, Италии и Японии, было зафиксировано в пропорции 5:5:3:1,75:1,75).

Это свидетельствовало о том, что смелый, опиравшийся на рост экономического могущества США в годы Первой мировой войны вильсоновский рывок к высотам мировой политики позволил его стране не только застолбить за собой место в элитном клубе великих держав, но и открыть самые широкие перспективы в борьбе за мировое лидерство. Идеи и принципы Вильсона вплетались в живую ткань мировой политики, определявшей отношения народов и правительств; постоянным элементом международного правопорядка становилась Лига наций.

Не забудем о нравственной стороне вильсоновских «новой» дипломатии и миротворчества, нередко обретавших форму религиозной проповеди. В 1919 году за «привнесение фундаментального закона человечества в современную международную политику» Вильсону была присуждена Нобелевская премия. Вильсоновские идеи, опыт, словарь впитывались крупнейшими политиками Америки; свои университеты государственной службы на посту помощника морского министра в 1913–1920 годах проходил Ф. Д. Рузвельт. Но, как это часто случается с блестящими учеными и политиками, вильсоновское новаторство опередило время.